18 апреля 2017, 15:25
Какое отношение имеет Пифагор к кремлевским пропагандистам?

Кремлевские башни уделяют большое внимание информационной войне, потому что видят эффективность её ведения. Причём тут речь идет не только о самих правдах, фейках, пост-правде и прочих подобных категориях. Цифровая информация позволяет вести довольно точный учет всех этих «ударов» с точностью до спб («символа без пробела») и оценивать масштабы ЦА как мишени.

Именно поэтому есть смысл посмотреть на внутреннюю сторону этого процесса со стороны ноучно-популярной, в частности Пифагора, идеи которого в современном мире начинают свою новую жизнь. И кто раньше это начнет применять, тот быстрее получит как минимум конкурентные преимущества.

Этот тезис и вопросы к нему сформировалась под влиянием идей и мыслей Бертрана Рассела, разбросанных в его истории западной философии. Рассматривая ее источники, он замечает, что философские теории античных греков способны возрождаться в новой форме в современных условиях. При этом они являются лишь толчком для дальнейших усовершенствований.

И здесь Рассел напоминает про Пифагора, который в основу миропорядка полагал число. Символичность числа, как средства математики, привели Пифагора к мысли, что должно существовать внематериальное и универсальное начало всех начал – «мировой дух». В те времена под словом «дух» (пневма) подразумевали несколько другие вещи, чем мы, но общий смысл именно такой. Другими словами, вся эта мистика-метафизика долгое время воспринималась со стороны ученых и рационалистов чудачествами старого грека, пока не появились такие науки как кибернетика и теория информации.

Тут нужно сделать небольшое отступление в недавнюю историю. Не секрет, что в Советском Союзе достаточно долго кибернетику считали «лженаукой» и приводили по этому поводу интересные доводы, что может стать темой отдельного обсуждения. А во времена Рассела как раз и велись эти все дебаты. 



Можно думать проще: Бертран Рассел в шестидесятых годах прошлого века не мог представить, что эти науки приведут мировую культуру к наступлению эпохи цифровой информации, по которой идеи Пифагора об универсальности числа (а точнее счисления) возродят новейшие метафизические ожидания. Саму же информацию Рассел рассматривал как один из вариантов математических теорий - и не более. Поэтому, собственно говоря, он и не имел веских оснований ставить себе вопрос - какими неожиданными аналогиями (согласно его же собственным мнением о возрождении античных представлений) может через каких-то 30 лет обернуться идея Пифагора о универсальном значении числа. А тем временем осовремененная философия технологий, основой которых является математическое исчисление, уже заглядывает за пределы своего прикладного применения и предлагает рассматривать информацию и как познания (эпистемологию), и как выразитель добра и зла (этику), и даже как универсальное.

Интересно, а возможно и удивительно, что аналогии между пифагорейской мировоззренческой традиции и господством информации в современном мире до сих пор не сложились в одну линию. А она, кажется, довольно очевидна.

Или у некоторых сложилась? Так как некоторые удивительные изменения в восприятии логики и этики в условном «прокремлевском» информационном круге уже нельзя списать исключительно на русский архетип. А остальные выводы пусть читатель делает сам.