Крах "русского" Возрождения

Это интервью с Павлом Лунгиным появилось еще в время съемки фильма «Царь».

Когда я читаю подобное, то вхожу в нирвану. Такое изобилие умных и откровенных мыслей уже не оставляет места для оценок. Может потом, когда-нибудь. Сейчас же я просто утопаю в восхищении, соприкасаясь с магией великой режиссуры, где сценой становится сама жизнь.

Вот некоторые выдержки из той беседы:

— Мне почему-то кажется, что Иван Грозный сломал что-то в движении времени. Вот Россия была на грани Возрождения. Вот митрополит Филипп был представителем старого русского дворянства. Он был архитектор, инженер, изобретатель великий, гуманист. Что он сделал на Соловках! Там был кирпичный завод с автоматами, они там при помощи лошадей рыбу ловили, сети тянули, были такие механизмы. Иван Грозный что-то сломал, не дал России перейти к Возрождению, он сохранил Средневековье, и мы с тех пор ходим по кругу. У Европы поступательное движение, а мы — по кругу. Никто не будет в Англии говорить, что Генрих VIII— великий спаситель нации, а у нас такую ахинею про Ивана Грозного говорят. Может, где-то в Африке или Камбодже казнили еще больше, чем у нас. Не знаю… Мы крутимся, как карусель, на одном месте. Где-то стоит призрак Ивана Грозного, и мы к нему то ближе, то дальше.

— Делание фильма — это такой процесс… Ты получаешь ответы на вопросы, на которые на рациональном уровне ответа нет.

— У Лидова есть идея, что существует некое пространство перед иконой, в котором находится человек, — вот оно и есть сакральное. Не икона и не церковь, а это вот пространство. Не просто духовное, а обращенное вверх. Он придумал науку новую, называется «иеротопия».

— Мы сейчас переживаем глубокую трагедию демократии. Известно: путь к демократии прекрасен, а торжество ее может быть отвратительно. Телевидение — это вершина демократии. Нет ничего отвратительнее телевидения как воплощения власти большинства. Любое переключение программ в телевизоре — это же чистое демократическое голосование. И в этом смысле чувство катастрофы есть у всех думающих людей, кто смотрит телевизор.

— Было время, очень похожее на наше. Это, конечно, время Древнего Рима. Интуиция ведет меня туда, во времена первохристиан. У римлян не было телевизора, но был Колизей, и там по полгода без перерыва шли гладиаторские игры. В это время граждан Рима бесплатно кормили, поили. И они каждый день развлекались, и каждый день было весело, текла кровь, и вообще было здорово. И эти гладиаторы были такими поп-звездами. Гражданин Рима должен был только голосовать. А трудились рабы. Гражданина Рима вот так развлекали этими играми, потом его подводили к урне, и он голосовал. Потом от него опять отставали, и так до следующего голосования. Но в эту пору рабы в подземельях вырезали ножами этих рыбок! Это очень близко все и похоже на нынешнее время. Поэтому если появится сейчас религия, то появится она где-нибудь у таджиков, у этих бесправных рабов, у гастарбайтеров, которых по бумажкам — фактически — не существует. Появится какой-нибудь чудотворец, и я, как христианин, с ужасом жду его появления. Мне кажется, мир уже готов к такой религии. И молодежь, и фанаты, и болельщики «Спартака» — все они идут к чему-то экстремальному, одетому в псевдодуховные одежды. Это может быть трагично для нас всех, потому что это может вызвать окончательное разрушение культуры.

- Главная проблема современной жизни — полная потеря смыслов, это разъедает не только Россию, но и весь мир. Вообще-то человечество создано Богом не для того, чтобы жить мелким эгоистическим интересом. Такой интерес, конечно, нужен, но не в отсутствии движения вперед и вверх.

— Я тут прочитал одно футурологическое исследование, там написано, что политика как конкуренция программ скоро умрет. Будет конкурс мечты! Политики будут говорить не что и как нужно сделать, а о чем они мечтают! И побеждать будет тот, у кого лучше и красивее мечты.

— Старик, мудрость у меня уже есть. А счастья уже не будет. Мы все выбрали мудрость в каком-то смысле. А счастье долго не длится… Счастье знаешь у кого долго длится? У дураков. В этом смысле счастье — это первый признак прогрессивного паралича. Жизнь остановилась — вот и счастье… История человека вообще началась с изгнания из рая. Какое уж тут счастье может быть. И началось то, что мы называем историей. А мудрость… Как сказал Экклезиаст, мудрость не делает счастливым. Может быть, даже наоборот…

— Режиссура — это же не так, что всем рассказать, что нужно делать, и строго со всех спросить. Режиссура — это проблема создания мира. Есть режиссеры, которые идеологию создают, а есть которые создают мир. Вот создашь мир, а в нем все начинает происходить как бы само собой. И никем управлять не нужно. Там у тебя нет проблемы хорошей игры актера или плохой… Если там, в этом созданном тобой мире, все — правда. Хотя… что значит правда? Этого мира ведь реально не существует… Но он же должен как-то у тебя из головы выйти, и это главное

А что чекисты, они круче опричников или нет? И какие в этом контексте можно провести параллели с современностью? И еще одна тема, которая волнует (или начнет волновать после твоего фильма) публику: спал ли Иван Грозный с младшим Басмановым? Как, кстати, это отражено у Эйзенштейна?

— Знаменитая пляска Басманова в женском платье. Думаю, этот момент его интересовал. Но, отвечая на твой вопрос, могу сказать: да, известно, что Иван Грозный спал с Басмановым.

Везде они! И, сука, всегда… Но он хоть красавец был, этот Басманов?

— Да, он был очень красивый. К слову, потом по приказу царя Басманов казнил своего отца. Все они были невероятные люди… Отцу отрубил голову — но и это его не спасло… Знаете, мне в общем-то не хотелось делать политический фильм. Не хотелось истории русских Калигулы и Нерона. Хотя между ними много общего. Нет ничего страшнее, чем художник на троне. И наш Грозный был поэт, писал музыку…

Интересно, что по отцу он был Рюрикович, а по матери — из Глинских. А Глинские — это потомки Мамая. То есть он объединил обе традиции: варяжскую и татарскую. Кстати! Вот, например, есть люди, которые считают Ивана Грозного великим, защищают его: что вы пристали к человеку? Что Ивановы четыре тысячи трупов? Вон хваленое «цивилизованное» общество за одну ночь угробило двадцать тысяч гугенотов!

— Чушь! Да он в одном Новгороде больше убил! Эти твои защитники Грозного вспоминают только его поминальный список, куда он включил четыре тысячи человек. В этом его списке были только аристократы, а сколько он убил простых крестьян? Посадских, кстати, он тоже за людей не считал. Это же были невероятные массовые репрессии! Он, опять же, применял принцип библейских ветхозаветных казней. Когда кто-то подвергался опале, убивали не только его самого, но и его семью, его дворовых, слуг, скот, рубили лошадей, коров, собак, кошек, кур.

И выводили тараканов? Пардон. Черный юмор.

— Это все проклятое место измены должно было быть выжжено дотла! То есть четыре тысячи — это не людей, а родов, семей, фамилий, с родней и слугами.

Однако — не знаю, согласишься ли ты со мной, но я скажу, — уровень жестокости Ивана Грозного более или менее соответствует уровню жестокости тогдашнего времени. Например, Генрих VIII, живший примерно тогда же, был чудовищно жестокий человек.

— Не знаю, судите сами. Ученые считают, что при Грозном население России сократилось на треть. Весь центр России вокруг Москвы был опустошен. Кого-то убили, а оставшиеся в живых убегали. Это была страшная фантазия безумного художника, который развивал свои идеи и довел все до абсурда. Сами эти его походы были какие-то шутовские. Смотрите: человек собирает армию и идет воевать. Вот город Тверь по пути в Новгород. Открываются ворота Твери, выходят с хлебом-солью люди… Зачем воевать? И так все отдадут. Однако их возвращают обратно, ворота закрывают: пушки, штурм. Берут город, вырезают жителей и с подводами награбленного добра идут дальше. Это что, тоже просто жестокость? Как у Генриха VIII? Нет, пожалуй, это что-то другое, чему еще и названия-то не придумали…

Есть легенда, что стены монастыря на Соловках сложили татары, плененные при взятии Казани. Будто бы Иван прислал их Филиппу в подарок.

— Когда читаешь, что на Соловках у Филиппа была машина по разливу кваса… Автоматическая пекарня. Система каналов, шлюзов. Кирпичный завод-полуавтомат, который просуществовал до 30-х годов XXвека.

В 1937-м Соловки закрылись как лагерь.

— Тогда и были разрушены остатки его изобретений. Я, конечно, вижу в Филиппе Колычеве "русского" Леонардо. Потому и Янковский — у него благородное прекрасное лицо. У Пети Мамонова лицо тоже прекрасное, но иначе. Они составили такую шекспировскую пару. Два характера, два мощных человека, и драма, и трагедия их отношений. Я уверен, что Филипп принес себя в жертву, думая остановить кровь. Он прекрасно понимал, что его ждет…

Насколько я помню, канонизировали Колычева в беспрецедентно короткий срок — после его смерти прошло лет семьдесят или восемьдесят.

— Да. Никон его объявил святым. Начались чудеса вокруг могилы. Очень интересно, что сначала Иван хотел его казнить, как колдуна сжечь. Но казнить действующего митрополита — это как-то слишком. И он сослал его навечно в монастырь. Под Тверь. И по пути на Новгород, проходя мимо Твери с намерением ее разрушить, он заехал к Филиппу. И послал к нему Малюту Скуратова — просить благословения на взятие Твери. На «подвиг» свой. И Филипп опять отказал! Уже понимая, что это значит. Малюта его задушил. Подушкой.