Любовь и ненависть: Советско-нацистское сотрудничество

29 июля 2017, 10:00
Когда речь заходит о военном и военно-техническом сотрудничестве СССР и Германии, на ум прежде всего приходят события 1939—41 годов.

Действительно, после подписания печально известного пакта Молотова-Риббентропа контакты между военными двух родственных режимов приобрели широкий размах и — внешне — дружественный характер. В СССР и сегодня в России много писали и до сих пор пишут о том, как германская и советская армии совместно громили польские вооруженные силы, о том, как скрупулезно сталинский режим выполнял свои обязательства, вплоть до 22 июня 1941 года поставляя Германии нефть, стратегическое сырье и зерно, и как германские «партнеры» затягивали отправку в СССР самой современной военной техники, в которой были остро заинтересованы советские предприятия и особенно конструкторские бюро.

Специфическим, но критически важным для Москвы элементом советско-немецкого сотрудничества в военной области было участие ученых побежденной Германии в осуществлении в СССР ядерной и ракетной программ. Без них создание советского ракетно-ядерного щита затянулось бы, как минимум, на несколько лет. Но об этом чуть позже. А пока нельзя не сказать, что военное сотрудничество Советской России и Германии началось, по крайней мере, за пятнадцать лет до того, когда Иосиф Сталин и Адольф Гитлер, публично продемонстрировав взаимные симпатии, разделили между собой Восточно-Центральную Европу.

ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ЛЮБВИ НЕМЕЦКОГО ЛЕТЧИКА И РУССКОЙ ДЕВУШКИ

Начнем, однако, с истории, казалось бы, далекой от политических интриг, стратегических замыслов и решений, меняющих судьбы народов и государств. В 1925 году немецкий летчик, волею судеб оказавшийся в небольшом, утопавшем тогда в зелени Липецке, познакомился, скорее всего, на танцах в городском саду с русской девушкой. Ее звали Надя Горячева. Они понравились друг другу, начался роман. Надя, правда, не знала немецкого языка, но раздобыла старый немецко-русский разговорник. Несмотря на строгие запреты, немецкий офицер часто приходил к своей подруге домой, однажды влюбленные даже попросили соседку сфотографировать их. После возвращения в Германию летчик писал Надежде письма на бланках, украшенных свастикой, звал в Берлин. Сразу после начала войны Надежду арестовал НКВД. В Липецк она вернулась только в 1948 году, больной и полубезумной, и вскоре умерла.

Эта история не заслуживала бы внимания, если бы не одно обстоятельство. Ходят упорные слухи, что немецкого летчика звали Герман Вильгельм Геринг, и через несколько лет после возвращения на родину он стал фельдмаршалом и вторым человеком в гитлеровской иерархии. Официальные историки и в Германии, и в России, разумеется, утверждают, что в немецких и российских архивах не найдено никаких документов, подтверждающих пребывание Геринга в Советской России в середине 1920-х годов. Более того, говорят они, хотя Геринг и был одним из самых известных воздушных асов Первой мировой войны, находится в России в 1925—26 годах он никак не мог. В это время он долго лечился в частной клинике в Швейцарии. Отсутствие документов не удивительно. Ни в Берлине, ни в Москве не были заинтересованы в том, чтобы широкая публика когда-нибудь узнала о длительном пребывании нациста № 2 в Советском Союзе. Ну, а почистить архивы или подделать историю болезни для советских и нацистских властей ничего не стоило. Иногда историки предлагают некий компромиссный вариант: под фамилией Геринг в России был какой-то иной немецкий летчик, который в целях конспирации скрывал свое настоящее имя.

Как бы то ни было, роман русской девушки с немецким летчиком, судя по всему, имел место. Писем, которые он посылал своей возлюбленной, никто не видел. Если они сохранились, то искать их нужно в архивах липецкого ФСБ. Но вот фотографию, на которой Надя снята со своим кавалером, видели многие. Каким-то образом она не попала в руки местных чекистов. Говорят, что летчик действительно похож на молодого Геринга, весьма эффектного офицера типично немецкой внешности. Эту историю можно было бы оставить для сочинителей сентиментальных любовных романов, если бы не один вопрос: что, собственно, делали немецкие военные летчики в 1920-е годы в провинциальном советском Липецке?

СОЮЗ ДВУХ ПАРИЕВ

Ответ на этот вопрос для многих может оказаться неожиданным: с середины 1920-х и по 1933 год в Советском Союзе действовали полигоны для испытаний новых немецких вооружений, готовили летчиков и танкистов для германских вооруженных сил (их тогда именовали рейхсвером), поддерживались тесные контакты между высшим командованием Красной армии и рейхсвера, а в Германии изучали военное дело высшие командиры Красной армии.

Корни этого сотрудничества уходят в 1919 год. В его начале в Берлине был арестован высокопоставленный советский деятель Карл Радек, один из самых пронырливых и омерзительных персонажей первых лет большевистского режима. Он заявился в Германию для подготовки коммунистического переворота, но попал в камеру знаменитого берлинского Моабита, которую ухитрился превратить в некий политический салон. Правда, особой заслуги Радека в этом нет. После поражения в Первой мировой войне Германия оказалась в изоляции, а Версальским мирным договором ей запрещалось, помимо всего прочего, «производить, хранить и испытывать современное вооружение, военную авиацию, танки, тяжелую артиллерию, химическое оружие». В Берлине, естественно, искали пути ослабления изоляции и сохранения высокого военно-технического и военно-научного потенциала. Одним из таких путей было установление сотрудничества с Советской Россией, в том числе военного. Судя по всему, в Моабите с Радеком обсуждали возможность и условия такого сотрудничества.

Важную роль в организации военных контактов с Россией играл тогдашний командующий рейхсвером генерал Ганс фон Сект, сторонник раздела Восточной и Центрально-Восточной Европы между Германией и Россией. «Я отклоняю поддержку Польши, — писал, например, он в феврале 1920 года, — даже в случае опасности ее поглощения Россией. ... Если мы в настоящее время не можем помочь России в восстановлении ее старых имперских границ, то мы не должны ей, во всяком случае, мешать… Сказанное относится также к Литве и Латвии» i. Такие настроения были распространены в германском истеблишменте вплоть до 1941 года. Возможно, в Москве предполагают, что подобные взгляды сохранились в современной Германии, и рассчитывают, что в конечном итоге Берлин снисходительно отнесется к попыткам Кремля восстановить свое господство в Центрально-Восточной Европе. Правда, стоит добавить, что фон Сект писал также: «Мы (то есть Германия — ЮФ) готовы в собственных интересах, которые в данном случае совпадают с интересами Антанты, создать вал против большевизма» ii.

Как бы то ни было, в начале 1920-х годов в Берлине решили, что можно и нужно использовать Россию для производства и испытания новых вооружений, прежде всего авиации, танков и боевых отравляющих веществ, и подготовки специалистов, способных осваивать и эксплуатировать такое оружие, а впоследствии обучать этому новые поколения офицеров.

В Москве, куда в начале 1920 года вернулся выпущенный из Моабита Радек, немецкие предложения были встречены с восторгом. Их одобрили и Ленин, и Троцкий. СССР, подобно Германии, также оказался в 1920-х годах международным парией. Дело было не только и не столько в установлении в России большевистского режима — с этим лидеры западных демократий легко смирились, тем более что попытки Кремля организовать пролетарские революции в Европе блистательно провалились. Неприемлемым для европейского и американского истеблишмента был отказ большевиков признать долги прежнего правительства, что затрагивало интересы большого числа мелких держателей российских бумаг, особенно во Франции. Великобритании и США. Выплачивать долги большевики, естественно, не собирались, а потому были остро заинтересованы в политическом, экономическом и военном сотрудничестве с Германией, которая вопрос о долгах не ставила. Кроме того, в результате Гражданской войны и эмиграции многих ученых и инженеров, занимавшихся разработкой и производством вооружений, Советская Россия фактически осталась без военной промышленности. А участие в испытаниях и освоении новейших танков и самолетов позволяло советским инженерам получить необходимые знания в областях, представлявших для Кремля особый интерес.

Кремль также был заинтересован в подготовке компетентного и одновременно лояльного новой власти офицерского корпуса. Поэтому несколько десятков, а может быть — и сотен, «красных командиров» или «краскомов», выдвинувшихся в годы Гражданской войны, прошли подготовку в Германии, где в условиях конспирации их обучали военному делу крупные немецкие военачальники. «Краскомы», в массе своей малограмотные, умели произносить зажигательные речи о борьбе с классовым врагом и победе мировой революции, бросаться в атаку с шашкой наперевес, но об организации войск и штабной работе имели весьма смутное представление. Этим занимались «военспецы» — мобилизованные под угрозой расстрела генералы и офицеры бывшей царской армии, находившиеся под двойным контролем армейских чекистов и политических комиссаров. Но после окончания Гражданской войны верхушка ВКП(б) решила, что в пролетарской армии «военспецам» делать нечего, и их в массовом порядке стали заменять «краскомами», которых ускоренно обучали в спешно созданных военных училищах и затем в академиях, а высший состав — у немецких специалистов. Правда, почти все они в 1936—38 годах были уничтожены в лубянских подвалах. Сталин нуждался не столько в образованных, сколько в преданных, пусть и туповатых, но зато безотказных исполнителях его приказов.

В итоге, сложился неформальный союз двух государств-париев тогдашнего мира — так называемой «веймарской Германии» и Советской России. Это была своего рода смесь любви и ненависти, как написали бы в журналах для домохозяек. Наверное, точнее было бы назвать военное сотрудничество Москвы и Берлина сожительством по расчету, хотя определить, кто кого взял на содержание, было бы затруднительно. Обе стороны вряд ли получали от этого удовольствие — по сути дела, они ненавидели друг друга. Однако реальные и иллюзорные выгоды заставляли их сотрудничать и даже улыбаться. Советская Россия смогла получить образцы перспективных для того времени вооружений и повысить квалификацию своего комсостава, Германия — не только готовить военные кадры, но и сохранить высокий военно-технический уровень вооружений.

АВИАТОРЫ, ТАНКИСТЫ И ВОЕННЫЕ ХИМИКИ

В начале 1920-х годов и в Берлине, и в Москве разрабатывались масштабные планы сотрудничества в военной области. В Германии всерьез обсуждался проект переноса военной промышленности в Россию, с воодушевлением встреченный большевистской верхушкой. В Берлине, правда, быстро поняли, что построить мощные военные предприятия в России можно, но вот сохранить их, если большевики решат присвоить эти заводы, будет гораздо сложнее. На практике поэтому все оказалось гораздо скромнее. Фирме Юнкерс был передан в концессию Русско-Балтийский авиационный завод в Филях. Там в 1923—25 годах производились самолеты как для немецкой армии, так и для большевистских военно-воздушных сил. В 1925 году в Филях было построено 170 самолетов, 120 из которых, примерно половина всего советского производства боевой авиации, были переданы СССР. Но главное в том, что Юнкерс организовал на этом заводе самое современное по тогдашним лекалам производство, создав основу советской аэрокосмической отрасли. После Второй мировой войны он был преобразован в завод имени Хруничева, где разрабатываются и производятся советские, а ныне российские баллистические ракеты.

Было достигнуто также соглашение с Германией о производстве в России самого мощного по тогдашним временами боевого отравляющего вещества — иприта. Для этого было создано финансируемое рейхсвером советско-германское общество Берсоль, которому был передан дореволюционный завод Ушкова в селе Иващенково, ныне город Чапаевск. Немецкая сторона передала советским коллегам технологию производства иприта и часть оборудования, но к 1927 году сотрудничество было прекращено. Тем не менее, химический завод, оснащенный во многом немецким оборудованием, был пущен в ход и в начале 1930-х годов в СССР были получены первые тысячи тонн смертельной отравы. Он безостановочно работал вплоть до краха Советского Союза в 1991 году.

В 1925—26 годах немецкая сторона окончательно отказалась от планов налаживания производства вооружений в СССР, и военное сотрудничество СССР и Германии во второй половине 1920-х — начале 30-х годов свелось к организации трех крупных центров: авиационного в Липецке, танкового в Казани и военно-химического центра в Поволжье, в Шиханах, недалеко от небольшого городка Вольск. В России после 1991 года, когда табу на упоминание этих объектов было снято, они обычно именуются школами, тем самым подчеркивается, что их главная функция — обучение немецких военных специалистов. На самом же деле, Липецк, Казань и Шиханы, в первую очередь, служили полигонами, где испытывалась новая техника. Без таких испытаний ее создание обречено на провал.

Не случайно объект в Липецке в советских документах 1920—30-х годов именовался Немецкая научно-исследовательская станция Вифупаст. Последнее, странно звучащее для русского уха слово было сокращением от немецкого Wissenschaftliche Versuchs und Prufansalt fur Luftfahrzeuge (Научное и летно-испытательное авиационное учреждение). Там испытывались и осваивались новые типы боевых самолетов, что было невозможно делать на территории Германии. Кроме того, в Липецке было подготовлено более 120 летчиков-истребителей, среди которых будущие асы Люфтваффе: Блюмензаат, Гейец, Макрацки, Фосо, Теецманн, Блюме, Рессинг и другие, несколько десятков летчиков-наблюдателей и высококвалифицированных техников, обслуживающих боевую авиацию. Самолеты контрабандой доставляли в Россию, обычно морским путем через Данцигский порт, а летчики находились в Липецке под чужими именами. Вместе с немецкими летчиками в Липецке проходили подготовку и их советские коллеги, учившиеся летать на наиболее современных по тому времени машинах. Среди них, по слухам, был и самый известный советский пилот 1930-х годов Валерий Чкалов. Наконец, несколько десятков самолетов, находившихся в конце 1920-х годов в Липецке, составляли практически всю истребительную авиацию Германии. В случае войны это малочисленное, но укомплектованное лучшими летчиками формирование, базировавшееся в безопасном месте, могло сыграть серьезную роль, например, в кампании против Польши, военно-воздушные силы которой были довольно слабыми.

Аналогичным образом была организована работа танкового центра Кама под Казанью. Там танкисты обучались вождению и стрельбе на экспериментальных машинах фирм Крупп, Рейнметалл и Даймлер-Бенц, называвшихся для конспирации «тяжелый трактор» и «легкий трактор». Одновременно техники и конструкторы изучали сильные и слабые стороны новых машин с тем, чтобы их коллеги в Германии могли совершенствовать их боевые качества. На этом объекте прошли обучение 250 немецких и 65 советских танкистов. Некоторые из выпускников этой школы достигли высоких военных чинов при Гитлере.

Самым секретным и потому малоизвестным для широкой публики эпизодом советско-немецкого военного сотрудничества был испытательный полигон для химического оружия Томка в Шиханах. Он играл очень важную роль в разработке и создании химических вооружений в Германии и СССР. Неспециалисты обычно считают, что главная задача венных химиков — создать как можно более смертоносное отравляющее вещество. В СМИ нередко упоминается о том, что одним граммом современных боевых ядов можно умертвить десятки и даже сотни тысяч человек. Само по себе это верно. Однако главной трудностью, которую должны были преодолеть (впрочем, до конца не преодолели до сих пор) конструкторы такого оружия, было создание надежных средств доставки. Проблема заключалась и заключается сегодня в том, чтобы доставить отравляющее вещество именно туда, где находятся предназначенные для него цели, чтобы оно не разрушилось в процессе доставки и, главное, чтобы оно не поразило собственные войска. Испытание средств доставки — артиллерийских снарядов, разливательных приборов и других устройств — и было главной задачей объекта Томка. Впоследствии на месте этого объекта был построен и функционировал вплоть до 1992 года крупнейший советский центр по разработке и испытанию химических боеприпасов.

Начавшееся в 1922—23 годах военное и военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии было прекращено в 1933 году, вскоре после прихода к власти в Германии нацистской партии. В российской литературе обычно говорится, что это было сделано по инициативе Сталина, который считал неприемлемым для большевиков сотрудничать с нацистами. Эта версия вызывает серьезные сомнения. Скорее, причина была в том, что, придя к власти, Гитлер взял курс на ликвидацию всех ограничений, введенных Версальским договором, и создание в Германии полноценных вооруженных сил. Поэтому он не нуждался более в спрятанных от постороннего глаза военных объектов в глубине советской территории. В свою очередь, советское руководство также потеряло интерес к сотрудничеству с Германией. В Кремле перешли к массированным закупкам огромных военных предприятий с современным оборудованием в демократических странах Запада, прежде всего в США, которые из-за вспыхнувшего в конце 1920-х годов экономического кризиса были готовы продать оружие и средства его производства самому дьяволу.

ШТУРМБАНФЮРЕР СС, ДВАЖДЫ ЛАУРЕАТ СТАЛИНСКОЙ ПРЕМИИ

Словосочетание «штурмбанфюрер СС, дважды лауреат Сталинской премии» немедленно вызывает в сознании образ некоего советского разведчика, своего рода Штирлица, проникшего в очередные тайны гитлеровского рейха. Однако история близкого к Гитлеру барона Манфреда фон Арденне, штурмбанфюрера СС и одного из самых талантливых физиков тогдашней Германии, ничего общего со шпионажем в пользу Советского Союза не имела. Фон Арденне, как и многие его коллеги, оказавшиеся в 1945 году в СССР, был до этого вовлечен в немецкую программу создания ядерного оружия. Надо сказать, что хотя немецкий атомный проект был основан на некоторых неверных предположениях, в решении многих конкретных научных, технических и конструкторских проблем в этой области немецкие ученые намного обогнали своих советских, а в ряде случаев и американских коллег.

Но вернемся к фон Арденне. В мае 1945 года он встретил группу советских офицеров, находившуюся недалеко от его дома, и передал им меморандум, адресованный советскому правительству, в котором рассказывалось о ядерных исследованиях, проводившихся в гитлеровской Германии, и высказывалась готовность оказать Советскому Союзу максимальное содействие в создании атомной бомбы. Услуги барона были немедленно и с благодарностью приняты. Он с семьей был перевезен в СССР, с максимальным комфортом устроен в особняке на строго охраняемой территории Лаборатории АН СССР по изучению приборов, она же ЛИПАН, ныне известная как Курчатовский институт, и начал помогать советским коллегам. Злые языки утверждают, что по воскресеньям фон Арденне надевал эсэсовский мундир и прогуливался по территории института, вызывая оторопь у бдительных сотрудников МГБ, следивших как за немецкими, так и за советскими физиками-ядерщиками. Быть может, это выдумка, но se non è vero, è ben trovato 1.

В конце 1945 года фон Арденне и некоторые другие немецкие физики, вывезенные в СССР, перебрались в окрестности Сухими, где в зданиях двух санаториев был организован ядерный научный центр. Его главной задачей была разработка методов разделения изотопов урана — одна из самых важных и самых сложных проблем, которую необходимо было решить при создании атомного оружия. Вместе с фон Арденне в Сухуми работали крупнейшие немецкие ученые, среди них Нобелевский лауреат Густав Герц, племянник одного из основоположников современной физики. В нацистской Германии он числился «полезным евреем», что было вызвано его выдающимися заслугами в военной области и спасало от Освенцима и Дахау. Другая интересная фигура — Петер Тиссен, активный член НСДАП и бывший советник Гитлера по научным вопросам. Перечислить всех выдающихся немецких физиков, работавших в Сухуми, просто невозможно. Для этого не хватит места в этой статье. Упомянем лишь двух из них. Первый, Николаус Риль, был награжден высшей советской наградой — он стал Героем социалистического труда. Риль при этом был одним из немногих немецких участников советского атомного проекта, который тяготился благодарностью Сталина. Другие с удовольствием воспринимали и бытовые условия, намного лучшие, чем у их советских коллег, и пролившийся на них дождь наград, премий и денег после успешного испытания первой советской атомной бомбы в августе 1949 года. Менее известен другой выдающийся ученый — Гернот Циппе, создавший газовую центрифугу для разделения изотопов урана. Основанные на разработках Циппе, эти машины работают до сих пор.

Немецкие специалисты в Сухуми были лишь небольшой частью ученых, инженеров, конструкторов и даже просто высококвалифицированных рабочих, вывезенных в 1945—46 годах из Германии для работы в советских атомных лабораториях и предприятиях. По некоторым данным, их в общей сложности было около семи тысяч человек. Их роль в разработке и создании атомного оружия в СССР пока известна далеко не полностью. Ясно, однако, что она достаточно велика. С их помощью Кремль смог в известной мере компенсировать нехватку квалифицированных кадров, без которых атомная бомба появилась бы в Советском Союзе на несколько лет позже.

В середине 1950-х годов немецкие физики и инженеры смогли вернуться на родину, естественно, в ГДР. Немало из них заняли видные места в Академии наук ГДР. Так, фон Арденне долгие годы, вплоть до объединения Германии, был директором, а потом почетным руководителем одного из физических институтов. Петер Тиссен и его коллега по работе в Cухуми Макс Штейнбек некоторое время были вице-президентами Академии наук ГДР. В общем, для подавляющего большинства из них работа в СССР не прошла даром. Видимо, не такой уж большой была разница между тысячелетним рейхом Адольфа Гитлера, социалистическим государством Иосифа Сталина и «первым в мире демократическим немецким государством» Вальтера Ульбрихта.

ИНСТИТУТ НА ОСТРОВЕ ГОРОДОМЛЯ

О том, что вскоре после окончания Второй мировой войны американскую ракетную программу возглавил Вернр фон Браун, руководитель всех работ по созданию боевых ракет в нацистской Германии, хорошо известно. Гораздо менее известно, что заместитель фон Брауна, доктор Гельмут Греттруп, несколько лет руководил Филиалом №1 советского НИИ-88 Министерства обороны. Последний был образован в мае 1946 года для разработки советских баллистических ракет. Чуть позже на острове Городомля, что на озере Селигер, был организован филиал этого института, в котором в обстановке полной секретности работали несколько сот немецких ученых и инженеров, которые во время Второй мировой войны создали печально знаменитую Фау-2.

Для начала сотрудники доктора Герттрупа приняли участие в воссоздании в СССР Фау-2, с которой, собственно, и началась история советской ракетной техники. Затем им поручили сконструировать более мощную и совершенную ракету. Но главным достижением группы Герттрупа был проект ракеты, способной доставлять боеголовку весом в тонну на расстояние свыше 2500 километров. В ходе той работы был выдвинут комплекс идей и решений, определивших, по сути дела, высокий уровень советского ракетостроения: «пакетная», или иначе параллельная компоновка ракеты, при которой несколько блоков, расположенных параллельно и относящихся к разным ступеням, работают в полете одновременно; поворотные двигатели; сброс части двигателей в процессе разгона и так далее. На этих принципах были построены все ракеты, вышедшие из конструкторского бюро Королева, который до сих пор считается их автором. В 1949-м — начале 1950-х годов филиал на острове Городомля работал над проектом еще более мощной ракеты с боевой нагрузкой три тонны и дальностью три тысячи километров. Этот проект был признан лучшим, чем проект, подготовленный КБ Королева. Хотя он осуществлен не был, заложенные в нем научные и технические решения были в полной мере использованы Королевым в дальнейшей работе.

В 1950—53 годах немецкие ракетчики были отправлены в ГДР. Бдительные «компетентные органы» решили, что допускать иностранцев к созданию святая святых советского военного потенциала — ракетного оружия — никак невозможно. Скорее, однако, они начали мешать ведущим советским конструкторам ракетной техники. Скрывать от высшего руководства, что ключевые научно-технические решения принадлежат не им, а тщательно засекреченным немецким специалистам, естественно, было невозможно. И тогда мог стать вопрос — кому, собственно, надо присуждать Сталинские премии, звания Героев социалистического труда и строить уютные дачи в лучших районах Подмосковья.

***

Историки любят повторять, что без анализа прошлого невозможно понять настоящее. Видимо, они правы. История советско-немецких контактов и сотрудничества в военной и военно-технической областях показывает, что демократические западные страны (а «веймарская Германия» была, без сомнения, государством демократическим) охотно помогали СССР создавать военный потенциал, использование которого они, естественно, контролировать не могли. Это актуально и по сей день. Вспомним, например, что во Франции были построены и вполне могли быть переданы России два современных вертолетоносца Мистраль. Против кого эти корабли планировалось использовать, мы можем только догадываться. И еще одно. Не стоит принимать на веру миф о том, что советский военно-промышленный комплекс был создан исключительно трудами советских ученых, инженеров и рабочих. И в 1920-е годы, и после Второй мировой войны многие ключевые научные и технические решения были заимствованы на Западе. Эти уроки истории нельзя не принимать во внимание. Но, похоже, главный урок истории состоит в том, что никто не учит ее уроков.