«Научный коммунизм» и Levi's

«Научный коммунизм» у нас читала партийная дама с типичной для партийных дам внешностью того времени. Она была или маленького роста, или гигантская карлица, в лиловом костюме-сундучке, бородой инока вместо прически, крашеной в цвет гнилого баклажана. На лице вечная обида за скептическое отношение к ее архиважному предмету не только со стороны студентов, но и преподавателей по специальности. Я называл ее «пресветлая богиня Лиловатия».

И упромыслило меня прискапарить на госэкзамен в джинсах! Мой ангел-хранитель оказался преленивым субъектом. Что такое в те времена были настоящие американские джинсы – нынешнему поколению не объяснить, а нашему и объяснять не надо, это было все, в разы больше апполонгригорьевского «Пушкинанашеговсего». Достаточно вспомнить, что агитаторы-пропагандисты пугали провинциальную молодежь страшилкой, что джинсы – изобретение ЦРУ, после их надевания мальчики становятся импотентами, а девочки рожают родине не бравых солдат, а слабоумных уродов.

Главное брюки-то у меня были. Кургузенькие, славные брючата, от костюма, купленного мне на выпускной в школе, один всего раз на выпускной и надеванные, они тихо покоились где-то в глубине антресолей. Что мне стоило потратить пару часов на извлечение этого шедевра фабрики «Москвошвей» или «Большевичка» и чистку его от пыли?

Я бойко отбубнил положенные мантры на вопросы билета, даже не сильно измазав враньем свою карму. Лиловатия как-то набрякла дурной кровью, в течении моей сервильной филиппики упираясь буркалами в настоящие американские джинсы Levi's и влет среза меня простым вопросом: «Когда день рождения Карла Маркса?». Я честно икнул «не знаю, не помню» и Лиловатию понесло или, как сейчас выражаются бездуховные внуки, «тетка лопнула по шву».

«Аааааааааа! Полюбуйтесь на него! Ыыыыыыыыыы!» - Лиловатия делала округлые жесты, обращаясь к портретам на стенах и паре двоечников на задах, радостно списывающих, пользуясь редкой потерей преподавательской бдительности: «Американские портки у него ума напялить хватило! Портки! Американские! Синенькие! А вот день рождения Карла Маркса он не помнит! Это запомнить у него (осуждающий тычок пальцем в глаз, но я увернулся) ума не хватило! ». У меня и сейчас прекрасная память, помню даже число пи – 3,1415926…, вступительный экзамен по математике решал за 7 минут, в ФИЗТЕХ, правда, минут за 40… Но на хера мне был день рождения этого проходимца? Лицо Лиловатии стало цвета партбилета с синими прожилками штампов об уплате членских взносов. Я же сделался задумчив и грустен, как Ленин в Мавзолее, только пытался выковырять носком правой ноги паркетину из дубового монолита пола. Из отрывистых камланий Лиловатии я узнал, что я – агент империализма, отброс родины, упущенец, которому не место в комсомоле, я недостоин получения лучшего в мире советского высшего образования, неблагодарный сопляк, которому родина все дала, в скором времени ее (родины, а не Лиловатии) изменник, идиот, который только и может орать бессмысленные «ай лав ю» под «бобины с записями зарубежной с позволения сказать музыки»…

На все эти крайне интересные подробности, как сейчас говорят моего профайла, я отзывался могильной тишиной.

Сколько интересного таилось оказывается в незатейливых штанишках, изобретенными в 1853 году Ливай Страуссом и его двоюродным братом Дэвидом.

Потом, сиплым голосом драматического актера из театра, лишенного помещения, я начал пространно выражаться в том смысле, что не так важно, в какой день родился основоположник всепобеждающего учения, которое всесильно потому что верно… и прочий бред. Помянув цитату Ленина, я замохал, что сейчас буду срезан вопросом о дне рождения Великого Вождя. «Когда? Этот-то когда вылупился? Субботник, вроде субботник в его день рождения…» - и вспомнились собачьи какашки, которые я еще октябренком, потом пионером, потом комсомольцем по весне собирал всю свою счастливую юную жизнь. Какашки были довольно отмерзшие, значит снег и лед уже растаяли, не март, скорее всего конец апреля… Преподаватель логики и булевой алгебры мог бы в этот момент мной годиться. Параллельно мозг просчитывал вариант вылета из института, два года освоения искусства наворачивания портянок в рядах легендарной и непобедимой, дальнейшую жизнь среди гегемона… «Токарь-пекарь, токарь-пекарь, токарь-пекарь» - стучало сердце где-то уже под языком. А сухой, как лист, язык уже молол что-то про призрак, бродящий по Европе, выговаривая даже слово «эмпириокритицизм»… Ни одну даму в моей последующей жизни я не оббубнял текстом с таким напором, как эту гигантскую карлицу.

Очнулся я дома, перед приемником «Телефункеном» на 8 лампах, дед привез с войны как боевой трофей. В комнате звучал «Голос Америки», а в голову лезли мысли-обиженки. «Ну хочешь ты, лиловая жопа с красным партбилетом, верить во всякий бред, верь. Но зачем же бредом какого-то сумашедшего старика других пичкать?».

«Каждый человек имеет право донашивать подштанники своего дедушки» - поддержало меня вражье радио цитатой Бориса Ширяева.

От этого телепатического минисеанса я вздрогнул и пощупал почему-то свою задницу. Джинсы были на мне.

Сейчас у меня то ли двадцать, то ли тридцать джинсов. Всех цветов, кожаные, льняные… На кучках джинсов спят, а иногда и мочатся в них, мои кошки. А вот брюк так и нет.