Сколько стоила революция в России?

25 июля 2017, 12:00
Антибольшевистская демонстрация на невском проспекте в Петрограде. апрель 1917. Государственный музей политической истории России

Кто и каким образом финансировал большевиков между апрелем и ноябрем 1917 года? Правда ли, что германские власти передали Ленину и его подельникам чуть ли не 50 миллионов золотых марок, без которых те вряд ли смогли бы захватить и удержать власть? И вообще, на какие деньги существовала российская социал-демократия до октябрьского переворота 1917 года?

Точно установлено, что с апреля 1917 года Ленин получал от германского правительства крупные суммы денег, позволившие большевикам развернуть массированную антиправительственную пропаганду, содержать партийный аппарат, многотысячную армию агитаторов и вооруженные отряды, так называемую Красную гвардию. Есть основания предполагать, что опосредованные контакты с немецкими властями Ленин поддерживал с 1914 года и получал от германских агентов некоторые (правда, не очень большие) денежные суммы. Однако левые круги в России и многих других странах видят в октябрьском перевороте величайшее историческое событие, а Ленина считают крупнейшим политическим деятелем ХХ века. Они понимают, что получение денег от правительства страны, с которой Россия вела ожесточенную войну, окончательно разрушает эти мифы и доказывает, что большевики были бандой беспринципных авантюристов, одержимых жаждой власти и готовых на все ради ее достижения.

Деньги для революции

В Советском союзе было строго-настрого запрещено затрагивать вопрос об источниках и механизмах финансирования революционных партий. В учебниках и научных работах говорилось лишь, что вожди РСДРП, находившиеся в эмиграции, зарабатывали на жизнь «литературным трудом» или получали вспомоществование от состоятельных родственников и друзей, оставшихся в России. Партия же существовала на членские взносы и добровольные пожертвования сочувствовавших революции. Последнее, впрочем, соответствует действительности, хотя такие пожертвования не всегда были добровольными, сопровождались подчас пикантными и даже криминальными обстоятельствами.

О финансировании большевиков до начала революции 1905—1907 гг. имеются лишь отрывочные сведения. Встречается информация, что они и Партия социалистов-революционеров (эсеров) с 1904 года получали поддержку от японской разведки, стремившейся ослабить Россию, вовлеченную в войну с Японией. Эмиссары Токио не только давали революционерам наличные деньги, но и оплачивали закупку оружия для боевых организаций и его транспортировку в Россию. Главным источником денег с 1905 года и до конца десятилетия были так называемые экспроприации (сокращенно «эксы») — ограбления казначейств, банков, почтовых отделений, поездов и транспортов, перевозивших наличные деньги. Похищенные суммы исчислялись порой сотнями тысяч рублей, а самые крупные операции (проведенные, правда, не большевиками, а эсерами-максималистами), ограбления Московского банка взаимного торгового кредита и Петербургского банка взаимного кредита, принесли налетчикам чуть ли не миллион рублей каждая.

Другой важный источник денежных средств большевиков — пожертвования крупных предпринимателей, главным образом принадлежащих к Московской купеческой группе. Среди них Савва Морозов и его племянник Николай Шмидт, Рябушинские, Гучковы и другие. Помогая социал-демократам и эсерам, они добивались ограничения самодержавия и имперской бюрократии, сосредоточенной в Санкт-Петербурге. Будучи людьми практического склада, они скептически оценивали политический потенциал либеральной интеллигенции и считали, что власть, столкнувшись с перспективой уличных боев и террористических актов, намного внимательнее отнесется к требованию установления в России парламентской демократии.

Наконец, большевики широко практиковали «революционный рэкет» (главным образом, в районе каспийских нефтепромыслов), технология которого практически полностью совпадала с приемами американской мафии. Они контролировали Союз нефтепромышленных рабочих и, угрожая забастовками, регулярно получали крупные суммы от владельцев нефтяных приисков. Последние прекрасно понимали, что выгоднее откупиться от большевистских главарей одной-двумя сотнями тысяч рублей, чем терпеть многомиллионные убытки от стачек, которые могли длиться неделями. Еще эффективней была так называемая «защита» нефтепромыслов от бандитских шаек. Большевики выступали в роли посредников между бандитами, угрожавшими поджечь (и иногда поджигавшими) вышки и нефтехранилища, и хозяевами приисков, щедро вознаграждавшими за это борцов за народное счастье.

Эксы, пожертвования предпринимателей и революционный рэкет позволяли большевикам свободно чувствовать себя в финансовом отношении вплоть до 1910—1911 гг. Но затем ситуация изменилась. Полиция и жандармерия разгромили практически все банды, грабившие банки и казначейства. Их участники были повешены по приговору военно-полевых судов или отправлены в Сибирь, некоторые оказались в эмиграции. Предприниматели сделали ставку на политическую борьбу в Государственной думе, а нефтепромышленники постепенно научились защищать свои предприятия. К тому же многие владельцы приисков предпочитали помогать своим соотечественникам: армянскому Дашнакцутюну и появившемуся в 1911 году азербайджанскому Мусавату, добивавшимся независимости от России, а не российским социал-демократам, линия которых по национальному вопросу вызывала у них много вопросов.

Но подлинный финансовый крах большевиков случился после начала Первой мировой войны. Провозгласив курс на поражение своего правительства и превращение войны империалистической в войну гражданскую, Ленин и его сторонники попали в изоляцию внутри страны. Большевики-депутаты Государственной думы оказались в ссылке. Численность партии стала резко падать. Она быстро теряла свои позиции в массах и среди бывших спонсоров, еще недавно снабжавших ее деньгами. И, что не менее важно, заграничные денежные переводы теперь строго контролировались властями. Но уже в начале 1915 года появились перспективы получения денег от германского правительства.

Что и из каких источников известно

Многочисленные левые историки и публицисты упорно отрицают факт получения Лениным и его подручными денег от германского правительства. Имеющиеся документы, утверждают они, являются подделками, а свидетельства людей, осведомленных о существе дела, — клеветой, предназначенной для дискредитации самой боевой и принципиальной революционной партии. Что же и откуда известно о немецких деньгах для большевиков?

Слухи о том, что Ленин и руководство РСДРП получает деньги из Германии, ходили по Петрограду с конца весны 1917 года. 5 июля появилась статья бывшего члена ЦК РСДРП Григория Алексинского и видного деятеля ПСР Василия Панкратова, которые обвинили Ленина и нескольких его соратников в шпионаже в пользу Германии. А 9 июля было опубликовано сообщение прокурора Петроградской судебной палаты. В нем руководители большевиков обвинялись в пропаганде, направленной на дезорганизацию и ослабление русской армии, на средства, полученные от вражеских государств. Там же перечислялись конкретные факты, подтверждающие выдвинутое обвинение.

Этому предшествовало резкое обострение политической ситуации в столице. К концу июня 1917 года контрразведка Петроградского военного округа накопила достаточно свидетельств подрывной деятельности большевиков, их связей с немецким командованием и получения от последнего крупных денежных сумм. 1 июля 1917 года в контрразведке было принято решение об аресте 28 руководителей РСДРП(б), о чем было проинформировано Временное правительство.

В тот же день об этом стало известно большевикам, предположительно, от входивших в правительство меньшевиков. Их ответом стала попытка лихорадочно подготовленного переворота, известного как события 3—5 июля. Выступление было подавлено верными правительству войсковыми частями. Ленин и Зиновьев в панике скрылись. Статья Алексинского и Панкратова изменила настроения солдатской массы, первоначально выступавшей на стороне большевиков, и помогла разгрому третьеиюльского путча.

Появившаяся летом 1917 года информация российской контрразведки о сотрудничестве РСДРП(б) с германскими властями в начале 1920-х годов была дополнена сведениями из иностранных источников. Так, известный деятель немецкой социал-демократии Эдуард Бернштейн в 1921 году в нескольких статьях сообщил, ссылаясь на официальные данные, что большевики получили от германского правительства 50—60 миллионов марок. Однако обсуждение этого вопроса в Германии было сразу же прекращено: Берлин в то время был крайне заинтересован в сотрудничестве с Советской Россией и предпочитал не касаться тем, могущих вызвать недовольство Москвы. Не затрагивали эту проблему и нацисты: им, возможно, было неловко признавать, что германский рейх способствовал приходу к власти в России марксистской партии.

Более полная картина поддержки большевиков германским правительством сложилась после Второй мировой войны, когда исследователи получили доступ к ранее закрытым источникам. Молодой британский историк чешского происхождения Збинек Земан с коллегами занимался в Лондоне разборкой архивов германского МИДа и обнаружил данные о контактах с российскими революционными партиями. Наиболее интересные из них были опубликованы им в книге «Германия и революция в России, 1915—1918». Они позволили восстановить механизм немецкого финансирования большевиков.

В России был найден только один документ, относящийся к этой проблеме. Его обнаружили в так называемых «Особых папках» Политбюро ЦК КПСС генерал Дмитрий Волкогонов, получивший после краха СССР доступ к секретным советским архивам, и известный историк Анатолий Латышев.

Весьма секретно. Народный комиссариат по иностранным делам.

Петроград, 16 ноября 1917 года.

Председателю Совета народных комиссаров

Согласно постановлению, вынесенному совещанием народных комиссаров т. Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского, нами исполнено следующее:

1. В архиве комис[сии] юстиции из дела об «измене» т. Ленина, Троцкого, Козловского, Коллонтай и других изъят приказ Германского императорского банка за № 7433 от 2 марта 1917 года об отпуске денег т. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и другим за пропаганду мира в России.

2. Проверены все книги Ниа Банка в Стокгольме, заключающие счета т. Ленина, Троцкого, Зиновьева и других, открытые по ордеру Германского императорского банка за № 2754. Книги эти переданы т. Мюллеру, командированному из Берлина.

Уполномоченные народного комиссара по иностранным делам

Е. Поливанов, Г. Залкинд.

Левые российские историки, упорно отрицающие очевидные факты, естественно, объявили этот документ фальшивкой. Их главный аргумент заключался в том, что книги шведского банка никак не могли оказаться в Петрограде. Но банковские документы вполне могли быть затребованы российским правительством в рамках расследования уголовного дела о шпионаже. Их могла раздобыть французская разведка, предоставившая Временному правительству немало материалов, уличавших представителей большевиков в Стокгольме в контактах с немецкими агентами. Российские контрразведчики могли получить эти документы за взятку или просто украсть. Наконец, если этот документ поддельный, то зачем, собственно, его хранили вместе с наиболее важными и секретными бумагами КПСС?

Но самое главное — донесение Поливанова и Залкинда свидетельствует о том, что с первых дней пребывания у власти большевистские лидеры начали чистить архивы, чтобы избавиться от доказательств своей преступной деятельности. А потому нет ничего удивительного в том, что в России не найдено и, скорее всего, не будет найдено подтверждений предательства Ленина и его окружения.

Александр Парвус и его партнеры

Главную роль в организации сотрудничества большевиков с Берлином сыграл Израиль Гельфанд, более известный как Александр Парвус, блестящий эрудит и теоретик марксизма, революционер, бизнесмен и агент германского правительства — иными словами, один из авантюристов, изменивших ход истории.

Парвус родился в 1867 году в Минской губернии, окончил университет в Базеле, получил там степень доктора философии, сблизился с жившими в Европе лидерами русской социал-демократии, в том числе Плехановым и Лениным. Его называли учителем Льва Троцкого: именно Парвус был автором теории «перманентной революции» и ряда других важных доработок марксизма, которые позже были приписаны Троцкому и Ленину. Во время событий 1905—06 гг. Парвус был одним из наиболее авторитетных руководителей Петербургского совета, после поражения первой русской революции попал в тюрьму, бежал, вернулся в Европу и стал одной из видных фигур международного социал-демократического истеблишмента.

Увлекательна и иная деятельность этого незаурядного человека. Будучи литературным агентом Максима Горького, Парвус чистосердечно признался, что истратил 100 тысяч марок, причитавшиеся писателю, на путешествие по Европе с некоей симпатичной девушкой. «Буревестник революции», естественно, пришел в ярость, Парвусу пришлось объясняться с партийным судом, а затем уехать в Турцию, где он стал финансовым советником правительства младотурок и быстро разбогател.

Но вернемся к большевикам и их сотрудничеству с германским правительством. В начале 1915 года Парвус адресовал немецкому МИДу документ, известный как «меморандум доктора Гельфанда». В нем содержался детально разработанный план революции в России, главную роль в которой должны были сыграть большевики и национально-освободительные движения имперских окраин. Предусматривались подготовка и организация восстаний в армии и на флоте; стимулирование выступлений за национальную независимость в Украине, Финляндии и на Кавказе; провоцирование стачек и забастовок; диверсии, в том числе поджоги нефтяных промыслов, взрывы мостов и других ключевых объектов; блокирование коммуникаций; освобождение политических заключенных и использование их в качестве агитаторов и организаторов беспорядков. Говоря современным языком, это были добротно подготовленные концепция и план гибридной войны. В числе первоочередных задач называлось установление контакта с находившейся в эмиграции в Швейцарии группой большевиков и финской социал-демократией, их финансовая поддержка; подготовка и заброска в Россию революционной литературы и проникновение в стратегические зоны (порты, центры горнодобывающей промышленности, нефтеносные районы), где возможны забастовки. Невольно возникает впечатление, что нынешние российские действия на востоке Украины основаны на идеях доктора Гельфанда.

В Берлине план Парвуса оказался более чем востребованным. В начале 1915 года военно-политическому руководству Германии стало ясно, что страна стоит перед перспективой длительной войны на два фронта, шансы на победу в которой невелики. Во многом они были связаны с выводом России из войны в результате заключения с ней сепаратного мира. Парвус получил благословение германского МИДа и первый миллион марок. Затем, естественно, понадобилось установить контакт с Лениным.

Парвус описывает встречу с Лениным и Крупской в Швейцарии в конце мая 1915 года. Это подтверждает большевик Алфур Зифельдт, который видел, как Ленин шел с Парвусом к себе на квартиру. Вскоре Парвус создает в Копенгагене Институт по изучению причин и последствий мировой войны и чуть позже — некую импортно-экспортную компанию, поставлявшую в Россию товары отчасти легально, отчасти контрабандой. И в Институте, и в этой компании работали несколько весьма близких Ленину большевиков, в том числе Яков Ганецкий (настоящая фамилия Фюрстенберг), ставший главным связующим звеном между Лениным и Парвусом; Григорий Чудновский, один из руководителей октябрьского переворота в Петрограде, и Моисей Урицкий, шеф петроградской ЧК, застреленный Леонидом Канегисером летом 1918 года.

Звездный час Парвуса наступил в марте 1917 года. Монархия в России пала; новая власть плохо представляла себе, что надо делать; Департамент полиции и Отдельный корпус жандармов были упразднены; политические заключенные освобождались из тюрем и возвращались из ссылки; армия разлагалась; организации большевиков были легализованы; левые партии (эсеры и меньшевики) получили значительное влияние в Советах. Словом, для подрывной деятельности, направленной на выход России из войны, ситуация сложилась практически идеальная.

При этом в Берлине отдавали себе отчет в том, что единственной возможностью завершить войну на более или менее приемлемых для Германии и Австро-Венгрии условиях был приход к власти в России большевиков. Все остальные российские политические силы выступали за войну до победного конца. Ленин, в свою очередь, ясно понимал, что без массированного финансирования его партия к власти никогда не придет. Соответственно, германское правительство предоставило российским политическим эмигрантам «пломбированные вагоны». Ленин со свитой благополучно прибыл в Петроград, провозгласил лозунг «Никакой поддержки Временному правительству» и приступил к борьбе за власть. По пути на родину, в Стокгольме, было образовано Заграничное бюро ЦК. Его возглавил уже упомянутый Яков Ганецкий, а членами были назначены Карл Радек и Вацлав Воровский. Главной задачей этого бюро было получение денег от Парвуса и переправка их в Петроград.

В самом общем виде схема немецкого финансирования большевиков выглядела следующим образом: Парвус с помощью берлинского акционерного общества Дисконто-Гезельшафт переводил деньги на счета Ганецкого в стокгольмском Ниа-банке, тот перечислял их в Петроград своей двоюродной сестре Евгении Суменсон. Последняя передавала их представителям большевиков, главным образом, адвокату Мечиславу Козловскому, доверенному лицу Ленина. Переводы исчислялись сотнями тысяч рублей. Впоследствии Козловский был назначен председателем так называемого Малого Совнаркома, консулом и заместителем советского полпреда в Вене, что свидетельствовало о его тесных связях с ВЧК, а после смерти Ленина передвинут на второстепенный пост юрисконсульта Наркомата путей сообщения.

Немецкие деньги позволили большевикам развернуть массированную политическую агитацию, содержать Красную гвардию и многотысячный партийный аппарат, занятый пропагандой, в том числе в армии. О том, что без немецких денег большевики обойтись не могли, говорят факты. Так, в исторических публикациях неоднократно упоминалось, что с 1 декабря 1916 по 1 февраля 1917 года в кассу партии поступило 1117 рублей 50 копеек. В марте 1917 года Горький пожертвовал РСДРП 3000 рублей. У «Правды» в то время имелось всего 8000 подписчиков. Однако уже в апреле большевики издавали 17 ежедневных газет общим тиражом в 320 тысяч экземпляров. К июлю количество газет увеличилось до 41, из которых около половины выходило на языках народов империи.

Некоторые историки утверждают, что издание большевистских газет не только окупалось, но и приносило некоторую прибыль. Это не так. В архивах, особенно региональных, можно найти реальные цифры и факты. Например, Харьковский комитет большевиков в августе 1917 года жаловался, что издание местной газеты «Пролетарий» вело к дефициту в 150 рублей ежедневно. И вполне можно согласиться со статс-секретарем германского МИДа Рихардом фон Кюльманом, который в декабре 1917 года докладывал кайзеру: «Лишь тогда, когда большевики стали получать от нас постоянный приток фондов через разные каналы и под разными ярлыками, они стали в состоянии поставить на ноги свой главный орган „Правду“, вести энергичную пропаганду и значительно расширить первоначально узкий базис своей партии».

К расходам на пропаганду необходимо добавить затраты на содержание Красной гвардии. К октябрю 1917 года ее численность достигла 250 тысяч. Если предположить, что красногвардейцы получали среднюю зарплату промышленных рабочих (около 37 рублей в месяц), то только на выплаты им требовалось около 8,7 миллионов рублей. Один-два миллиона, как минимум, нужно было найти на содержание десятков тысяч освобожденных партийных работников. Иными словами, расходы большевиков заведомо превышали все возможные доходы от распространения газет, членских взносов (примерно 1,5 рубля в месяц) и частных пожертвований. Покрыть дефицит можно было только с помощью внешних источников, то есть немецких денег. Сумма в 50 миллионов золотых марок, истраченных германским правительством в марте — октябре 1917 года на поддержку большевиков (а это примерно шесть-восемь миллионов рублей в месяц), соответствует потребностям Ленина и его партии, готовящихся к захвату власти.

Российская контрразведка и немецкие деньги

Естественно, возникает вопрос: что знала и что делала российская контрразведка для того, чтобы пресечь подрывную деятельность большевиков, финансируемую из Берлина? Поскольку Департамент полиции и корпус жандармов были ликвидированы, дело о связях большевиков с германским правительством вела военная контрразведка Петербургского военного округа во главе с подполковником Борисом Никитиным. Знали контрразведчики довольно много.

Весной 1917 года на шведско-финляндской границе были задержаны курьеры с письмами, адресованными в Копенгаген Парвусу. В них говорилось: «мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы», «присылайте побольше материалов» и т. п. Графологическая экспертиза установила, что их автор — Ленин. Выявив канал связи между Лениным и Парвусом, контрразведчики взяли под контроль маршрут курьеров и обнаружили, что одним из его ключевых пунктов была дача около Выборга, которую снимала видная деятельница большевистской партии Александра Коллонтай. Последняя, как выяснилось позже, играла одну из главных ролей в тайной схеме передачи денег из Берлина в Петроград. Наблюдение за ней и другими людьми из окружения Ленина вывели на Мечислава Козловского, который, как пишет Никитин, «по утрам обходил разные банки и в иных получал деньги, а в других открывал новые текущие счета».

Однако решающие улики были получены российскими контрразведчиками от их французских коллег, которые внимательно наблюдали за большевистскими представителями в Стокгольме и установили их связи, с одной стороны, с немцами, а с другой — с Козловским, Лениным, Коллонтай и Суменсон в Петрограде. «Расследование <…> приняло серьезный характер лишь после того, как блестящий офицер французской службы, капитан Пьер Лоран вручил мне 21 июня первые 14 телеграмм между Стокгольмом и Петроградом, которыми обменялись Козловский, Фюрстенберг, Ленин, Коллонтай и Суменсон. Впоследствии Лоран передал мне еще 15 телеграмм», — писал в своих воспоминаниях Никитин. Эти телеграммы цитируются практически во всех исследованиях, посвященных немецкому финансированию большевиков, правда, как правило, без ссылки на первоисточник — книгу воспоминаний Никитина, опубликованную впервые в Париже в 1937 году.

1 июля, как уже говорилось, руководство контрразведки выписало ордера на арест руководящих деятелей большевиков, которые в ответ подняли мятеж в Петрограде. После его подавления Коллонтай, Козловский и Суменсон были арестованы. «Чтобы не возвращаться больше к Суменсон, — писал Никитин, — должен обратить внимание, что, арестованная во время июльского восстания, она во всем и сразу чистосердечно призналась допрашивавшим ее в моем присутствии начальнику контрразведки и Каропачинскому. Она показала, что имела приказание от Ганецкого выдавать Козловскому, состоящему в то время членом ЦК партии большевиков, какие бы суммы он ни потребовал, и притом без всякой расписки. Из предъявленных ею чековых книжек явствовало, что некоторые из таких единовременных выдач без расписки доходили до ста тысяч рублей».

Однако дело по обвинению большевиков в преступных сношениях с врагом было остановлено Временным правительством. Причин было две. Прежде всего 8 июля 1917 года состав кабинета кардинально поменялся. Его возглавил тесно связанный с эсерами Александр Керенский, а ключевые посты заняли представители левых партий: меньшевики и эсеры. Хотя большевики были для них политическими соперниками, они видели в них давних союзников в борьбе с царским режимом, а также могли опасаться, что расследование связей большевиков с немцами выведет к вопросу о финансировании всего левого движения в 1905—1910 гг., то есть к их участию в эксах и получению денег от японской разведки. Наконец, Керенский и его министры видели в большевиках полезную силу, способную противостоять правому крылу военного командования, которого они боялись куда сильнее.

Уже в августе 1917 года из-под ареста были освобождены Суменсон, Козловский и Коллонтай. В сентябре ушел в отставку Никитин, следствие было прекращено. Жизнь показала, что меньшевики и эсеры совершили фатальную ошибку: они фактически отдали власть большевикам, которые расправились и с теми, и с другими уже в начале 1920-х гг.

Кое-что остается неясным

В истории предательства, совершенного Лениным и несколькими близкими к нему лидерами большевиков, до сих пор сохраняется несколько необъясненных моментов. Так, вплоть до 1939 года в советском дипломатическом ведомстве, НКИДе, работал заведующим отделом печати Евгений Гнедин, сын Парвуса от первой жены, Татьяны Гнединой. В его обязанности входила не только цензура материалов иностранных корреспондентов, но и информирование последних, в том числе по весьма деликатным моментам как внешней, так и внутренней политики. А таких моментов в конце 1930-х годов в СССР было более чем достаточно, в том числе печально известные процессы 1936—1938 гг. Гнедин пережил «ежовщину», был арестован в 1939 году, от него требовали показаний на Литвинова, приговорили к расстрелу, но приговор отменили. Он провел много лет в лагерях, где благополучно избежал тяжелых работ, был освобожден и реабилитирован в середине 1950-х. Назначение сына Парвуса на политически ответственную должность в НКИДе, а затем отмена приговора была возможна только по решению Сталина. Скорее всего, «кремлевский горец» распорядился сохранить ему жизнь и в лагерях.

Еще интереснее судьба Льва Гельфанда, сына Парвуса от его давней и преданной подруги Екатерины Громан, которая занималась, в частности, контрабандой оружия в Россию. Лев Гельфанд, похоже, служил в разведке НКВД и был замешан в похищении и убийстве в январе 1930 года в Париже лидера РОВС генерала Кутепова. Во всяком случае, известно, что через два дня после убийства генерала второй секретарь советского посольства Лев Гельфанд покинул Францию срочно и без объяснения причин. Но еще загадочней выглядит его бегство из Рима в 1940 году, где он служил поверенным в делах советского посольства. Гельфанд неожиданно обратился к тогдашнему итальянскому министру иностранных дел графу Чиано, объяснил ему, что получил известие из Москвы о готовящемся аресте, и попросил содействия в тайном отъезде с семьей в США. Чиано помог советскому дипломату и разведчику. В результате тот спокойно жил в Нью-Йорке, хотя сталинские чекисты имели строгий приказ уничтожать перебежчиков. После смерти Гельфанда один американский историк хотел написать о нем книгу, но его вдова сделала все, чтобы воспрепятствовать этому. Видимо, ей было что скрывать.

И, пожалуй, самое загадочное: счастливо избежала сталинских репрессий Александра Коллонтай. Невольно возникает впечатление, что Сталин хотел сохранить жизнь нескольким людям, которые знали или могли знать весьма деликатные детали политической биографии Ленина. Может быть, в его инфернальном уме мелькала мысль о том, чтобы объявить предателем и шпионом не только соратников Ильича, но и самого вождя и учителя мирового пролетариата?.. Мы этого, впрочем, никогда не узнаем. Кремль хорошо хранит свои мрачные тайны.