1 октября 2016, 15:26
Когда в политическом процессе ведущую роль играют не институты, а личности, то спрогнозировать политические изменения могут только психологи
Когда в политическом процессе ведущую роль играют не институты, а личности, то спрогнозировать политические изменения могут только психологи
Прогноз в гуманитарных науках – одна из самых сложных операций, которая сопряжена с целым рядом ограничений и проблем.
Но в последнее время большинство прогнозов от отечественных политологов попросту не работает, и причина заключается не столько в низком качестве анализа, сколько в неопределенности и непостоянности предмета.
Основная сложность прогнозирования, с которой сталкиваются политологи и социологи, связана с объектом исследования и заключается в людях. Если с водой все достаточно просто: температура ее кипения – 100 градусов, то градус общественного возмущения, который приводит к каким-либо изменениям масс, – категория неопределенная.
Субъективные, иррациональные посылы, которые невозможно предсказать, делают прогнозы политологов столь рискованными и шаткими. С помощью адекватных методов исследования можно минимизировать погрешность прогноза, но не исключить ее полностью. Это общая проблема всех прогнозов, но в последнее время в отечественном политическом процессе обнаружилась еще одна.
Любой прогноз строится на закономерностях, вытекающих из теоретического и эмпирического багажа, которым обладает наука: А ведет к Б, Б ведет к В, а В может привести либо к Г, либо к Д.
Исследователь фиксирует тенденции, которые должны привести к определенным последствиям, но все это работает только при «нормальных» системах, системах, где политический процесс развивается по определенным законам и правилам.
Политология в основном занимается закономерностями, которым подвержены обезличенные актёры политического процесса – институты.
Вопросами закономерности поведения личностей занимается психология, на крайний случай это может быть междисциплинарная сфера – политическая психология, в которой себя лучше проявляют психологи по базовой квалификации. Поэтому, когда в политическом процессе ведущую роль играют не институты, а личности, то спрогнозировать политические изменения под силу психологам, но не политологам.
А в современном политическом режиме России с его серьезными авторитарными тенденциями понижается роль институтов в процессе государственного управления, фокус переводится на персоналии.
В первую очередь на самую главную персону, от политической воли которой зависит весь дизайн политической системы, — Владимира Путина.
Низкая эффективность политических институтов в России подтверждается и исследованиями Всемирного банка, в которых Россия по большинству индексов входит в число стран-аутсайдеров, особенно по показателю «политическая стабильность».
Федеральные ведомства создаются и упраздняются по щелчку пальцев, масштабные кадровые перестановки производятся одним росчерком пера. В ситуации, когда институты не работают, делать прогнозы даже на среднесрочную перспективу становится невозможным.
Например, 60 политологов и политтехнологов предсказывали, что в новый парламент пройдут только три партии, а «Справедливая Россия» останется за бортом большой игры.
Но справедливороссы в Думе, пусть и потеряли несколько мест. Не предсказали политологи и серьезные кадровые изменения лета и осени 2016 года. Хоть Евгений Минченко и заявлял с гордостью, что в докладе Политбюро 2.0 было предсказано повышение Антона Вайно, в тексте самого доклада это сделано максимально неопределенно, а сам прогноз отчасти оправдался по своей сути, но так и не оправдал себя в причинно-следственных связях. Прогнозы относительно Вячеслава Володина тоже строились на инсайдах «людей из Кремля», но не анализе политологов.
В современной ситуации инструментарий политологии позволяет анализировать актуальную реальность и давать выкладки тактического, но не стратегического характера. То есть сейчас академическое сообщество сильно в описательных и объяснительных моделях, но не прогностических.
Кроме повышения роли субъективных факторов в системе государственного управления следует отметить и еще одну проблему, которая не позволяет отечественным политологам делать прогнозы, – отсутствие качественных государственных данных.
В отличие от первой проблемы недостаток данных не является чем-то новым, более того, постепенно государство публикует данные, но в основной массе государственные институты продолжают оставаться замкнутыми и закрытыми организациями.
Например, исследователь фальсификаций на выборах Сергей Шпилькин в недавней дискуссии относительно профессионализма отечественных политологов отметил именно эту проблему: «попробуйте, например, найти границы избирательных участков в Москве в 2007-м году для сопоставления с 2016-м». А для проведения качественного сравнения или построения модели нужны данные, которых, к сожалению, часто нет. И это опять одно из следствий авторитарных тенденций и низкой информатизации некоторых ведомств.
Что же делать? Что политология может предложить в условиях таких сложностей с прогностической функцией науки?
Думаю, что в первую очередь необходимо пересмотреть методы, с помощью которых мы производим сбор и анализ данных. Ориентация на западную политологию способствует развитию количественных методов исследования, для которых жизненно необходимы большие объемы данных и «нормальные» системы, которые поддаются закономерностям существующих теорий.
Методы исследования должны быть адекватны предмету. Если предмет – политическая воля отдельных лиц, то для ее определения лучше использовать качественные методы познания. Ни в коем случае не предлагаю отказаться от количественных методов, но в условиях отсутствия данных нужно искать выходы из существующей ситуации.
А пока нам остается наблюдать за провальными прогнозами и редкими удачами исследователей, которые редко выявляют причину предсказанного следствия.