А интеллигенция нажиралась портвейном

Меня тут спросили, напиваюсь ли я до скотского состояния, чтобы ничего не помнить?

Нет я до такого не напиваюсь, потому что живу в культурной столице, а в Санкт-Петербурге, если кто помнит, еще до перестройки , когда он был Ленинград водку пили только малообразованные, дикие люди, варвары и былдо: сотрудники кгб, милиционеры и работники советских партийных органов.

А интеллигенция нажиралась портвейном.

Повсюду можно его было недорого купить.

И он был типа вино, но покрепче, 16 градусов.

Его еще называли квадрат , потому что спирта в нём было 16 % и сахара - 16 %.

Или 18 Х 18, бывал и такой портвешок.

И его больше всего кругом и продавалось.

И культурные, образованные люди с двумя и более высшими образованиями, покупали пару бутылок на троих, шли в какую-нибудь парадную, наверх, откуда открывался чудесный вид на Адмиралтейский шпиль, и где никто не мог их побеспокоить, и отрывали у портвейна бескозырку.

Потом один выуживал из кармана пальто стакан, позаимствованный у автомата Воды и ставил его на подоконник, а второй разворачивал сырок Дружба и леденцы.

И они по очереди выпивали сладкую фиолетовую жидкость, не как водку - залпом, а благопристойно и размеренно, и принимались неспешно дискутировать о тщете всего сущего: о бабах, о Хемингуэе, о вечной советской власти, о Боге и о Пикассо .

Сырок таял и истончался, вино испарялось, а горсть конфетных оберток, наоборот, росла, строго повинуясь закону Ломоносова-Лавуазье.

Они много курили, простые сигареты без фильтра, какую-нибудь Стрелу , для чего отворяли пошире окна, чтобы не воняло на лестнице, затем один бежал снова за портвейном, потому что оказывалось мало.

Речи собутыльников становились громче и ярче, они принимались спорить, доказывая очевидные обоим вещи, наконец, один махал рукой, быстро прощался и уходил домой, к жене и детям, в коммуналку на Грибоедова.

Убежавший за новой порцией выпивки останавливался у кустов отлить, и тут-то его и ловил милицейский патруль.

Его везли в отделение, где устанавливали нетрезвую личность, конфисковывали бутылки и составляли протокол, и он от страха перед административным арестом слёзно просил позвонить своему куратору, по телефону, вызубренному в горкоме наизусть, и вдруг выяснялось, что он - стукач, кгб-шный сексот, и поэтому его отпускали.

А третий неспешно допивал вино, докуривал сигарету, снимал плащ, становился на подоконник и, совсем забыв вернуть автомату его щербатый стакан, вылетал наружу, расправляя крылья, навстречу белым ночам и морскому ветру.