Кровь и почва

Вышла книга Антона Секисова Кровь и почва . В ней рассказывается о жизни и работе пропагандистов Русского Міра .

Это почти автобиографичная книга, многие персонажи в ней узнаваемы.

Мы приводим отрывок из книги, в котором речь идёт о том, почему либерасты успешнее патриотов .

Последнее место работы Антона Секисова редакция нашей Русской планеты .

До неё он поработал в Свободной прессе Шаргунова и Прилепина, а также на сайте 12 , издателем которого был духовник Путина и ФСБ, настоятель Сретенского монастыря Тихон (Шевкунов).

Издание 12 предполагалось сделать главным рупором Русского Мiра , в котором обличались бы жиды, либерасты, содомиты и пр. персонажи потустороннего мира, которые мешают жить русским патриотам.

Сайт проработал один месяц, и тихо был закрыт настоятелем Сретенского монастыря.

Роман Кровь и почва читается на одном дыхании буквально за пару вечеров.

Стилистически его можно определить как гротеск , временами в нём проскальзывает антиутопия как у Владимира Сорокина, бурлеск как у Виктора Пелевина, русский гиперреализм как у Андрея Платонова.

Но подражания всем трём авторам у Антона Секисова нет, просто трагедия маленького человека, вовлечённого в круговорот больших событий это разноплановый жанр русской литературы, соединение многих жанров.

Главный герой Крови и почвы начинающий литработник Гортов, инфантильный житель Москвы, невротик и отчасти сексуальный девиант.

Житель пограничья , как охарактеризовал бы его один из главных культурологических мистиков и фашистов России, ныне покойный Евгений Головин.

Кстати, Гортов в своё время вполне мог бы быть и персонажем любой из книг кружка Южинского переулка от того же Головина до Дугина и Мамлеева.

Гортов попадает в вымышленную Слободу автономный район Москвы, где царит Русский Мiр : его главой является узнаваемый архимандрит, жизнь там течёт в настоящем русском стиле люди передвигаются на бричках, проживают в кельях, всюду расставлены статуи русских героев, порядок основан на православии .

Однако настоящие русские в романе присутствуют только на вторых-третьих ролях.

Чернорубашечники, где-то вдалеке отрабатывающие приёмы ножевого боя; половые (официанты) в грязных рубахах и с бородами, в темноте бормочущие о Содоме, единственный немного прорисованный русский это отставной депутат-инвалид, проживающий в келье и всюду выискивающий жидков .

В центре же повествования журналистский коллектив циников, алкоголиков и вчерашних либерастов , работающих на Русский Мiр .

В него-то и попадает Гортов.

Пересказывать содержание романа мы не будем.

С разрешения автора, Антона Секисова мы приводим два отрывка из его романа Кровь и почва :

Коллеги сидели, услужливо смолкнув. Откуда-то снизу струился оранжевый свет. На столе стоял ром. Крупные куски льда, как буйки, качались в темной холодной жидкости.

Я видел твое лицо тогда, у Илариона, Порошин перешел на басовые ноты. Тебя корежило. Он икнул. Это хорошо.

Порошин еще придвинулся.

Что до меня, так я и подавно, искренне, всеми силами души ненавижу все эти свечки, кадила, березки, постное лицо попа, вот всю эту Русь и каждого ссаного патриота. И слово-то какое, богомерзкое просто: Патриотизм . От него тошнит уже какими-то червяками и вишневыми косточками. Да что уж, у нас на Руси его все ненавидят.

Он шутит, сказал Спицин.

За всех не говори, сказал Бортков.

Порошин повернулся к ним с сияющими глазами.

Ну хорошо, ты, Бортков, не ненавидишь. Ты недолюбливаешь. Но и тут он поднялся и уронил стакан. Как, я спрашиваю тебя, нормальный человек может это говно любить!?

Порошин звучал на весь зал. Многие обернулись, и ди-джей сделал музыку громче, а Спицин молча потянул его вниз за лацкан.

Вот наш Святой отец Иларион бросил клич, не садясь, но тише продолжил Порошин. Ищу, мол, молодых талантливых патриотов. Деньги есть! Все есть! Ну вот искали, искали прислали тебя. А ты ведь такой же кощунник и русофоб, нам чета.

Порошин, наконец, сел, выразительно постучав по лбу.

А все потому, что только у либерал-русофобов есть такая прекрасная вещь как мозги. Днем с фонарем не сыскать ни одного хотя бы психически здорового патриота.

Гортов заерзал, откашлялся, чувствуя бесполезность спора. Он хотел что-то сказать в ответ, но мысли трепыхались в мозгу Гортова тяжело, как рыбы вдали от моря.

Порошин тем временем пил и продолжал, нажимая теперь на каждое слово.

Уж так получилось. У дураков и фриков появилось влияние. Двадцать лет они сидели во мху, в подземелье. И вот теперь у них Ренессанс. Ну что ж, за деньги любой каприз, и тут Порошин накренил животом стол, подвигаясь к Гортову совсем интимно. Я вообще в конце 90-х работал в Партии Животных. Создавал ячейки в регионах. Лозунг был: Свободу братьям нашим меньшим! После этого мне уже никто не страшен. И даже Русь .

Гортов грустил, обводя пустыми глазами стены, Бортков и Спицин тревожно шептались между собой, а Порошин трепал Гортова по плечу, все горячась и размахивая стаканом.

Не придавай значения, Гортов. Работай, зарабатывай. Либералы тебе х й заплатят. Я этих мразей знаю. Сам пять лет в Новой работал. Ходил в дырявых кроссовках зимой.

Зато честно! встрял Бортков с явной иронией.

Них я не честно Одна наё ка кругом. И грубое изнасилование. Но здесь, на Руси , хоть платят. Правда вот, сука, так мучительно!

Спицин что-то неразборчиво промурлыкал, в такт ему, про изнасилование, и глазки молчавшего и сидевшего со скучной гримасой весь вечер Борткова вдруг лучезарно воскресли.

Да, пожалуй, пора! деловито кивнул Порошин. Кинул на стол ворох купюр. Шнеле, шнеле! Русь , поднимайся с колен!

Русь встала.

***

Он снова оказался на сене. На несколько минут все погасло. Стучалась внутри головы страшная тишина.

Потом все ворвалось сразу люди, свет и веревки, какие-то громыхающие стальные предметы. С хрустом с него сорвали одежду, оставив только носки жалкие, сползшие со стопы, но замершие ниже щиколоток, как застигнутые врасплох беглецы. Руки и ноги связали жгутами и растянули в разные стороны. Гортов повис посреди воздуха раскоряченной костлявой звездой. Его обступали. В глаза бил яркий свет лампы. Лампу нес перед собой Чеклинин.

Гортов пытался закричать или хотя бы просто издать какой-нибудь звук, но язык оплела необоримая вялость. Не получалось вздохнуть и выдохнуть.

Знаешь, что это за приспособление? Чеклинин указал ему на стоявший в стороне остроконечный предмет, похожий на деревянную пирамиду. Сверху на ней висел ржавый обруч и свешивались две ржавых цепи с браслетами. Это называется Колыбелью Иуды. Раньше считалось самым гуманным из пыточных орудий: не рвет связок, не ломает костей. А впрочем, у нас широкий ассортимент Ты погляди, Гортов.

На стол были выложены предметы: щипцы, грушевидное, металлическое орудие, похожее на клизму, ножи катана, мясницкий нож, другие узкие маленькие ножи, сверло, молоток для отбивки мяса.

Вот ты послушай меня, Гортов, Чеклинин отставил лампу на стол и скрестил руки. В глазах его пробежало что-то лирическое, словно кто-то на рояле сыграл мажорный этюд. В психологии есть теория, согласно которой все люди по психотипу делятся в зависимости от чувствительности того или иного отверстия. Есть коричневые, тут объяснять не нужно. Зеленый вектор это глазницы. Красный уретра. Ну и так далее. При помощи стимуляции разных отверстий мы определим, какое из них реагирует наиболее активно, и, соответственно, какое из них самое чувствительное. Это инновационный и самый точный способ определения психотипа. Возможно, болезненный, но что ж Нам это необходимо для дальнейшей работы. Начнем, пожалуй, с самого очевидного С ануса Чеклинин подошел к пирамиде, проведя по ее основанию нежной рукой. Давай-ка теперь присядем.

Раньше с Гортовым ничего подобного не бывало: он распахнул рот так, что чуть не порвалась щека, и начал орать диким свиным голосом. Он видел однажды, как забивали свинью, еще в детстве. Видел, как открывали загон, как занесли ржавый нож, и как им вспороли свинье шею. И он слышал тогда ее визг. И сейчас он воспроизвел его в точности.

Он орал и не чувствовал даже, что текут слезы, двумя свободными струями.

Отстаньте, оставьте меня! Уберите, пожалуйста, руки, звери! Умоляю! Умоляю! Прошу! Умоляю!

Внезапно все перестало .