Ненависть к женщине в русской утопической философии

О том что в России куда больше проблем чем пресловутые дураки и дороги известно было давно.

Но проводя исследование фундаментальной идеологической теории сегодняшней России, основой которой является концепция Москва Третий Рим, я наткнулся на еще одно доказательства откровенного безумия ряда весьма уважаемых философов!

Оказалось, что и все три светоча русской философии: Фёдоров, Соловьев, Бердяев, были ярыми женоненавистниками! Было ли одно следствием другого или наоборот, по сути неважно, важно понять, что корни любого человеческого помешательства или религиозного фанатизма лежат на почве умственной или физической неполноценности индивидуума, впрочем, ознакомившись с текстом следующим далее вы сами это поймете

На рубеже XIX-XX веков, когда передовые силы России потребовали женской эмансипации и равенства полов, русские философы Фёдоров, Соловьев, Бердяев и др. этого движения не поддержали. Напротив, они обрушились с атакой на женщину и злую женственность , в которых видели главное препятствие для осуществления своей мечты о совершенном человечестве.

Особым нападкам в передовой русской философии была подвергнута воспроизводительная функция женщины, воспринимаемая как сила, противоположная творческо-созидательной деятельности мужчины-человека, а потому якобы враждебная усилиям человечества преодолеть смерть. Главным препятствием на пути к утопическому счастью большинство русских философов посчитали женщин. Идеальным миром для них выглядел мир, наполненный только мужчинами.

Татьяна Емельяновна Осипович профессор русского языка и литературы в университете Луиса и Кларка, США в своей брошюре Победа над рождением и смертью, или Женофобия русской утопической мысли на рубеже XIX-XX веков (1998 год) напоминала, каким русские философы видели путь к миру без женщин.

Объявив воспроизводительные силы женщины-природы корнем всех зол, русская утопическая мысль не могла не атаковать материнство как таковое. Наиболее неистовым в своих атаках на мать был Фёдоров. В Философии общего дела он разделил всех женщин на два типа. К первому, самому многочисленному, он причислил женщин-матерей. Фёдоров писал, что в этом типе преобладает, можно сказать, исключительно властвует чадолюбие, способное воздоить и воскормить не людей, а деспотов; тип этот очевидно низший, чувственный, нетерпимый, которого весь мир ограничивается детской .

Ко второму, весьма малочисленному, но значительно более уважаемому типу философ отнёс Антигон и Карделий, т.е. женщин, добродетелью которых является отцелюбие . Само слово отцелюбие , употреблённое по отношению к женщине, вызвало в Фёдорове откровенно женофобский комментарий.

Он писал: Недостаток слова для выражения этой добродетели (если только нет такого слова) доказывает, кажется, что класс этот (т.е. женщин, любящих отцов. БТ) немногочислен .

Не удивительно, что в своём проекте о воскрешении мёртвых Федоров, как правило, говорил о воскрешении отцов сыновьями , вспоминая о жёнах и матерях крайне редко. Фёдоров всё же предполагал воскрешать ненавистных ему чадолюбивых матерей (как, впрочем, и другие категории людей типа убийц, насильников и каннибалов), однако был уверен, что в обществе сохранятся половые различия, но не будет ни половых отношений, ни деторождения: Половое чувство и рождение это остаток животного состояния, которое уничтожится .

Фёдоров мечтал о том, что вместо существующих отношений между мужчиной и женщиной, мужем и женой будет создан трудовой союз сыновей и дочерей, воскрешающих своих умерших отцов.

В мир утопических грез Фёдорова могла войти только кастрированная женщина , освобожденная от каких-либо сексуальных желаний и неспособная рожать. Философ настаивал на половом различии в своём идеальном человечестве только по той причине, что оно было связано с разделением труда между полами, которое философ намеревался сохранить. Философ считал, что женский труд, не требующий особого ума или воли, будет необходим в процессе собирания праха умерших, а также на последних этапах воскрешения, когда телам и лицам нужно будет придать отобранную смертью молодость и привлекательность.

Резко осуждаемое Фёдоровым пристрастие современных женщин к косметике неожиданно находило прагматическое применение в его проекте будущего воскрешения мертвых.

В отличие от Фёдорова Соловьёв и Бердяев не только не настаивали на сохранении половой раздельности в своих построениях идеального будущего, но, напротив, потребовали создания нового андрогинного существа. В Смысле любви Соловьёв писал:

Пребывать в половой раздельности значит пребывать на пути смерти. Истинный человек в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих .

Требование высшего единства мужского и женского вовсе не означало того, что Соловьёв признавал ценность реальной женщины или хотел, чтобы мужчина усвоил некоторые женские добродетели, а женщина мужские.

Под высшим единством философ понимал мистический союз нового целомудренного человека (мужчины) с божественной вечной женственностью. Оба понятия, как всеединства, так и вечной женственности, к реальному отношению полов не имели никакого отношения.

Об этом Соловьёв писал в предисловии к сборнику своих стихов:

1. Перенесение плотских, животно-человеческих отношений в область сверхчеловеческую есть величайшая мерзость.
2. Поклонение женской природе самой по себе, т.е. началу двусмыслия и безразличия, восприимчивому ко лжи и злу не менее, чем к истине и добру, есть величайшее безумие.
3. Ничего общего с этой глупостью и той мерзостью не имеет истинное почитание вечной женственности.

В дополнение к этой весьма недвусмысленной характеристике женской природы в своей теории небесной всеобъединяющей любви Соловьёв полностью исключил женщину как возможный субъект эротических отношений.

На эту странную особенность соловьёвской теории любви впервые обратил внимание Бердяев.

Он писал: Против Соловьёва можно было бы только возразить, что это слишком мужская философия и религия. Для женщины эротическое отношение к Божеству должно окрашиваться в цвет культа Вечной Мужественности. Не обращается ли Божество разными своими сторонами к разным человеческим полам?

В отличие от Соловьёва Бердяев в Смысле творчества пытался внести большую ясность в концепцию будущего андрогинного человечества. Соловьёвский культ вечной женственности его не устраивал. По мнению философа, идея вечной женственности хотя и открывала путь к освобождению от злой, порабощающей женственности , но ещё не раскрывала тайны нового человека.

Бердяев верил, что будущий человек должен преодолеть унизительную для него власть рождающей женщины-природы и утвердить новый культ Девы, рождающей лишь от Духа .

Он писал: Человек, привязанный к Еве рождающей, стал рабом природы, рабом женственности. Избавление возможно лишь через нового Адама, который входит в мир через новую женственность. Через женщину-Еву началась греховная власть женственной природы над падшим человеком. Через деву Марию началось освобождение человека от этой природной власти .

Бердяев подвергал атаке не только женственность как метафизическую категорию, но и вполне реальную женщину.

Он считал, что:

Женщина это носительница половой стихии , и в ней нет ничего не сексуального , в ней нет личности , женщины лживее мужчин , в них есть необыкновенная способность порождать иллюзии, быть не такими, каковы они на самом деле , в стихии женской любви есть что-то жутко страшное для мужчины, что-то грозное и поглощающее, как океан .

В противовес Соловьёву Бердяев прямо заявлял, что:

Смысл любви заложен в культе мужской любви , что женщина редко являет собой тот образ красоты, перед которым можно преклониться, который можно боготворить , а потому высший, мистический смысл любви не в поклонении женщине , а в соединении целомудренных ипостасей мужского и женского в андрогинной деве-юноше .

Отрицание рождающего женского пола и утверждение культа девственного андрогина означали гибель женщины, материнства и природного мира.

Для грядущей мировой эпохи и для новой мировой жизни , пророчил Бердяев, женственность утверждается в аспекте девственности, а не материнства. Весь мировой кризис заостряется в роковой гибели материнства, а тем самым и материи. Наступает футуристически-технический конец религии рода, религии материнства и материи, и нет сил охранить и предотвратить от гибели родовую, материнскую, материальную органическую жизнь .

Разумеется, ни Фёдоров, ни Соловьёв, ни Бердяев в охране материнства и предотвращении от гибели родовой жизни заинтересованы не были. Напротив, победа над природой и женщиной были главным условием осуществления их мечты.

Враждебность русской утопической мысли к женщине и женственности сочеталась с резкими нападками философов на женское освободительное движение, которое к концу XIX века с уверенностью заявило о своем существовании. Фёдоров назвал это движение анормальным и тератологическим явлением , в основе которого лежит глубокое презрение к женщине .

По мнению философа, стремление женщины к эмансипации связано с искусственностью городской жизни, в которой женщина ищет равноправия в юридическо-экономических сферах.

Однако приобретение подобных прав, согласно Фёдорову, не составляет идеала даже для мужчин, а в случае с женщинами оно просто опасно.

Если бы и женщина сделалась участницею жизни юридико-экономической , писал философ, тогда можно было бы сказать, что конец близок .

Согласно Фёдорову, женщины имеют слишком много власти и без эмансипации. Они подчинили себе современную западную цивилизацию, лёгкая промышленность которой работает на них, создавая дорогие одежду, косметику и украшения. А западная культура развлекает и ублажает их.

Фёдоров считал, что:

Блудные дочери подчинили себе блудных сынов , заставили их забыть о своих умерших отцах .

В отличие от явного антифеминиста Федорова, Соловьёв и Бердяев пытались несколько облагородить свое неприятие женского освободительного движения.

В небольшой статье, озаглавленной Женский вопрос , Соловьёв характеризовал стремление женщин к эмансипации как жалкое и комическое .

Как Мария Магдалина , - разъяснял философ, - прежде чем найти Христа, прошла через семь бесов, так и теперь женщины попали под власть семи бесов семи ложных идей своего времени .

Эти идеи, по мнению Соловьёва, нашли свое выражение в модной идее свободной любви , в политизации требований равноправия, в обожествлении естествознания, во внешнем опрощении , а также в практике безбрачия, экономического материализма и эстетического декаденства .

Соловьёв предложил свою альтернативу этим соблазнам феминизма: Осмысленное и оживотворённое христианство.

В своей критике феминизма Бердяев был воинственнее Соловьёва.

В Смысле творчества он заявлял, что: Идея женской эмансипации покоится на женской зависти.

Женщина , писал философ, является механическим подражанием, из зависти и вражды, присваивает себе мужские качества и делается духовным и физическим гермафродитом, т.е. карикатурой, лжебытиём .

И хотя женская эмансипация лучше лицемерного принуждения в старой семье, но в ней нет нового человека и новой жизни , нет андрогина.

Ещё раньше, в Метафизике пола и любви , Бердяев обвинил феминизм в обезьянничестве , в унижении женского достоинства, в принижении высшего назначения женщины. В Смысле творчества , где отношение к вечной женственности уже изменилось к худшему, философ обвинил феминизм в гермафродитическом уродстве , в непонимании красоты андрогинической .

Концепция о второстепенности женского начала по отношению к мужскому была присуща всей западной философско-культурной традиции, но русские философы-утописты оказались значительно более радикальными в своей критике женских природных сил, рождения в первую очередь. Известную в философско-мифологической традиции идею о связи рождения со смертью они возвели в некий абсолют, поверив, что победа над смертью и рождением по сути одно и то же.

Пока человек размножается как животное, он и умирает как животное , категорично утверждал Соловьёв.

Ему вторил Бердяев, заявляя, что: Победа над рождающим сексуальным актом будет победой над смертью .

За ненавистью русских философов к рождению была скрыта ненависть к рождающей женщине, к матери. И хотя о личном опыте русских философов известно немного, но то, что известно о Фёдорове и Бердяеве, указывает на сложность их отношений с матерью.

Фёдоров был незаконнорожденным сыном дворянина и крепостной. В раннем детстве он пережил сильнейшую психологическую травму, когда его мать с детьми была изгнана из семейства богатого покровителя отца Фёдорова. Не отсюда ли испытываемый философом стыд рождения и поиск настоящего отцовства через акт воскрешения предков?

Бердяев в автобиографическом Самопознании признавался, что всегда имел очень слабое чувство сыновства .

Он писал: Мне ничего не говорило материнское лоно , ни моей собственной матери, ни матери-земли. Я никогда не ощущал, что родился от родителей. Нелюбовь ко всему родовому характерная моя особенность .

Возможно, личная детская травма отношений с матерью сыграла свою роль во взрослых фантазиях философов о совершенном человечестве, в котором для женщины-матери не могло быть места. В любом случае, психологически обоснованная или необоснованная атака русских философов-утопистов на женщину и материнство сыграла реакционную роль в истории русской культуры XX века и во многом определила трудную судьбу женского освободительного движения в современной России.