Роль Патрушева во влиянии в Кремле

Это главы разведки и службы безопасности, министр обороны и другие люди, которые имеют влияние. Они могут быть связаны с оборонно-промышленным комплексом или как мэр Москвы Сергей Собянин, являются внештатными членами. Идея в том, чтобы создать целый орган людей, которые могут консультировать президента и он будет подчиняться непосредственно президенту. Стоит обратить внимание на два момента. Во-первых, Совбез не является органом, принимающим решения. Он существует для подготовки докладов и координации уже принятых решений. И эти решения принимаются президентом в узких специальных кругах, а затем решение может быть обкатано на Совбезе. И это также место для разрешения горизонтальных разногласий - кто за что будет отвечать, и это довольно большой и громоздкий орган. Во-вторых, наиболее важным элементом Совбеза является секретариат, который его условно обслуживает, являющийся империей Николая Патрушева, потому что все чаще он становится важнейшим привратником всей информации, связанной с безопасностью и внешней политикой, которая попадает на стол президента. Не вся, но большая ее часть подвергается влиянию, контролируется или пропускается через секретариат Совбеза. В этом отношении Патрушев стал чем-то средним между советником Путина по национальной безопасности и директором национальной разведки, причем ни то, ни другое в российской системе фактически не играет никакой роли. Так что, на мой взгляд, это и есть реальная сила. Не сам Совбез, а та очень секретная бюрократия, которая его окружает. Совбез это довольно секретная организация. Есть некая рудиментарная видимость некоторой степени прозрачности, но на практике её нет, особенно с февраля прошлого года, потому что, какой бы ни была реальная, разумная тема обсуждений в Совбезе, на самом деле это все об СВО в ее прямом и косвенном крыле, и поэтому по понятным причинам, они теперь держат это очень далеко от глаз.

Патрушев и Путин знают друг друга с 70-х годов, когда они вместе служили в КГБ и их карьеры пересекались в разное время. Когда Путин ушел с поста директора ФСБ Патрушев был тем человеком, которого он выбрал, чтобы возглавить ее после себя. Путин доверяет Патрушеву, потому что он для него очень знакомый персонаж. На самом деле, если посмотреть на ближний круг Путина, почти все они в возрасте от 68 до 73 лет. Большинство из них имеют опыт работы в КГБ и, кроме того, они не были выходцами из сложившихся номенклатурных семей. Они не были состоявшимися представителями советской элиты. Они были первыми в своих семьях, кто наконец-то попал в большой мир, а это значит, что когда Советский Союз рухнул, рухнуло и славное золотое будущее, которое, как они думали, разворачивалось перед ними, и это вызвало определенное недовольство, которое они затем перевели в геополитическую плоскость. И дело в том, что Патрушев, в некотором смысле, повторяет многие из путинских предположений и предрассудков, но в несколько большей степени. Мы можем говорить о нюансах их позиций, но, по сути, с точки зрения Путина, Патрушев - это идеальный подчиненный, который в основном верит в то, во что вы хотите верить, хочет делать то, что вы от него хотите, и, по сути, не имеет собственных политических амбиций. В этом-то и интересная особенность многих людей из его окружения: при других обстоятельствах они бы и сами не прочь посидеть в большом кресле в Кремле, но не Патрушев. Он счастлив быть неким серым кардиналом за кулисами. Он ни в чем не виноват. Я имею в виду, что он определенно не тот человек, который будет радовать публику, заводить друзей и так далее. Во многих отношениях он очень холодная и управляемая фигура. Он очень полезен, потому что он не представляет угрозы и поэтому Путин ему доверяет. 

Патрушев не олигарх и я думаю, что в целом олигархов сейчас следует считать самыми слабыми из всех, потому что сейчас практически все они зависят от Кремля. Во-вторых, есть технократы, люди, которые как бы доминируют внутри, которые фактически управляют страной, начиная с премьер-министра Мишустина и ниже, и в основном это экономические, если не политические, либералы, многие из которых, откровенно говоря, в ужасе от СВО. Но что они могут сделать? Они просто делают все, что в их силах, для того, чтобы все шло своим чередом, а они - власть администрации. А есть еще «люди силы», которые входят в состав вооруженных сил, но прежде всего в аппарат спецслужб, и их власть обусловлена, во-первых, личным покровительством Путина, тем, что он доверяет им больше всех, но также это ребята с оружием. Очевидно, что во время СВО они приобретают всевозможные новые полномочия и т.п., и я думаю, что в этом контексте Патрушев интересен тем, что он явно связан с силовиками и он один из них. Но на самом деле он никого не контролирует и у него нет никакой административной власти, но с другой стороны у него есть огромное влияние и Путин к нему прислушивается. Единственная власть, которая у него есть, - это нанимать и увольнять сотрудников в Секретариате Совбеза. Он, вероятно, является ключевой фигурой, рисующей картину мира для Путина. У его младшего сына много денег и его карьера вполне может сложиться, как и у его старшего сына Дмитрия, который сейчас является министром сельского хозяйства. Некоторые могли бы предположить, что в возвышении Дмитрия есть что-то от влияния его отца, но сам Патрушев таковым не является. Он не очень богат и у него нет сильной административной власти. Он не контролирует напрямую людей с оружием, но суть в том, что он влияет на человека, который говорит всем остальным группам, что делать. Дети Патрушева идут в политику, но их отец не хочет, чтобы дети шли за ним. Он использует свое политическое влияние, чтобы устроить своих детей в бизнес и заработать кучу денег. И в данном случае это как раз тот случай, когда некоторые люди иногда говорят о Дмитрие Патрушеве как о потенциальном будущем президенте. Вполне возможно, что у Николая-отца есть такие мечты. Но я не вижу никаких реальных признаков того, что у самого Дмитрия есть такие стремления. Я думаю, что он просто счастлив, в основном, в своем положении сейчас, и даже больше. Он может получать долю от всевозможных сделок, которые заключаются по всему сектору сельского хозяйства и бизнеса, связанного с сельским хозяйством. Он может очень, очень хорошо себя чувствовать. Зачем ему все эти хлопоты, связанные с президентством?

Ключевым моментом является то, что Патрушев абсолютно укрепил ФСБ и степень ее автономии и степень свободы, которую имеют сотрудники ФСБ, чтобы делать то, что они хотят. Во-вторых, это персоналистский характер лояльности ФСБ. Я имею в виду, что к этому моменту Патрушев уже был фактически человеком Путина, и идея о том, что ФСБ - это не сила, которая формируется на основе закона, Конституции или чего-то еще, а на основе личной преданности. Когда Патрушев ушел из ФСБ, человек, которого он назначил своим преемником – Александр Бортников, который все больше стареет и болеет, но, тем не менее, продолжает работать. Бортников – это мини-Патрушев. Это человек без какой-либо собственной идентичности, кроме личной преданности Патрушеву и Путину. Путин испытывал некоторое благоговение перед Сергеем Ивановым, потому что Иванов был тем самым офицером КГБ, которого Путин хотел видеть в роли обходительного, утонченного сотрудника внешней разведки, говорящего на нескольких языках, ладящего с Кондолизой Райс, и так далее. Но в то же время Путин, очевидно вполне представлял и его, Патрушева. Одна из его сильных сторон как раз в том, что он был как бы твердой четверкой. Вы знаете, он делал свою работу, он был контрразведчиком. Позже он стал начальником отдела внутренней безопасности, а затем отдела экономической безопасности. Он не был тем, кто привел к радикальной перестройке службы. Он не был тем, кто руководил великими триумфами, но и не был тем, кто делал катастрофически плохие вещи. Я думаю, что он нравится людям из ФСБ именно потому, что он дал им много привилегий и автономии, но с точки зрения реальной эффективности службы, знаете, очень трудно найти людей, которые бы считали его в какой-то степени выдающимся.

Я подозреваю, что Нарышкин, как и большинство людей в высшей элите, очень боится Патрушева. Он стал главой Службы внешней разведки в 2016 году не потому, что люди думали, что он - это тот человек, который нам нужен, и даже не потому, что Нарышкин лоббировал это, а потому что его нужно было сместить с поста спикера Государственной Думы, чтобы освободить место для следующего кандидата. И они должны были найти, потому что он был хорошим солдатом. Они должны были найти ему соответствующее почетное место. Нарышкин пытается как бы спроектировать переход от службы внешней разведки к своей последней работе, как бы полупенсионной работе, возможно, как сенатор или что-то в этом роде. В этом контексте, чтобы сохранить общую автономию СВР, нужен очень сильный человек, а Нарышкин точно решил не ссориться с Патрушевым. Поэтому, хотя СВР и предоставляет свои разведданные непосредственно президенту, Секретариат Совбеза стал гораздо больше влиять на то, что говорит СВР, чтобы президент не был сбит с толку конкурирующими точками зрения. Я думаю, что Нарышкин работает с Патрушевым нормально. Он не бросает вызов ФСБ, хотя она растет и также проводит свои зарубежные операции отдельно от операций СВР, часто фактически конкурируя. Нарышкин не поднимает шума, он идет по линии наименьшего сопротивления. У Патрушева явно очень экстремальное видение мира и того, как враждебный Запад делает все возможное, чтобы нанести ущерб России и развалить ее на части. Но не стоит оспаривать то, что Россия, по сути, уже находится в состоянии своеобразной войны с Западом. В самом начале СВО Патрушев сразу же выступил с очень, очень максималистской экономической программой, по сути, говоря: мы знаем, что сейчас будет тотальная война, у нас должна быть полностью мобилизационная экономика, и все должно быть направлено в эту сторону. И поначалу, Путин явно находился под этим влиянием и склонялся к этому, а технократы, прежде всего премьер-министр Мишустин, а также председатель Центробанка Набиуллина, были в ужасе. Но дело в том, что они не смогли добраться до Путина, чтобы попытаться доказать, что их дело очень трудное. Надо помнить, что Путин ненавидит принимать трудные решения и будет прятаться от них, если сможет. В конце концов, Набиуллина, феноменально способный руководитель центрального банка, а также один из относительно немногих экономических технократов, которых Путин искренне уважает, действительно подала заявление об отставке. И это как бы дошло до него, и Путин сказал: «Нет, вы не уйдете в отставку». Это означало, что появилась точка опоры, которая позволила Набиуллиной, Мишустину и другим донести свою точку зрения. И Путин согласился с тем, что в данный момент важно сохранить смешанную экономику и попытаться сохранить представление о том, что все идет как обычно. Сейчас это начинает разрушаться. Но все же в тот критический момент, в начале СВО, Патрушев, казалось, добился успеха, но затем был обойден технократами. Так что это может происходить по конкретным вопросам политики и трудно сказать, кто является врагом Патрушева. Я думаю, что единственным человеком, который может бросить настоящий вызов Патрушеву, будет Путин и это маловероятно. Но если Путин решит выступить против него, то в этот момент Патрушев поймет, что у него нет настоящих союзников, нет никого, кто готов броситься на гранату ради него, и нет реальной институциональной власти, понимаете. То есть у него есть огромная власть до тех пор, пока Путин готов ее ему предоставить, вот и все.

С 2014 года мы видим как заметно сокращается влияние министра иностранных дел Лаврова, а вместе с ним и влияние МИД РФ. Лавров не участвовал в принятии окончательного решения о вхождении в Крым и его просто проинформировали, и он должен был потом это раскрутить и продать. Он был одним из великих титанов международной дипломатии, а теперь, все чаще и чаще, его низводят до роли человека, который ходит за слоном, убирает за ним, и это все. Ему приходится выходить на улицу и зачастую занимать глубоко несостоятельные позиции. Похоже, что он не имеет большого влияния. Открытым секретом является то, что на протяжении многих лет, каждый год, он просит Путина разрешить ему уйти на пенсию, и Путин отказывает, потому что есть смысл. Хотя я думаю, что Рябков, один из первых заместителей министра, в значительной степени представляет себя в качестве фигуры Лаврова 2.0, но он готов пойти еще дальше, чем Лавров. По сути, МИД потерял влияние на процесс выработки политики. К кому же обращается Путин, чтобы узнать, что происходит во внешнем мире? Он обращается к Патрушеву, он обращается к Ушакову, который является его главным советником по внешней политике, а Ушаков не из тех, кто раскачивает лодку. МИД конечно, может попытаться внести какие-то нюансы, но он не собирается разворачиваться и говорить, что это чепуха. Поэтому можно сказать, что МИД часто оказывается в невыгодном положении. Несколько лет назад я разговаривал с одним российским дипломатом, который жаловался, что проблема заключается в том, что когда что-то возникает, первые информационные документы, которые Путин читает по этому поводу, приходят из Совбеза и из различных спецслужб. Они, в некотором смысле, формируют его представление о том, что происходит. А потом подключается МИД и делает свой брифинг, который часто очень сильно отличается от того, что говорят «разведчики». И вместо того, чтобы Путин подумал: «А, знаете, может быть, меня вводят в заблуждение или дезинформируют мои спецслужбы?» Вместо этого он думает, почему дипломаты так отстают от жизни? Почему они не видят, что происходит? А внешняя политика одна из тех сфер, где роль главы государства, главы исполнительной власти, действительно имеет значение. Я думаю, что по всем этим причинам, роль середины сокращается, и целый ряд различных игроков действительно вступают в этот промежуток. В путинской России, в некотором смысле ваши обязанности - это то, что Путин решит сделать. Так, например, Патрушев в течение многих лет был главным на Балканах, в значительной степени определяя их политику. Если вы посмотрите на Венесуэлу, то это глава «Роснефти» Игорь Сечин. Сирия с 2015 года стала вотчиной Минобороны, а не МИД. Ему достается все, что осталось. 

Одна из вещей, которую я делал, - это пытался найти людей, которые работали на Патрушева, или с ним, или имели какое-то другое взаимодействие. Один из вопросов, который я всегда им задавал, - действительно ли он верит в эту неконспиративную чепуху? И люди сходились во мнении, что он, скорее всего, верит. Я думаю, что причины этого кроются в следующем: в русской культуре существует сильный и все еще существующий заговор, и человек сталкивается с ним, иногда в самых неожиданных ситуациях. Я думаю, что дело также в том, что Патрушев в течение 2010-х годов становился все более и более радикальным в своем мнении о том, что Запад стоит за многими бедами России, начиная с сирийских восстаний, которые привели к гражданской войне, и заканчивая протестами на Болотной. Он всегда видел за всем этим зловещую руку ЦРУ и МИ-6. Есть много других людей, которые хотят получить хорошие средства на исследования из бюджета Совбеза, или благосклонность Патрушева, или что-то еще, которые, по сути, скажут ему то, что, по их мнению, он хочет услышать. Так что многие теории заговора, как мне кажется, создаются людьми из его окружения, потому что они понимают, что он находится на рынке этих идей. А затем они становятся способом ретроспективного объяснения мира. Знаете, если вы думаете, что Америка пытается развалить Российскую Федерацию, во что он действительно верит, и в некоторой степени потому, что российский экстрасенс так сказал, то когда кто-то указывает на то, что существует страх, что в Йеллоустоуне взорвется супервулкан, в результате чего большая часть Соединенных Штатов станет непригодной для жизни, то вы можете как бы встроить это в текст. Вот почему американцы хотят Сибирь, они хотят иметь возможность переселиться туда. Многое из этого поражает своей странностью. Но если никто не может и не хочет или не осмеливается повернуться и сказать: да ладно, Николай Платонович, это просто бессмысленно. Тогда в каком-то смысле ты оказываешься запертым в этом. То есть, честно говоря, это очень трудно объяснить. Действительно, тут нужно говорить с психологом, а не с историком и политологом. Это почти как самовоспроизводящийся процесс, при котором, как только вы начинаете во что-то верить, все приносят вам данные, которые, кажется, доказывают, что то, во что вы верите, - правда. Они искренне верят, что может существовать долгосрочная западная стратегия, которая охватывает несколько президентских сроков США, канцлеров Германии, премьер-министров Великобритании и т.д., и тем не менее она все еще последовательна, она все еще продолжается и абсолютно не появилась на первой странице New York Times или Washington Post. Это показывает, насколько хороши наши враги, но также и то, насколько секретны эти планы, то, что они не просочились. Знаете, наступает момент, когда эти вещи становятся верой, а не данными. 

Почему Запад может грамотно аргументировать свою точку зрения и у него для этого есть все что надо, а с российской стороны таких аргументов мало? Причин тому несколько. Невозможно обойти тот факт, что если вы решили использовать материалы разведки для продвижения своей версии, то вы предоставляете определенный доступ к своим источникам и методам. Я не вижу у русских желания делать что-либо, что может выдать их. Я думаю, что российский подход заключается в том, что если есть сомнения, то нужно держать все в секрете. Во-вторых, Запад аргументирует, опираясь на источники, потому что он представляет собой совокупность демократических государств. Если мы собираемся ежемесячно тратить миллиарды фунтов, долларов и евро на поддержку Украины, как в виде военной, так и финансовой помощи, то мы должны думать о политическом измерении этого. Ведь нет таких политиков, которые, получив лишний миллиард, не смогли бы сделать что-то более выгодное для себя. Поэтому я снова думаю, что разведка используется как способ управления совокупностью демократических государств, причем так, что России в этом нет необходимости. Ведь она не является демократией и с каждой неделей становится все более далекой от нее. Кроме того, как только вы начинаете лгать, становится очень трудно выверять правду.

Вернемся, например, к короткому периоду, когда Юрий Андропов был генеральным секретарем Коммунистической партии, а до этого возглавлял КГБ. Если посмотреть на уровень преступности в России или Советском Союзе при Андропове, то кажется, что он резко подскочил. Но на самом деле не то чтобы преступлений стало больше, и даже не то чтобы их стало больше, хотя коррупция, прогулы и т.д. были пресечены. Дело было главным образом в том, что в течение многих лет советские власти искажали данные о преступности, пытаясь утверждать, что она гораздо ниже, чем на самом деле, и сравнивать ее с западной. И проблема в том, что они сами себя в этом закрепостили. И в конце концов Андропов, который, несмотря на все свои недостатки, действительно верил в то, что нужно смотреть правде в глаза, распорядился опубликовать данные о преступности, произошел этот позорный скачок. Но это были только цифры преступности, а кто вообще смотрит на данные о преступности? СВО - это совсем другое дело. Я имею в виду, что если вспомнить, какие нарративы внушались российскому народу, то если вдруг начать приводить реальные данные, то они окажутся настолько несоответствующими действительности. В некотором смысле это был один из грехов Пригожина. С точки зрения Кремля, он был ближе к тому, чтобы говорить о вещах так, как они говорят о них, как это было на самом деле. Так что я думаю, что в некотором смысле русские теперь заточены на это. Примерно в 2016 году у меня был разговор с недавно ушедшим в отставку офицером российской разведки, который сказал, что они усвоили, что нельзя приносить плохие новости к царскому столу. Другими словами, Путин дал понять, что он хочет слышать то, что он хочет слышать, а не то, что ему нужно слышать. Поэтому сейчас идет очень, очень хороший сбор разведывательной информации. Есть много действительно умных аналитиков, которые осмысливают эти разведданные, но в процессе брифинга, когда этот анализ должен быть доведен до сведения политиков, там все переписывается, искажается, подвергается цензуре, потому что никто не хочет оспаривать ортодоксальные взгляды путинского окружения, а это очень пафосные ортодоксальные взгляды. В итоге все переписывается, да так, что вся иракская сага об ОМП покажется фигнёй. Так что я думаю, что это еще и проблема того, что на самом деле ваши разведданные не поддерживают вашу версию, поэтому, конечно, вы не собираетесь ее озвучивать.

Слабые стороны Патрушева - это в какой-то степени его сильные стороны. Во-первых, его институциональная власть минимальна. Что у него есть, так это влияние. Может быть если будет какая-то управляемая преемственность, то у Патрушева будет шанс повлиять на процесс преемственности. Но если Путин умрет завтра утром, а различные силы будут вести переговоры о том, что произойдет, я задаюсь вопросом, могут ли они согласиться с тем, что Патрушев, как и Лаврентий Берия, является тем человеком, которого они считают слишком опасным, чтобы допустить к процессу, но также и с тем, что просто в этот момент у Патрушева проявится отсутствие. У него есть прагматичные союзники, то есть люди, которые понимают, что то, что он говорит, отвечает чьим-то интересам, и у них есть всевозможные причины поддержать его. У него также есть фактор Бортникова. Но, мы давно не видели Бортникова во плоти. Даже те заседания Совбеза на которых он присутствует, всегда проходят по видеосвязи. Предполагается, что он очень болен и давно хочет уйти на пенсию. Но дело в том, что у следующего поколения уже нет таких личных отношений с Патрушевым. Его сила в том, что его статус, так тесно переплетенный с Путиным, становится и его слабостью. Есть много людей из технократов и олигархов, которые считают, что видение, которое Патрушев имеет для России, является одним из его противоположностей. И он, несомненно, верит в то, что Россия будет почти таким же постоянным гарнизонным государством в глобальной борьбе против того, что он считает гегемонистским Западом. Я бы назвал это почти троцкистским видением перманентной мировой революции, хотя и облаченной в скучный серый костюм. Это не то видение России, которое на самом деле есть у многих людей в системе.

Когда западные лидеры, такие как Байден, говорят, что мир выступает против России, на самом деле большая часть мира не заботится об этом, считает это неудобством и отвлекающим маневром, а не основным интересом безопасности. И есть ощущение, что Запад проявляет определенное лицемерие и ханжество. СВО имеет значение, но как насчет всех остальных войн в Йемене и т.д.? Я думаю, что русские удивительно эффективно играют на этом. И удивительно, что в России и в Африке существует нарратив, что СВО - это на самом деле антиколониальное противостояние, что гегемонистский Запад пытается использовать Украину, чтобы заставить Россию преклонить колено, а Россия просто отбивается. Для стран, чей опыт империализма был получен от британцев, французов, голландцев, немцев или кого бы то ни было, это имеет определенную силу. Так что в этом контексте Патрушев в некотором роде превратился в параллельного министра иностранных дел, особенно когда речь идет о вопросах безопасности. Поэтому мы видим, как он ездит в такие места. Он общается с китайцами и индийцами. Но в настоящее время у России практически нет друзей. У нее есть целый ряд стран, с которыми у нее есть определенные параллельные интересы. Китай, с одной стороны, считает СВО несколько неудобной, но, с другой стороны, он рад видеть Россию в некотором роде ледоколом, врезающимся в доминирующий на Западе мировой порядок, потому что это создает канал, которым Китай с удовольствием воспользуется в будущем. Есть страны, которые с удовольствием покупают дешевую российскую нефть или газ со скидкой, что питает российскую военную машину, но также помогает их экономике, или страны, которые просто рассматривают Россию как источник определенной дипломатической или практической помощи. Если посмотреть на то, что происходит в Африке с группой «Вагнера», то ирония заключается в том, что «Вагнер» часто бывает весьма популярен на местах, потому что своим грубым и готовым способом он борется с джихадистскими повстанцами и в таких местах, как в Мали, Россия может прийти и заполнить пробел. Поэтому я думаю, что в этом отношении русские очень хорошо умеют не заводить друзей, а создавать удобные союзы, которые абсолютно точно будут существовать только до тех пор, пока они взаимно удобны. Но в этом отношении я думаю, что Патрушев действительно весьма эффективен в качестве выразителя безжалостного прагматизма

Лавров принадлежит к традиции дипломатии. Он исходит из традиции дипломатии многостороннего подхода к созданию политических ситуаций без нулевой суммы, и у этого есть свои сильные стороны, но есть и слабые. Патрушев - это совсем другое, это гораздо больше. Вы знаете, что мир - это враждебное место, где каждый пытается эксплуатировать другого. И, честно говоря, Запад – не ваши друзья, они ваши угнетатели. Мы можем заключать сделки, и именно это имеет какой-то успех. Как уже было сказано, это не мягкая сила. В очень жестком мировом порядке Патрушева, в котором гегемонистский Запад, управляемый США, пытается доминировать над всеми остальными, он все равно может найти эти удобные союзы.