📚 Ритуал, вина и власть: социально-психологическая интерпретация «конспирологии» элит

Несмотря на отсутствие прямых доказательств, популярность этой идеи не снижается — она основывается на древнем антропологическом принципе: ничто так не сплачивает группу, как совместное участие в запретном или трансгрессивном акте.

В этом контексте символические — или даже буквальные — ритуалы, в том числе сексуального характера, выступают как механизм инициации, который:

• создаёт чувство коллективной вины;

• формирует внутреннюю солидарность через «общую тайну»;

• обеспечивает контроль за счёт взаимного компромата;

• и, главное, «сжигает мосты» назад, оставляя участника полностью зависимым от нового круга.

Подобные механизмы описаны в социальной психологии, в частности, в работах Элиаса Канетти (массовая психология власти) и Рене Жирара (миф о жертвоприношении).

Психоаналитическая и политическая функция жертвоприношения

Рассмотрение сексуальных или девиантных ритуалов не как индивидуального отклонения, а как инструмента включения в круг «избранных» через преступление, логично в случае создания замкнутой, иерархической среды. Жертвоприношение (не обязательно буквальное) в таком случае является символическим актом разрыва со старым «Я».

При подобной интерпретации педофилия, гомосексуальные практики или участие в насилии представляются не как частные отклонения, а как инструмент групповой сплочённости через совместную трансгрессию. Важно подчеркнуть: речь идёт о структурном принципе коллективной вины как форме власти, а не об эмпирическом утверждении.

Контекст: Эпштейн, Маск и Трамп

Изоляция фигуры Джеффри Эпштейна в правоконсервативной американской мифологии произошла именно в этой логике: он стал эмблемой преступной, глобалистской, сексуализированной и аморальной элиты, паразитирующей на «простом народе». В этой мифологии возникает необходимость в противовесе — герое, который «разоблачает» это зло.

📌 Дональд Трамп долгое время позиционировал себя как враг deep state, однако его связи с Эпштейном вызывают двойственную реакцию у его сторонников. Ему необходимо постоянно демонстрировать непричастность, а ещё лучше — активную борьбу с системой, которую олицетворяет Эпштейн.

📌 Илон Маск, апеллируя к той же аудитории, сделал замечание о незавершённости дела Эпштейна. В данном контексте это не просто реплика, а политический сигнал — скрытое приглашение к пересмотру и мобилизации. Он как бы говорит: «Я — не часть этого, я с вами и я тоже хочу арестов».

Символика молчания и компромата

Механика ритуализированной вины работает в двух направлениях:

• она создаёт внутреннее сообщество посвящённых;

• одновременно формирует идеальный рычаг давления — участник не может «выйти» из круга, имея на себе несмываемое пятно.

Это также объясняет, почему в конспирологических нарративах так важно понятие компромата — он не только инструмент шантажа, но и ритуальная печать.

Заключение

Несмотря на фантастичность описываемых теорий, сама логика представлений об элитах как о закрытых системах со своими инициационными ритуалами не является иррациональной. Она отражает глубокую потребность объяснить несправедливые или недоступные иерархии.

📌 В этом смысле «ритуальное преступное братство» — лишь современная вариация древнего образа тайной власти, которая сохраняет себя через жестокость, сексуальные табу и символическую смерть прежней идентичности.

Насколько это соответствует реальности — отдельный вопрос. Но как психополитический симптом массового недоверия к элите, этот нарратив существует, живёт и используется — и Маском, и его оппонентами.