Китаизация Сибири

Интересное исследование социальных антропологов из чешского Университета Палацкого (Оломоуц) – они в 2018-2020 годах провели полевую практику в китайских хозяйствах В.Сибири («Ойкумена. Регионоведческие исследования», №3, 2023).

Описание начинается так:

«Местами полуразрушенная узкая асфальтированная дорога сворачивала с пригородной трассы и отделяла жилую часть сибирской деревни от участков недавно вспаханных полей. По одному из них неспешно ездил старый трактор синего цвета, обрабатывая оставшиеся невспаханные куски земли. На пригорке со стороны полей возвышалось сооружение, конструкция и внешний вид которого выдавали его советское происхождение. Бывшие коллективные хозяйства в сельской местности зачастую выглядят как руины – полуразрушенные останки советского прошлого. Поэтому ухоженные советские постройки, создающие впечатление благополучной деревенской жизни, вызвали у нас удивление своей нетипичностью для сельской местности постсоветской России.

Еще более неожиданным оказалось то, что эти постройки являются частью китайского хозяйства по производству овощей, куда мы и направлялись. Свернув на проселочную дорогу и поднявшись на пригорок, мы с водителем увидели въезд на территорию. Оказавшись внутри, мы обнаружили слаженное агропоселение-производство. Время близилось к шести часам вечера, на полях совместно трудились китайские и узбекские работники, а также местные – жители близлежащих деревень. В теплицах китайцы занимались сбором огурцов, молодые узбеки перевозили собранный урожай на маленьких автоприцепах в склад, в столовой узбекские и китайские женщины готовили ужин в большом казане».

Процесс китаизации В.Сибири активно идёт уже больше пятнадцати лет:

«Возникновение и расширение хозяйства можно наблюдать с помощью программы Google Earth Pro. В начале 2004 года на снимках можно увидеть только пустующие поля и старые советские постройки, а в период с 2005 по 2015 гг. можно наблюдать постоянный процесс застройки – появляются скважины для полива, жилые бараки для работников, подземные овощехранилища, растёт количество теплиц, увеличивается площадь возделываемых открытых полей».

Китаизация Сибири оформляется в обход федеральных законов через тотальную коррупцию местных властей и бизнеса:

«На первоначальном этапе организации у китайских предпринимателей возникает потребность во включении в местные неформальные сети по вопросам аренды и землепользования. Для этого существует несколько вариантов: с помощью долговременно проживающих в России китайских родственников, посредством WeChat групп, а также на сайте Avito. Договор, как правило, оформлен на местное российское лицо, которое номинально является владельцем производства.

В начале своей деятельности китайский предприниматель привозил рабочие бригады из Китая, частично обходя закон для экономии средств. Для работы на земле в сезон требуется около 100 человек, официально оформляли только шестую часть – примерно 20 работников. Неформальные контакты, установленные с представителями местных служб, позволяли заранее узнавать о намечающихся проверках, поэтому работников, у которых не было надлежащим образом оформленных документов, успевали спрятать в подземных овощехранилищах, которые располагаются в скрытой производственной части».

«В регионе постепенно вводили изменения в условия квотирования для китайских сельскохозяйственных рабочих. Такая политика спровоцировала появление новых неформальных связей и отношений с местными, которые стали помогать в организации въезда сельхозмигрантов, например, по квотам на строительных рабочих или в качестве работников предприятий по лесопереработке. Китайские лесозаготовители охотно содействуют своим соотечественникам вдали от родины, и местная деревенская власть, участковые и свои люди в региональных госорганах охотно помогают им за денежные вознаграждения».

На местное население в плане поднятия сельского хозяйства надежды уже нет – если кто там и остался, то это в основном люмпены, не способные к регулярному труду. Поэтому китайцы для работы на своих фермах завозят жителей Средней Азии:

«Попытки привлекать местное население в целом не увенчалась успехом. Местные жители, которые соглашались на такую работу, принадлежали к люмпенизированным слоям населения – без постоянной занятости, с алкогольной аддикцией, они не были надёжными работниками, что вносило дополнительные риски в сельскохозяйственное производство. В итоге остались только несколько человек из местных, которые на постоянной основе трудились на предприятии в сельскохозяйственный сезон, а также присматривали за хозяйством в несезонное время.

Решение нашлось в лице узбекских мигрантов. Связующим элементом сетей мигрантов стал человек, который занимается размещением и сопровождением узбекских рабочих. Этнический узбек, всю жизнь проживающий в России, он одновременно является представителем государственных институтов и обладателем обширных личных связей в Узбекистане и в России. С его помощью узбекские бригады стали основной рабочей силой китайского хозяйства. Китайскому работодателю не приходится тратить усилия и деньги на их официальное оформление и подготовку документов, они нанимают тех, кто в данный момент находится на заработках в России. Таким образом, основную часть рабочей силы составляют узбекские, и незначительную часть – местные работники, все они находятся под руководством трёх-четырёх китайских мастеров.

Внешние контакты с местными органами власти, с выходцами из Китая и стран Центральной Азии – всё это обнаруживает пространство неограниченных возможностей. Организатор сельскохозяйственного предприятия, будучи включенным в это пространство, за короткое время может решить любую возникающую проблему. Это распространяется и на работников. Кроме того, они включаются в местные сети. Знакомятся с местными девушками, даже есть несколько русско-китайских семей, где муж китаец, а жена местная деревенская женщина».

Постепенно китайцы создают всю сеть, необходимую для работы. Это находящиеся под китайцами местные власти, торговая логистика – овощи из теплиц расходятся по всему региону. Бизнес-процессы подстраиваются под Китай:

«Вокруг них выстаивается новая инфраструктура, большую часть материалов для строительства которой привозят из Китая. Считается, что качество привозимых материалов лучше тех, которые можно купить в России, а цена дешевле даже с учётом затрат на логистику. Исключение составляет древесина, которую закупают на месте у своих китайцев, занимающихся деревоперерабатывающим производством в Сибири. Помимо материалов для строительства из Китая также везут инструменты, малогабаритную технику, семена и др. Заказывают их у знакомых трейдеров, которые занимаются поставкой товаров в одном из приграничных китайских городов. Предприниматель предпочитает задействовать неформальные каналы поставки с целью сокращения денежных и временных затрат. Как мы видим, тепличные хозяйства успешно оказываются встроенными, как в локальные, транслокальные, так и в транснациональные неформальные сети».

Как мы видим, китаизация Сибири происходит не так, как представляли московские эксперты. Не через массовую миграцию китайцев (чем нас пугали предыдущие годы), а через фактическое взятие в аренду местных властей китайцами.

В том же крупном тепличном хозяйстве в Иркутской области или Красноярском крае может работать всего 8-10 китайцев при 100-150 узбеках. На весь регион постоянно осевших китайцев может быть всего пару тысяч. Зато вся управленческая и бизнес-структура «ложится под Китай» - куплены органы власти, местный бизнес тоже попадает в зависимость от Китая (от внешнеторговой деятельности с соседом, от взаимодействия с «российскими» китайцами).

Постепенно от местного социума Москва становится всё дальше, а Китай – всё ближе (и не только в географическом смысле).

В этом же номере («Ойкумена. Регионоведческие исследования», №3, 2023) есть рассказ и российских социальных антропологов из Челябинского госуниверситета на ту же тему и тем же методом – но уже на примере Свердловской и Челябинской областей.

Включённое наблюдение и глубинные интервью проводились ими в 2019-2023 годах.

Если в европейской части России мигранты заселяют крупные города, то на Урале и в Сибири – в основном сельскую местность. Потому что заработок там даёт земля, недра и лес, а не городская экономика.

О масштабе китайского присутствия в тепличном хозяйстве Урала говорит такой факт:

«По данным полпреда президента в УрФО, в 2018 г. такие хозяйства давали около 90 тыс. тонн урожая, что составляло половину всей овощной продукции, выращиваемой в закрытом грунте на территории федерального округа».

Как и в В.Сибири, китайцы предпочитают нанимать на работу мигрантов из Средней Азии, сами же китайцы – только управленцы.

«Большая часть опрошенных нами постоянно проживала в пригороде Челябинска, Копейска или Екатеринбурга, возвращаясь на тепличные грядки около 2–3 раз в неделю. В большинстве случаев поля взяты в аренду китайским предпринимателем. Вот что нам рассказал Икром:

«У меня торговая точка на рынке. Когда меня нет, работают младшие сыновья и дочери. Один или два раза в неделю собираю своих и едем работать за город на день-два. Нанимаю, контролирую работу, хозяин у нас китаец. Думаю, так почти везде».

Ещё один интересный момент – освоившиеся мигранты из С.Азии видят перспективу в заселении российской деревни:

«Городская среда воспринимается как загрязнённая. Мы наблюдали, как относительно преуспевшие мигранты (т.е. обзаведшиеся своим жильем) ставили перед собой ещё одну задачу: выезд за город, приобретение или аренда земельного участка и (или) дома. Незначительное увеличение таких арендаторов и дачников крайне болезненно воспринималось местными. Как отметил один из наших информантов, увидев таджикскую семью на колонке с водой: «Мы в платках женщин тут никогда не видели, вот и сюда добрались похоже».

Китайцы воспринимаются местными жителями лучше, чем среднеазиаты:

«В основном информанты отмечали, что построить общение с китайцами (зачастую они занимались менеджментом) было несложно, легко. «Да, легко, они добрые, готовы помочь, вежливые, очень приятно было, когда я чихнула и мне сказали «бударова».. Китайцы активно помогают и объясняют непонятные моменты, а также проявляют знаки доброты и заботы: «мы работали в жаркий знойный день, духота в теплицах стояла нереальная, некоторые из нас не взяли с собой воду, к счастью, китаец Иван принес нам воду в трехлитровой бутылке».

В описаниях информантов можно проследить различие между китайцами и таджиками. Китайские работники характеризуются как трудолюбивые и вежливые, а вот таджики «пытаются неприятно заигрывать, матершинники, чью речь слушать было просто неприятно».

Ещё одно важное наблюдение сделали социальные антропологи из Челябинского госуниверситета. В отличие от начальства, простые люди из глубинки хорошо понимают, какие последствия лично для них и их территории проживания принесёт СВО и мобилизация:

«Одной из интересных граней данного проекта, выявленных на заключительном этапе сбора полевых материалов, стала фобия местных жителей стать меньшинством, в том числе на селе. Подавляющее большинство информантов достаточно чётко выразило мысль о том, что частичная мобилизация, в случае её проведения, может привести к резкому и значительному сокращению численности мужчин на селе, а также в малых городах и поселках.

Потенциальный дефицит рабочей силы и «демографический вакуум» придётся заполнить посредством более интенсивного привлечения мигрантов из Средней Азии, что, по мнению информантов, неизбежно приведет к росту социальной напряжённости. Возникнут более осязаемые перспективы захвата «другими» целых сфер деятельности, в частности сельского хозяйства. Как отметил один из наших информантов:

«А кто работать будет, когда всех мужиков мобилизуют. Село опустеет, останутся один старики, бабы и дети». Множество опасений высказывалось по поводу самой возможности смещения этнодемографического баланса, т.е. перспектив увеличения численности мужчин мигрантов со всеми вытекающими для принимающей стороны последствиями».