В периоды депрессий многие экономические правила перестают работать

5 ноября 2021, 13:38
Мир фактически вступил в такую длительную депрессию после 2008 года, и единственным искусственным дыханием для экономик – чтобы они не свалились в аналог Великой депрессии 1930-х - служат только нулевые ставки центробанков (часто и реальные отрицательные, т.к. инфляция является более высокой, чем ставки).

Об этом пишут три Нобелевских лауреата по экономике Пол Кругман, Робер Солоу и Вернон Смит (это перевод главы из книги «Economics for the Curious. Inside the Minds of 12 Nobel Laureates», 2014, перевод которой приведён в журнале «Экономическая политика», №5, 2016). Особенно отмечу, что в кризис 2020-21 эти мысли трёх нобелевских лауреатов стали особенно актуальными, так как к спасению экономики под ИВЛ кроме нулевых ставок теперь добавился огромный госдолг). Два примера из этой большой работы знаменитых экономистов, кстати, которых принято считать неокейнсианцами (и они говорят, что кроме рецептов настоящего оздоровления экономики методами Кейнса 1930-х, т.е. левого государственного дирижизма, так до сих пор и не придумано).

Парадоксы бережливости и гибкости
В условиях депрессии совокупный спрос недостаточен. Общее количество товаров и услуг, которые все участники экономики - потребители, компании и правительства - готовы купить, меньше, чем общее количество товаров и услуг, которое производители были бы готовы произвести. Поэтому спрос, а не производственная мощность ограничивает объём производства - и ситуации выбора, на которых любят делать акцент авторы учебников, больше не работают.

Предположим, например, что вы хотите, чтобы правительство построило больше инфраструктурных объектов - новых дорог, мостов, железнодорожный туннель под рекой Гудзон в Нью-Йорке. В обычном случае мы бы сказали, что для того, чтобы это сделать, нужно чего-то не делать - или потребителей нужно убедить в том, чтобы они меньше потребляли, или государственные расходы должны были бы «вытеснить» частные инвестиции. Если же экономика находится в депрессии, то такого компромисса не требуется: туннели могут строиться рабочими, которые иначе были бы безработными, с использованием оборудования, которое иначе бы простаивало. Если вы спросите, откуда берутся средства на оплату этой работы, то их можно привлечь за счёт продажи гособлигаций - однако такой заём не конкурирует с другими вариантами использования средств, потому что сам по себе акт расходования государственных денег повышает доход, некоторая часть этого повышенного дохода сберегается и, таким образом, эти расходы создают сбережения, которые направляются на покупку тех самых гособлигаций.

Вы можете счесть это невероятным; вам может показаться, что широкомасштабные государственные займы с необходимостью должны вызвать рост процентных ставок. Если так, то вы не одиноки: многие выдающиеся личности, кое-кто из которых полагают, что хорошо разбираются в экономике, громко настаивали в 2009 году на том, что большой дефицит бюджета, угроза которого тогда уже была очевидна, приведёт к сильному росту процентных ставок. Но этого не произошло. Мы пишем эту главу спустя более чем три года после некоторых из этих дебатов, и процентная ставка по долгосрочным гособлигациям США составляет менее 2%. Мы живём в экономике, где обычные правила не работают.

Но это ещё не все. Экономика депрессии отмечена парадоксами. Особенно выделяются два парадокса: парадокс бережливости, когда попытки больше сберечь приводят к тому, что страна в целом сберегает меньше, и не столь известный парадокс гибкости, в котором готовность работников сохранить рабочие места за счёт понижения зарплаты, на самом деле приводит к росту безработицы.

О парадоксе бережливости: для экономики в целом сбережения с балансовой точки зрения не всегда эквивалентны инвестициям. Теперь предположим, что некоторая группа в экономике - скажем, домохозяйства - становится более ориентированной на будущее и в большей степени готовой отказываться от удовольствий в настоящем в пользу сбережений для будущего. В обычном случае мы ожидали бы, что такое желание откладывать средства на будущее вызовет увеличение общих расходов на инвестиции, так что экономика действительно приобрела бы больше резервов на будущее - и строила бы больше фабрик, серверов и офисных зданий для повышения будущей производительности.

Важно понимать, однако, как этот процесс должен работать. Каким образом решение Джона Паблика в Хо-Хо-Кусе, штат Нью-Джерси, потратить меньше и отложить на будущее убедит компанию Google расширить свою штаб-квартиру в Маунтин-Вью, штат Калифорния? Стандартный ответ - через процентные ставки: увеличение желаемых сбережений переходит в более низкие ставки, которые либо прямо снижают стоимость заёмных средств, либо косвенно приводят к росту цен на акции; в любом случае стоимость капитала для корпораций, планирующих расширение, падает, и в результате мы имеем больше инвестиций.

Теперь подумаем, что происходит в период депрессии. Процентные ставки не могут снизиться, поскольку они уже находятся на нулевом уровне. Поэтому механизм превращения желаемых сбережений в инвестиции ломается.

Вместо этого, когда Джон Паблик сокращает свои расходы, в результате просто снижаются общие расходы: экономика становится более депрессивной. Поэтому, в свою очередь, снижается, а не растёт число корпораций, готовых инвестировать, поскольку у них становится меньше причин наращивать мощности. Но при этом по-прежнему верно, что сбережения в общем смысле эквивалентны инвестициям, а это значит, что уровень совокупных сбережений падает. Отсюда парадокс: попытка некоторых людей отложить деньги на будущее приводит к общему сокращению сбережений в экономике.

А парадокс гибкости? Обычно считается, что для увеличения продаж какой-нибудь вещи нужно снизить её цену. Поэтому если рабочих мест недостаточно, не будет ли выходом снижение заработной платы? Многие думают именно так, и, как утверждают многие консервативные историки, Великая депрессия закончилась бы намного раньше, если бы президент США Франклин Рузвельт не позволил профсоюзам противостоять снижению зарплат и отстоять их повышение.

Однако даже в обычное время зарплаты и занятость не взаимодействуют между собой так, как многие себе представляют. Работники конкретной отрасли или компании действительно могут удержаться на работе, согласившись со снижением зарплаты. Это объясняется тем, что благодаря сокращению зарплаты их труд и продукция, которую они производят, становятся дешевле по отношению к труду и продукции других работников. Однако со снижением общего уровня зарплат никто не получает сравнительного преимущества. Положительное влияние на уровень занятости происходит через процентные ставки. На практике это работает, как правило, через политику центрального банка: снижение зарплат означает уменьшение инфляции, которое побуждает центральный банк снизить процентные ставки, а это приводит к росту спроса и, следовательно, к росту занятости.

В условиях депрессии, однако, процентные ставки снизить нельзя. Поэтому нет и той цепочки, по которой снижение зарплат может повысить уровень занятости! И на самом деле снижение зарплат, скорее всего, приведёт к росту безработицы.