Когда закончились враги - будем жрать друзей
Московский режим, построенный на борьбе с "внешними и внутренними" врагами, вдруг остался без декоративной и беззубой, но оппозиции. Все диссиденты и оппоненты Кремля — изгнаны, посажены, демонтированы. Оставшиеся — либо взорванные консервы, вскрытые сексоты, либо затаились, либо выгорели. Но система "осажденной крепости", как известно, не может функционировать без врагов. И когда их нет снаружи - она разворачивается вовнутрь.
Задержания, обыски, уголовные дела — все чаще чекисты проводят у "своих". Не маргиналов, а тех, кто встроен в структуру. Кто вчера рукоплескал, сегодня — в СИЗО.
Ключевой симптом — паника внутри клептократии. Участники схем и распилов вспоминают сталинские времена — но уже без восхищения.
Примечательный штрих: ещё год назад депутаты и сенаторы активно предлагали вернуть смертную казнь.
Сегодня — ни слова!
Вероятно, страх оказаться на плахе заставил сменить риторику: тем более, что в атмосфере паранойи любое «очищение» может обернуться расчисткой кадрового резерва.
$50 миллиардов и «Крепость Россия»
По данным Reuters, Кремль экспроприировал активы на сумму около $50 миллиардов. Сначала отобрали и разделили западные: Uniper, Carlsberg, McDonald's, Mercedes.
Потом начали жрать "своих". Под предлогом борьбы с коррупцией, неэффективностью и в интересах национальной безопасности - начали забирать самые прибыльные бизнесы.
Речь не о единичных кейсах. Это системная отъем частной собственности одних, для передачи другим, под государственным контролем.
Центральная идея — формирование новой экономической модели: «Крепость Россия».
Термин, фигурирующий как в официальной риторике, так и в выводах международных исследований, обозначает экономику, замкнутую в себе, ориентированную на выживание в условиях конфликта и санкционного давления.
Изоляция как точка сборки
Это не случайный всплеск интереса к грабежу, а результат исторического цикла.
В 1990-х Россия встроилась в глобальный рынок. Под ширмой капиталистической демократии в стране был построен капиталистический концлагерь с имперским душком.
Результат — коррупция, слабые институты, захваченные элиты, криминальные приватизации.
В 2000-х Путин рассказывал сказки, про необходимость жесткой вертикали силовиков и централизованный контроль для достижения успехов на поприще рыночной экономики. Теперь — маски сброшены и всем стало понятно, что после узурпации власти Путин хочет забрать и всю собственность.
Речь идёт не о развитии, а об монопольном контроле и полной управляемости.
Сектора вроде добычи золота, энергетики, транспорта — всё под Кремлем. Ниши, оставленные западными компаниями, заполняются национальными игроками, часто связанными с чекистами. Конкуренция и предпринимательская инициатива — уничтожены.
Главная добродетель — лояльность.
Новая «норма»
С точки зрения Кремля, это не новая норма. В логике «осаждённой крепости» конфискация, репрессия, передел — не сбои, а необходимость.
Изоляция не разрушает структуру — она её цементирует.
Внутри России происходит окончательный синтез власти и капитала.
Бизнес, лишённый внешней альтернативы, становится частью системы.
Политическая силовая вертикаль превращается в экономическую.
Ресурс становится не объектом частной игры, а функцией политической повестки.
Вопрос без ответа
Эффективность этой модели — вопрос открытый. С одной стороны, она даёт краткосрочную устойчивость. С другой — разрушает саму среду, в которой возможны инновации, конкуренция, рост.
Ставка на «суверенитет любой ценой» требует всё большей зачистки пространства: политического, медийного, делового. И в этом процессе границы между врагами и своими стираются. Врагами становятся все те, кто еще не был поглощен, низложен или убит.
Использованная литература: источник