В гениальной мошеннической схеме есть негласное правило: всегда использовать и подставлять других, а самому оставаться в стороне, и не попадать в капкан собственных выдумок. 

Искусно лгать — не значит верить. Легенда — это инструмент, а не убежище. 

В нашей истории один из главных игроков криминального дуэта нарушил это правило. И не просто нарушил — он так увлекся легендированием “торпеды”, что сам с головой провалился в свою же сказку, и не может теперь выбраться из мрака собственных же больных фантазий.

Когда они познакомились, партнеры договорились, что он станет кукловодом, а более болтливый и вульгарный провинциал - исполнителем. Не публичным, расчетливым и холодным. Именно он создал образ. Выбрал подходящий сосуд — неотесанного провинциального афериста с мозгом ящерицы, примитивного, простого и пустого, а потому податливого. Ему нужен был тот, кто не станет сомневаться, а будет повторять. Тот, кто сам по себе — никто и ничто, а потому эту пустоту легко наполнить мифом.

Он начинал не с нуля: объект его усилий давно придумал родословную. Глупую и тупую, но, тем не менее с налетом тайны и некой мистики. Провинциал всем рассказывал что он бастард семейства Ротшильд, а в качестве доказательства демонстрировал дешевый потертый медный кулон с позолотой с полумесяцем и звездой Давида.

Наш герой не стал отбрасывать прижившуюся уже легенду. Он дооснастил ее. Он выдумал связи с разведками, дописал сотни миллионов, добавил историю любви несчастной матери провинциала из семьи Ротшильд и простого деревенского парня из Мерсина. Конструктор “торпеды” сделал всё, чтобы из пустого тела вышел “представитель” высших кругов Турецкого политического бомонда. Легенда была нелепа, но в своей нелепости — убедительна, а значит и эффективна. И главное — полезна.

Поначалу все работало идеально: сосуд говорил все, что хотел: что можно, что нельзя, что нужно и не нужно. Он вел себя максимально небрежно, почему многие думали, что так может себе позволить вести только человек которому на все плевать, из-за своих огромных капиталов. А потому люди слушали, верили, и платили. И платили много.

Сам аферист получая половину награбленного продолжал оставаться в тени, как истинный режиссер. 

Шли годы. И вот, неожиданно случилось то, что невозможно было и предположить — он сам начал верить в придуманное им величие!

Папа Карло поверил, что его Буратина ожила. 

Что это больше фейк — это тайное пророчество! 

Что придуманный богемный миф — это и есть реальность. 

Что он не мошенник, а миссионер. А его “торпеда” — это не дешевый провинциальный клоун, а мессия!

Вчерашний режиссер стал апостолом созданной им же фальшивки!

Именно тогда случилось подлинное падение: симулякр поглотил создателя. Он перестал мыслить категориями схем, и стал жить внутри легенды. Строить вокруг нее новые “доказательства”, “партнерства”, “визиты” и “контакты”. Он начал защищать выдумку — как святыню. Реальность исчезла. Осталась только безумная вера в иллюзию.

Он больше не контролирует ситуацию. Он утонул в ней. Он уже не использует ложь, он в ней поселился и обитает. И если завтра кто-то разоблачит все до основания — он все равно не поверит. Потому что признать правду — значит признать, что он никто. Ни стратег, ни игрок. Просто аферист, который однажды выдумал чужую липовую биографию… и сам неожиданно в ней утонул.

Легенда, которую он сочинил - ожила и стала его единственной биографией!

И теперь он — не кукловод, а пленник собственной иллюзии. Не автор, а статист в спектакле, в который некому играть, кроме него самого.

Что, впрочем, пьесы написанной им не останавливает. Акт за актом она дописывается сама собой, приближая участников к неминуемому трагическому финалу. А он приближается словно локомотив на страшной скорости. И дым созданных ими иллюзий не спасет их, и не защитит от удара суровой реальности.

Рельсы трясутся под колесами, шпалы трещат от нагроможденного абсурда, а машинист — давно уже не различает, где туннель, а где стена. Иллюзия взяла курс на катастрофу, и каждый новый пассажир в этом вагоне — лишь новая жертва мифа, ставшего реальностью для его автора.

Но страшнее всего даже не то, что финал близок — а то, что он все больше неотвратим. Все, что еще вчера можно было остановить — уже не остановишь. Все смешалось: игра и жизнь, правда и постановка, выдумка и вера, друзья и враги. Симулякр не просто стал реальностью — он ее поглотил, переписал и запер в зеркале.

Горит сцена, на которой играли в бога. И этот огонь — уже не метафора.

Этот поезд в огне, и вам некуда больше бежать…