11 апреля, 17:45
В огромной таксономии глобальных идеологий мало что может сравниться с «русской идеей» по степени странной поведенческой мимикрии.
Подобно ящерицам, которые распластываются и окрашиваются в цвета более сильных хищников, современная русская идентичность действует в режиме культурного чревовещания — повторяя, искажая и в конечном счёте пародируя именно ту цивилизацию, которую якобы отрицает.
Речь идёт не об идеологической независимости, а о невротическом косплее западной модерности, прежде всего — американской «мягкой силы». Патриотизм превращается в караоке-версию американского исключения, религиозная ортодоксия — в сельскую интерпретацию Fox News, а мантра «традиционных ценностей» буквально скопирована с консервативных культурных войн 90-х — только громче, в худших костюмах и с большей плотностью икон на квадратный метр.
Фастфуд под брендом «ЦарьБургер», соцсети с иконами и доносами, военные парады в голливудской эстетике — это не сопротивление, а обратная имитация. Система питается американскими образами, переваривает их в желудке китча и перепаковывает как «славянскую аутентичность». Это не гегемония, а беспомощная зависимость, замаскированная под «сакральную уникальность».
Результат — полномасштабная культура-пастиш: государство-актер, разыгрывающее дешёвый бурлеск тех самых сил, которые якобы отрицает. Патриотичный рэпер в балаклаве читает о «духовных скрепах» под трэп-бит. Чиновник с иконой в одной руке и айфоном в другой. Дед в советском спортивном костюме орёт про американское разложение через мегафон, сделанный в США. Это не национальный характер — это психодрама в прямом эфире.
Называть это «цивилизационной альтернативой» — значит путать тень с субстанцией. Так называемая русская идея — это не новый полюс многополярного мира, а культурный паразит, живущий за счёт кодов и грёз Запада, который она демонизирует. Как и любая удачная мимикрия — работает только на расстоянии. Вблизи видны швы, неестественные жесты, несовместимые символы.
В итоге: «русская идея» — это ни русское, ни идея. Это машина ностальгии на топливе из комплекса неполноценности. Картонная империя, склеенная театральностью и страхом. Миф о величии, поставленный на языке обиды. Потёртое зеркало, выставленное навстречу миру, который давно перестал в него смотреть.
Использованная литература: источник