История России – это змея, кусающая собственный хвост

Введение. Dies irae

Не каждому удаётся присутствовать при конце цивилизации. Не каждому удаётся видеть гибель мира и, тем более, если такое счастье привалит, не каждому удастся это увидеть из партера или из отдельной ложи. Так что вы можете почитать себя за счастливых людей. Вы видите конец цивилизации вашего старинного давнейшего врага, который с самого начала «совместных» исторических действий, поставил себе целью уничтожение Польши, чтобы не было соблазна. Потому что, это одно дело, когда соблазн где-то там за горами, за долами, за широкими морями, а другое дело, когда соблазн за спиной, за ближайшим плетнём. Польша всегда была для России соблазном за ближайшим плетнём. Россия была генератором рабства и продуцировала рабство, Польша продуцировала свободу. И сколько бы раз Россия ни делила её с разными сотрапезниками в разных компаниях, и сколько бы пакостей ни было сделано, начиная с самых первых времён, с войны одновременно со шведами и с Московией XVII века, и кончая самой последней по времени пакостью — военным режимом Ярузельского, который был вдохновлён Кремлём и опирался на Кремль, и действовал согласно указаниям из Кремля, прикрываясь заботой о сохранности польской нации. Это была последняя пакость, которую оказалась в силах сделать Россия. Пакостей было очень много, были маленькие, были крупные, были вообще, казалось, исключающие национальное существование Польши. Но всё-таки не получилось: этим ёжиком Россия подавилась, этот ёжик стал поперёк горла, и сейчас вы действительно, вполне заслуженно, словно в награду, можете наблюдать конец, достаточно мучительный конец, вашего старинного врага из соседней ложи.

Вся история России — это история неудавшихся модернизаций. Сначала Россия пыталась собрать себя воедино, как собирали Шалтая-Болтая (помните? Вся королевская конница, вся королевская рать не были в состоянии собрать Шалтая-Болтая, потому что он рассыпался). Точно также шло так называемое собирание Руси. Дело в том, что не было этноса, который мог дать что-то миру, который нёс великую идею, который держал бы в руках знамя. Рабство не является национальной идеей, рабство является отсутствием всякой идеи, пустота не может быть основой для национального существования. Всякая национальная идея России прекращает существование вместе с Новгородом и Псковом, которые в принципе заимствовали принципы древних городов-полисов, Рима, Афин, Фив. Это были как бы выродки, на этом обитаемом острове их отловили и уничтожили. В XV веке всё кончается. И именно в тот момент, когда, кажется, Россия упрочила своё национальное существование и можно было ни о чём не беспокоиться, перестать платить дань Монгольской Орде, вроде бы и столица есть, вроде бы и княжества все подобраны под метелочку, вроде бы и Сибирь завоёвана, и всего хватает, и мехов, и золота, рубины добываются открытым способом, прямо на поверхности лежат, ходи и собирай, выявляется начало краха. Ещё и алмазы не открыты миром, и их тоже можно было ведёрочком зачерпывать, ещё никому не нужна нефть, но в этот момент вот как раз-то и выясняется, что жить дальше невозможно, потому что Россия непоправимо отстала от Запада. Отстала до такой степени, что это стало ясно даже элите Василия III, отца Иоанна Грозного. И с XVI века начинается догоняющая модернизация. Догоняющая модернизация — это безнадёжная модернизация, это модернизация по принципу «Догонит ли черепаха Ахилла?». Черепаха, к сожалению, догнать Ахилла не может, потому что она своими коротенькими ножками делает один шаг, как сейчас у нас говорится, 11% промышленного роста, а за это время Ахилл делает свой шаг и черепаха может констатировать новый крах и новое отставание. И всё, что происходило с XVI века — это отчаянные попытки догоняющей модернизации, и каждая попытка кончается крахом, и Россия оказывается всё дальше и дальше от своих целей, т.е. она проваливается, ей кажется, что она делает шаг вперёд, но на самом деле это шаг вперёд, два шага назад, и ещё при этом в пропасть. Потому что модернизация виртуального состояния невозможна. Если вы смотрели фильм «Матрица», то помните, что есть реальный мир: очень неприглядный, пыльный, грязный, разрушенный, но настоящий, и есть такая лощеная, ненастоящая, очень хорошенькая компьютерная, виртуальная реальность, сделанная специально для утешения. И вот, представьте себе, что какой-то реформатор поставил бы перед собой задачу: модернизацию виртуальной реальности. Как вы думаете, это сказалось бы на настоящей реальности? Люди окончательно бы утратили представление о настоящей реальности и занимались бы только виртуальной. Матрица — это история России, потому что начиная с XIV века, начиная с Московского царства, которое стало, в общем, Московской Ордой, уже не важно было, кто кому платит дань: русские монголам или монголы русским, потому что они слились в одно: идеологически, политически, экономически. Россия не видела своей настоящей реальности за очень немногими исключениями, проблесками, но смотреть на действительность было невозможно, нестерпимо, хотелось закрыть глаза, потому реформы сверху захлёбывались, как захлебнулась реформа Избранной Рады, которую Василий III оставил молодому своему сыну Иоанну Грозному, или как захлебнулись реформы Александра II. Это был момент, когда части элиты удалось то, что было на самом деле: эти пыльные подземелья, канализацию. Именно тогда были проведены действительно глубочайшие реформы. Но надолго Александра не хватило. Чем кончаются реформы Александра? Реформы Александра кончаются подавлением польского восстания 1863 года. От отмены рабства до подавления свободы — 2 года, после этого ни о каких реформах уже говорить нельзя, потому что тот, кто отказывает в свободе другому, не имеет её сам. Александр и вся его элита закрыли глаза и снова уставились в виртуальную реальность. Даже реформа Петра, который, в принципе, увидел настоящую реальность, была очень поверхностной: он реформировал внешние очертания реальности. У реальности есть ещё внутренняя сущность. Можно позолотить свиную кожу, но позолота вся сотрется — свиная кожа остаётся. Ничего не получилось. Петровские реформы дали нам Петербург и европейские костюмы, и еще некоторое количество развлечений. Но, поскольку реформы снизу вообще не удавались, и народ, когда мог, сопротивлялся любым попыткам загнать его в свободу, то реформы всегда кончались на полуфразе. На выстреле захлёбывались кровью и реформы, и реформаторы, если таковые находились.

Самое интересное началось с 1917 года, когда большевики на старую матрицу России, монархической России, рабской России, накладывают свою матрицу, ещё более рабскую, ещё более зверскую, ещё более отсталую. И тратят время на то, чтобы уничтожить прежнюю матрицу, чтобы заменить матрицей своей матрицу чужую. И уничтожают поголовно сословия, потому что они напоминают о прежней матрице. Идёт уничтожение двух виртуальных реальностей. Гражданская война — это война между двумя виртуальными реальностями. Настоящей реальности не видят ни белые, ни большевики, потому что ни те, ни другие не являются носителями либеральной европейской свободы и не понимают, что происходит с их собственной страной. Но и это не конец, это как бы двухслойная ситуация. С 1991 года мы входим в трёхслойную ситуацию. Что такое неудавшаяся история российских реформ? Что такое эти закончившиеся девять лет, закончившиеся 31 декабря 1999 года? Это абсолютно шизофреническая попытка вытащить из-под советской матрицы остатки той самой царской монархической матрицы. И классический пример — это фильм Михалкова «Сибирский цирюльник». Для того, чтобы провести реформы, нужно иметь в руках реальную действительность, но реальной действительности никто не хочет знать, и все о ней уже давно забыли. Последний раз реальную действительность видели этак ещё до начала 20-го столетия. Всё 20-е столетие реальной действительности не видел никто. Вот чем занимались Гайдар и Чубайс. Это обнажилось также после 31 декабря 1999 года, потому что, как выяснилось, цель под названием свобода, это достижение свободы индивидуума, достижение свободы общества, замена приоритета государственных интересов на приоритет интересов личности. Это аксиоматика Европы, аксиоматика римского права, аксиоматика скандинавского индивидуализма, аксиоматика кельтского свободного духа. Вот то, на чём стоит Европа, аксиоматика польской истории, когда поляки предпочли уничтожить свое государство, но не умалить свободу.

У нас все совершенно иначе. Выяснилось, что государственные интересы оставались всё это время приоритетом и у реформаторов. Оказалось, что единственное, что им нужно — это экономическое благосостояние, то, что мы называем нэповско-китайским вариантом. Китайский вариант в России невозможен, хотя бы потому, что Россия населена не китайцами.

Русские гораздо меньше привержены строгому порядку, они не знакомы с конфуцианской этикой, они не чтят ни начальство, ни стариков и, хотя они предельно зачуханы и трусливы, но прекрасно усвоили старую истину, что работать не надо ни в коем случае, а надо делать вид, что ты работаешь. Как вы понимаете, при таком варианте китайская модель не может существовать. Да, собственно, что такое китайская модель? Китайская модель — это очень свирепый и очень осторожный НЭП. В общем-то можно сказать, что это списано у Владимира Ульянова. Дэн Сяопин просто очень внимательно читал Ленина и вычитал у него эту схему. В рабской стране, в стране, не знающей свободы, можно выделить некие моменты экономической независимости под строгим контролем единого партийного механизма, отказывая полностью в каких бы то ни было политических свободах, сохраняя огромный Архипелаг Гулаг, который в Китае называется Ляогай. И с помощью жесточайших репрессий удерживать эту ситуацию. При этом несколько возрастёт потребление в тех местах, которые показывают иностранцам. Иностранцам далеко не всё показывают. При этом страна будет где-то впереди Северной Кореи, но очень сильно позади Соединённых Штатов и Японии. То, что получает сейчас наше население — это, можно сказать, манна небесная. Это классический вариант из Достоевского. Люди приходят и говорят: «Поработите нас, но накормите». Этого даже и просить не пришлось, потому что они как были порабощёнными, так и остались ими, но кое-кого, конечно, накормили, за исключением тех, кто остался в Ляогае. В Китае миллион политзаключённых, и о их пропитании никто не заботится.

Но в России и этот вариант не проходит, потому что, повторяю, нет конфуцианской этики.

31 декабря 1999 года произошло историческое событие. Элита страны полностью отказалась от реформ, подписала акт капитуляции. Народ отказался от реформ ещё раньше, он отчаянно отказывался от реформ все годы, что они проводились. Сначала с помощью военного мятежа в 1993 году, потом с помощью различных крайне неудачных голосований на парламентских выборах, когда выбирали то фашистов, то коммунистов, то опять коммунистов, то опять фашистов, варьируя их в разных соотношениях, но заботясь о том, чтобы либералы ни в коем случае не попали в достаточном количестве в парламент, и, не дай Бог, не провели никакие реформы. То, что удалось сделать Гайдару и Чубайсу — это немного реформировать матрицу. Содрать две матрицы, прежнюю имперскую и новую советскую — это им было не по зубам. Во-первых, не хватало моральных сил, во-вторых, при полном отсутствии поддержки населения, которое цеплялось за эту матрицу и забиралось под неё с головой и не давало отобрать ее, понадобилось бы слишком много демократов, чтобы силой выдрать страну из матрицы. Надо было, видимо, отключать ее от шлангов, централизованно отключать, т.е. добираться до распределительного щита, уничтожать компьютер, главный компьютер. Здесь надо было иметь человека с хваткой Петра I, с храбростью Януша Корчака, со страстью к переустройству, равной страсти Дон-Кихота к подвигам. Такого человека в природе не нашлось, и, по-видимому, быть не может. Поэтому центральный компьютер никто не отключил. Центральный компьютер — это значит лживая пропаганда, это силовые структуры, это так называемая национальная гордость. Люди видят то, что они за эти века наработали, видят эту канализацию, видят пыль, видят грязь, видят: чёрный смог, чёрный обгоревший город, то, что надо было видеть каждый день. Но население скорее бы перегрызло горло любому реформатору, чем согласилось бы видеть эту картину постоянно. Поэтому отказ народа от реформ на самом деле состоялся уже на первых парламентских выборах после 1993 года. И дальше этот уход обратно в матрицу повторялся при каждых новых выборах. Когда они в 1996 году голосовали за Бориса Ельцина, они голосовали отнюдь не за европейские стандарты, потому что к этому времени уже никаких европейских стандартов в Борисе Ельцине не осталось. После начала первой чеченской войны всё было совершенно ясно. Всё вернулось на круги своя, т.е. Б.Ельцин несколько облез, совсем даже облез, и из плохого демократа получился хороший империалист, нормальный империалист. Завершение его карьеры совпадает с пиком карьеры Никиты Сергеевича Хрущёва, который снимал башмак в ООН и угрожал всем ракетами. Единственное, до чего он не додумался — это назвать себя святым, а Ельцин назвал себя святым президентом. Это полнейшая потеря чувства реальности. Полный отказ от какого бы то ни было соприкосновения с настоящим миром.

А хранители этого мира, мира матрицы, которые ходили в чёрных очках, всё время корректировали матрицу, устраняли тех, кто мог её разрушить, и вообще их задача была покончить с людьми, и они, в принципе, почти с этим справились. В фильме — почти, у нас — совсем. У нас эти хранители матрицы называются чекистами, и 31 декабря 1999 года они получили полную власть, для того чтобы рисовать на своём компьютере любые картинки, делать всё то, что они захотят. Борис Ельцин поступил ещё хуже Гинденбурга. Когда Гинденбург передал власть Гитлеру, то ушёл в отставку, поселился у себя в поместье и не таскался ни на инаугурацию, ни на парады, ни со службой протокола; не ездил на Святую Землю, не говорил, что он святой. Борис Ельцин с большой охотой и без зазрения совести подписал акт капитуляции, обеспечил себе личное выживание и обменял свою шкуру на всех тех немногих демократов, которые его по-настоящему поддерживали, все эти годы даже считали его человеком, прощали ему хамство, невежество, понимая, что немногое можно требовать от выходца из Политбюро. Мы чуть не простили ему первую чеченскую войну, чего делать, конечно, ни в коей мере не следовало. И акт капитуляции был принят, ключи принесены на Поклонную Гору. Ключи получили люди в чёрных очках, то есть ключи получил КГБ. ГЕСТАПО получило полную власть в стране. И как по мановению чьей–то руки поменялся кадр. В России вдруг не осталось политических сил, которые были бы способны этому сопротивляться. Оказалось, что все реформаторы, которые долгое время таковыми себя называли, начиная с Анатолия Чубайса и кончая Гайдаром, немедленно подписали тот же акт капитуляции, и надев новый государственный мундир, остались служить не за страх, а за совесть новым господам, т.е. тоже одели чёрные очки. Это была фантастическая смена декораций, это произошло в массовом порядке, за один день, и этим было доказано, что Россия, как была страной рабов, так и осталось. Господа начали новую игру, и безусловно послушные рабы тут же убрали старые декорации. И, изменив мизансцену, стали с упоением играть. То, что случилось 26 марта и даже раньше: 31 декабря — это возвращение России к реалиям до 1861 года, потому что только крепостных можно оставить своему наследнику, свободные люди по наследству не передаются. Как в давние времена, до 1861 года, старый барин завещал бы молодому свои деревни и своих собак, вот так нас завещали Путину, так что его инаугурация на самом деле состоялась 31 декабря 1999 года. С тонко рассчитанным садизмом это сделали в новогоднюю ночь, чтобы демократы подавились шампанским. Но подавились немногие, потому что политических сил, которые были бы готовы в безнадёжной ситуации заниматься воспитанием трудновоспитуемого народа, или хотя бы оказались способны идти в газовую камеру, почти не нашлось. В России сейчас, по сути, почти не осталось политических партий, которые могли бы встать у гестаповцев на пути, которые посмели бы сегодня утверждать, что они противники войны, сторонники независимости Чечни, и что они хотят продолжать западнические реформы.

Остался в строю Демократический Союз, очень маленькая партия, осталась исчезающе маленькая Партия Экономической Свободы. И это все. Мы вернулись к ситуации современного продвинутого ленинизма. Что такое ленинизм? Это вовсе не марксизм. Ленину было глубоко плевать на Маркса, и он это доказывал неоднократно. Ленинизм — это цинизм, умноженный на прагматизм, умноженный на ненависть к свободе, к человеку, к Европе. Это гениальный инстинкт власти, желание ее удержать. Это, собственно, и есть классика НЭПа: всех лишних уничтожаем, а те, которые остаются —подчиняются. Но это новый продвинутый ленинизм, потому что за 70 с лишним лет первого великого похода на старую матрицу все, кто мог противиться, были уничтожены. Сегодня в России создалась ситуация настолько трагическая, что даже не нужен Гулаг. Когда не нужен Гулаг — это самое страшное. Сажать некого. В принципе можно довольствоваться тремя пермскими лагерями и одним мордовским. В пермских лагерях сейчас музеи. Так даже не надо их закрывать, просто стоит поселить там живые экспонаты и показывать туристам. Экспонаты, можно будет даже булочкой накормить, если разрешат. Ну и один мордовский лагерь, но там все поместятся, кто на это пойдет, потому что из 6% выродков, которые есть в этой стране, которые не способны подчиниться создавшейся ситуации, которые все-таки европейцы по своему стилю жизни, из этих 6% — 4,5% уедут, а из оставшихся 1,5% открыто противиться будет только какая-то часть процента. Вот этой-то части процента вполне хватит имеющихся мощностей, вполне хватит этих лагерей-музеев. Ситуация простая, потому что раньше в наших советских лагерях русские не составляли не то что большинства, а даже заметного количества. В основном лагеря были наполнены украинцами, литовцами, там сидели грузины, азербайджанцы, а собственно русских было абсолютное меньшинство, даже тогда, в 60-ые годы, когда Анатолий Марченко получил возможность изнутри освидетельствовать эти лагеря и написать свои показания. Мы никогда не предполагали, что возможно такое: Гайдар, призывающий голосовать за Путина, но тем не менее это произошло. Демократический выбор России и выбор Путина — это разные вещи. В России сейчас в экономическом плане классический НЭП, когда существует только то, что разрешает государство. И в том количестве, чтобы не вредить устоям государства, потому что, если сделать частную собственность на землю допустимой, если сделать бизнес всеобщим, если отучить олигархов от государственной кормушки, если создать для всех равные правила и равные кары, если перестать давить талантливых и дать утонуть бездарным, утонут спокойно 92%, выживут 8%, но этим 8% не нужны будут ни Совет Безопасности, ни Андропов, ни Ленин в Мавзолее, ни красные звезды над Кремлем, ни медведи в берлогах, ни СПС.

Большая часть населения, которую язык не поворачивается назвать народом, не способна просуществовать в режиме свободной экономики. Они безнадежные бюджетники, и если закрыть все их госпредприятия, они скорее умрут с голода, чем станут работать для своего выживания. Те несчастные проценты, которые были способны действовать в рыночной экономике, уже действуют, и их стригут, как могут, и собираются некоторых даже изолировать. Так что в экономическом смысле это даже похуже чем НЭП, потому что НЭП — это полностью независимая крестьянская экономика. Крестьяне — это был многомиллионный пласт, который привык работать от зари до зари, надрываться, радоваться тому, что он надрывается на своей земле, кормить себя, кормить государство и безропотно идти под нож, когда их поведут, как они все пошли в 30-ые годы. Безропотно пойти под нож — это у нас, пожалуй, выйдет, но так, чтобы надрываться на своём участке от восхода до заката — этого не ждите, на это способны только очень немногие. НЭП — это ещё и абсолютно неэффективная промышленность. Вся дилемма НЭПа, необходимость его в 30-ом году отменять, возникли из-за того, что дальше дурачить крестьянство было невозможно. Они производили продукт, а государственная промышленность никакой продукт не производила, за исключением тех маленьких фабрик, которые были отданы нэпманам. Где сегодня Беломорско-Балтийский канал, где Турксиб? Найдите в песках эти сооружения.

Вторая чеченская война — это не только урок всем, Urbi et orbi, свидетельство, что свободы мы не потерпим, это не только сапог, наступающий на лицо человечества. Это ещё и возможность найти себе занятие по душе и по специальности, умение воевать вдесятером на одного. В идеологическом плане Россия сейчас — неонацистская страна, но если германский фашизм был трагедией, если итальянский фашизм был опереттой, то в России фашизм носит характер театра абсурда. Это фашизм, полностью лишённый дисциплины, экономической эффективности, результативности, это фашизм без автобанов, без рабов, ввозимых из разбитых стран, без военных побед, это фашизм, который не способен себя накормить. Можете ли вы себе представить фашистов, которые ходят по миру с протянутой рукой? Тем не менее наш фашизм именно таков, он показывает из-под полы боеголовку, не упоминая о том, что она уже давно заржавела, и не исключено, что взорвётся прямо в шахте. Хотя если на этой территории взорвутся сотни две баллистических ракет, Земле всё равно не поздоровится. А вылететь они никуда не вылетят, а если вылетят, то до середины Атлантического океана не долетят. Так вот, показывая из-под полы эту заржавевшую ядерную боеголовку и угрожая кулаком — другую руку наши лидеры протягивают за подаянием. Это как раз тот вариант, который мы сейчас наблюдаем. Это духовный нацизм. Фашизм — это крайняя степень этатизма, государственности, это полный отказ от собственной инициативы, это помещение всех своих надежд и чаяний в Фюрера, вождя. У нас сейчас эту роль играет Путин. Это дикая ксенофобия, это ненависть к Западу и к либерализму. Фашизм — это дикая, нечеловеческая жестокость по отношению к тем, кто слабее тебя. То, что сейчас происходит с Чечнёй — это обыкновенный фашизм, вполне на гитлеровском уровне, вплоть до концлагерей, только что газовых камер ещё не построили, потому что «Газпром» говорит, что у него мало газа, а у Чубайса мало электричества, на электрический стул не хватает. Страна фашистская, потому что до сих пор 80% поддерживают то, что делается в Чечне, но те же 80% отвечают на опросы, что они лично пальцем о палец не ударят, в Чечню воевать не пойдут. Это фашизм децентрализованный, фашизм бешеных кроликов, которые притворяются удавами, и которые опасны только за счёт своей большой массы. Но бережёного Бог бережёт, поэтому странам Балтии лучше поскорее вступить в НАТО. В принципе, Россия сейчас лепрозорий, где примерно 85% прокажённых надо или колокольчики на шею вешать, чтобы люди остерегались, или железный занавес на границу, дабы воспрепятствовать распространению заразы, потому что от нас исходит страшная зараза добровольного рабства, великой наглости, ленинизма да ещё и цинизма. Россия — это отрицание европейских цивилизаторских устоев, при желании ими воспользоваться для своих низменных целей. То, что Россия ещё пребывает в Совете Европы, лишает его всякого смысла и морали. Совет Европы, в который входит Россия, — это не Совет Европы. Это профанация. Не может принимать нравственные решения организация, в которую входит страна, ведущая колониальную войну. В политическом отношении Россия сейчас — это неслыханный вариант восточной деспотии времён греко-персидских войн, в сочетании с внешними приметами европейской конституции и европейского парламентаризма. На самом деле это декорации, а под декорациями мы наблюдаем полное отсутствие этих вещей. Нет народа, народ не может избрать своих представителей. Те представители, которые сидят в парламенте, служат исполнительной власти на задних лапках, только что ботинки не чистят. Нет независимого суда и, более того, нет Церкви, которая могла бы быть противовесом гражданским властям. С этого, собственно, и начались свободы демократической католической Европы. С дифференциации светской власти и власти духовной, когда католицизм был альтернативой и не давал особенно разгуливаться светским властителям. В России нет духовной власти, которая чем-то отличалась бы от светской. Патриарх всея Руси — это чиновник, бывший КГБист, который велел молодёжи идти воевать в Чечню, сказав, что это святое дело. В России сейчас та ситуация, которую когда-то описал Пушкин: «нет закона, но есть столб и на столбе — корона». Я не знаю, почему господин Путин не взял себе корону или шапку Мономаха.

История России – это змея, кусающая собственный хвост. Она сделала полный круг, астральное кольцо. Из этой ситуации уже нет выхода, ни в этом веке, ни в будущем, потому что народ, который случайно получил свободу и выбросил её в мусорный ящик, с воплями и криками требуя рабства — такой народ неисправим и нереформируем. Немногим россиянам, которые являются людьми, т.е. выродками, экзотами, мутантами, достанется почётная миссия идти в газовую камеру или на виселицу. Вот на эту историческую трагедию, которая превосходит и «Тоску», и «Аиду», мы приглашаем вас посмотреть из ложи Большого Театра.