Критерий Поппера для красивой истории

16 января 2017, 21:55
Насколько научен исторический патриотизм националистических романтиков?



Сегодня популярной является точка зрения, что история – это не наука, а сборник идеологически верных рассказов о прошлом, на которых можно было бы воспитывать «патриотизм». Чтобы убедиться в том, что история – это таки наука, достаточно прочитать несколько старых учебников истории. Причем, желательно разных эпох.

Одним из главных критериев научности сегодня называют критерий Поппера. Долгое время наука была описательной и рецептурной: у кошки четыре ноги; если поджечь дерево, оно будет гореть; вода жидкая, но бывает газообразная и твёрдая; дырка в черепе слабо совместима с жизнью — и прочие такого рода наборы структурированных и не очень фактов. Это относится и к истории.

Но недостаточно просто описать происходящее, сразу следует вопрос, почему оно протекает именно так? Попытки наблюдались еще у того самого Геродота, который догадался, что если узнать почему, то можно умозреть значительно глубже и узнавать быстрее, чем на основе одних опытов. И это не уличная магия: греки первыми начали доказывать и обосновывать знание, придавая истории дидактический смысл.

Начиная с XVII—XVIII вв., основой науки стали теории, имеющие предсказательную силу. Теперь наука не только собирала факты и раскладывала их по полочкам, но и пыталась их объяснить, а на основе толкований — прогнозировать другие факты. Если ставился опыт, результат которого теория «бралась» предсказать, но получался какой-то другой результат, то теория шла в помойку, либо уточнялись условия её применимости. Принцип доступен для понимания любому дауну, однако в канонiчном виде был сформулирован довольно поздно — в 20—30-х годах прошлого века — и обзывается умной фразой «верифицируемость теории». Хотя принцип сей на уровне лозунга «практика — критерий истины» был известен и применялся давно, а банальная эрудиция в виде исторической диалектики всяких Энгельсов и иже с ним была понятна любому быдлу.

Но беда пришла, откуда не ждали — оказалось, что известные факты можно объяснить с помощью совершенно различных абстракций, а комуняки достигли в этом отношении небывалых высот. Чтобы как-то разобраться с этой вакханалией, в 1935 Карл Поппер сформулировал критерий, гласящий:

Научная теория должна быть потенциально опровергаемой (фальсифицируемой).

Где-то тогда же в народ пошел и «Краткий курс…», который в настоящее время может служить наглядным пособием по применению критерия Поппера к истории. Хотя настоящая вакханалия в отношении истории началась чуть раньше, во времена романтизма, когда появился «патриотизм» и прочий нафталин, который поиздевался над образовательной системой иезуитов, которая должна строиться на принципах религиозного универсализма и неотступности от образовательного устава «Ratio Studiorum».



(В те времена, кстати, родился и козацкий миф)

Недавно познакомился я с несколькими учебниками по истории тех времен, которые ходили во Львове и выяснил, что этой «болезнью» заразился еще Петр Скарга, который играл в своих произведениях сочетанием религиозных и патриотических факторов в воспитательном процессе. Этот вирус передался и ректору Шляхетского коллегиума Юзефу Гльоверу, который писал о хорошей Галлии, хорошую Италии и еще лучшей Польше. Но Юзеф Жевуский в своих «Zabawkach dzieiopiskich ...» превзошел всех: оставил в прошлом религиозный универсализм и открыл своим учебником путь романтизма с четкой и конкретной героизацией одних и негативизацией других. И это совсем не зря. Созданные образы и указанные противопоставления в будущем должны были лечь в основу воспитательных систем, интерпретационных канонов и формировать сознание молодого поколения, закладывать новое видение исторического процесса. В центре теперь должна быть не единственная Священная История, а воинственная национальная традиция.



Необходимо признать, что все новое - это хорошо забытое старое. Учебники по истории, о которых у нас так много говорилось в недавнем прошлом и еще будет говориться в будущем, достойны своих предшественников, только усовершенствованные и приспособленные к новым реалиям. Только будут ли они потомками восприниматься как диковатые тексты наподобие «Zabawok dzieiopiskich ...» или «Краткого курса…» - это вопрос.