«В моём понимании прогресс в социальной науке происходит в области методов, новых оригинальных теорий, с продолжительностью жизни не менее нескольких десятилетий, и в научном (а не идеологическом) обобщении оригинального эмпирического материала. До середины 1960-х продвижения по каждому из этих параметров было равно НУЛЮ. Все новые серьёзные идеи и методы, которые появлялись в стране, практически без исключений, были заимствованы в той или иной форме (иногда замаскированной) на Западе. Попытки талантливых людей типа Щедровицкого, создать нечто оригинальное свелись к доморощенным концепциям, которые к современной науке никакого отношения не имели. Мне это было ясно с моего первого знакомства с ними в начале 60-х. Вся «новая философия деятельности» Щедровицкого, несмотря на возникновение большой секты людей, жадно тянувшихся к нечто отличному от официального марксизма, полностью исчезла из лона науки (я ни разу не встречал на неё ссылки на Западе), хотя и она внесли свой вклад в дискредитацию официальной философии.
Такова же судьба тех идей других светил типа Мамардашвили, не говоря уже о нуднейшем Лосеве. Используя знаменитые слова Леопольда Ранке, старого немецкого историка, можно сказать, что всё правильное в них, имело западное происхождение, а всё новое - было либо тривиально (вроде схем со стрелочками щедровитян) либо просто неверно.
Ещё менее я намерен считать творчеством деятельность тех, кто упражнялся в анализе «Капитала» и его логики, а также тех, кто противопоставлял молодого Маркса старому. Конечно, и здесь талантливые марксологи типа Зиновьева или Ильенкова разрушали официальную идеологию, и в этом была их заслуга в истории общественного движения на Руси (но не науки), но к подлинной науке это отношение не имело вместе с «новой логикой». Зиновьев как философ был полностью отторгнут Западом вместе с его вздорными обещаниями создать модели, способные предсказывать политическое развитие России. Только тогда, когда Зиновьев полностью освободился от марксологии и стал писать о советском обществе абсолютно свободно, он в «Зияющих высотах» сумел подняться до очень высокого интеллектуального уровня, однако не как строгий ученый, а как великий сатирик Щедринского масштаба
Пожалуй, только среди психологов было несколько имен (Выготский и Леонтьев, например), а также Бахтин с его теорией карнавала (не бог весь что, но всё-таки эта была свежая мысль), которые оказались включенными в западные учебники благодаря соединению их частных теорий с эмпирической базой.
Единственная область социальных наук, где сформировалась оригинальная теория, было экономико-математическое направление, созданное благодаря открытию линейного программирования Леонидом Канторовичем».
Шляпентох был одним из основателей социологии в СССР в 1960-е. Он приводит результаты опроса 1969 года о самых популярных писателях среди советских людей, первая тройка, в порядке убывания.
Современная проза: Симонов, Булгаков, Солженицын.
Русская классика: Чехов, Лев Толстой, Достоевский.
Западные писатели: Хемингуей, Ремарк, Фолкнер.
Поэзия: с огромным отрывом (свыше 50% голосов) Евтушенко.
Эмигрировав в США и став там (также) гуру социологии, он остался левым по убеждениям.
Шляпентох пишет, что он приходил в ужас, как бывшие советские начальники и интеллигенция превратились в злобных либералов. Он называет это главным потрясением от «новой России»:
«На юбилее Здравомыслова в Москве я выступил с небольшим докладом, в котором пытался опозорить московских либералов в их вспыхнувшей ненависти к социальному равенству, доказывая, что в своей прыти отмежеваться от марксизма и социалистических идеалов они выглядят на Западе троглодитами. Я сказал, что я терпеть не могу бывших членов КПСС, стремящихся ныне демонстрировать свой антикоммунизм.
В то время как многие российские либералы отмежевывались от Маркса, моя эволюция в Америке была противоположной. Конечно, Маркс был утопист, но в то же время он был выдающимся мыслителем. И если как экономист, несмотря на его заслуги в истории экономической мысли, он в целом устарел, то как социолог он «живее всех живых». По числу концепций, которые сегодня «работают» в социологии, ему нет равных, даже если мы сравним его со всеми иконами современной социологии – Дюркгейм, Вебер или Парсонс. Недавно я прочитал для аспирантов-социологов лекцию о Марксе и сам оказался под впечатлением мощи его беспощадного интеллекта. Среди других идей, которые я говорил, была и демонстрация превосходства марксистского анализа социальных процессов, со всеми его ограничениями, над «убогостью» (любимое слово Маркса и Ленина) постмодернизма.
Несколько лет назад я опубликовал статью в Левадовском журнале, в котором удивлялся статье Льва Гудкова «К проблеме негативной идентификации». Автор рассуждал о русском народе в целом в весьма нелестном для него стиле, полностью игнорируя элементарное правило марксистского анализа, принятое на вооружение западной социальной наукой - структурный подход, - который предполагает существование различных групп населения, резко отличающихся друг от друга».