Османы и Индийский океан

Если пиком могущества ОИ считать правление Сулеймана Кануни, то как раз на эти годы приходится и деятельность визиря Рустама паши, о котором Джанкарло Касале в The Ottoman Age ox Exploration пишет так:

«В течение своего длительного срока пребывания в должности Рустем оставил узнаваемый отпечаток почти на всех аспектах османского общества, так как он стремился изменить империю в соответствии с новой моделью управления, которую можно охарактеризовать только как разновидность бюрократического местничества. Под его опекой османское право и структуры государственного управления были централизованы, систематизированы и стандартизированы по всей империи. Спонсируемые государством художники и архитекторы начали артикулировать отчетливо османский визуальный словарь повторяющихся форм и предсказуемых мотивов, заметно отличающихся от эклектичных стилей предыдущих десятилетий.

А османские интеллектуалы, которые раньше экспериментировали с разнообразными и даже мессианскими способами выражения, теперь разработали самоосознанный классический литературный голос, который отражал более интегрированное, монолитное сознание как прошлого, так и настоящего империи. Путем всех этих тонких изменений Рустем пытался укрепить новое понимание Османской империи как общества, которое было самодостаточным и отличным от своих соседей. Поступая таким образом, когда темпы расширения империи стали замедляться, а ее физические границы укреплялись, Рустем надеялся создать новую основу, на которой можно было бы укрепить авторитет центральной администрации Османской империи - во главе которой был он сам...»

В качестве примера можно привести «Хроники Рустема-паши», историю Османской империи, приписываемую великому визирю, но, вероятно, написанную известным историком и географом Матракчи Насухом. С одной стороны, эта работа примечательна среди современных османских хроник тем, что в ней подробно рассказывается о недавней деятельности Османской империи в Йемене, из-за чего она считается самой ранней общей османской истории, которая включает этот регион в свое повествование. Удивительно, однако, что это делается таким образом, что практически игнорируется экспедиция Хадима Сулеймана в Индию или какие-либо связи между Йеменом и морской Азией в целом, тем самым подчеркивая статус провинции как неотъемлемой части Османской империи, а не как стратегической ступеньки в более широкий мир. Таким образом, как историческое произведение, так и выражением самосознания османов, хроника Рустема отразила отступление от глобальных амбиций, которые характеризовали подход великого визиря к международным делам...

В отличие от своего предшественника Хадима Сулеймана, который последовательно стремился к максимальному увеличению свободного потока торговли через османские земли из Индийского океана, Рустем испытывал глубоко укоренившееся подозрение в отношении иностранных купцов и в целом поддерживал экономическую политику, которая подчиняла коммерческие интересы потребностям снабжения армии и обеспечение османской столицы. Это не значит, что Рустем был выше некоторых исключений из этого принципа, когда ему представлялась возможность набить себе карманы, как живо отмечали современные венецианские наблюдатели. Но в целом, вместо того, чтобы рассматривать поток товаров в Османскую империю и из нее как источник богатства и подтверждение престижа Османской империи, Рустем, похоже, рассматривал международную торговлю в первую очередь как угрозу, через которую постоянно высасывались драгоценные металлы и другие стратегические ресурсы империи».

К этому всему можно добавить личную вражду Рустама с Даудом-пашей, соратником Хадима Сулеймана, бейлербеем Египта и соперником за руку Михримах (дочери султана Сулеймана). Рустам хорошо понимал, что индоокеанские провинции империи это естественная база его врагов, поэтому он активно пытался сдерживать экспансию в регионе, чтобы его противники не увеличили свою мощь. Он даже зашел так далеко что открыто противодействовал завоеванию Басры Аяс-пашой в 1546 году и подписанию торгового соглашения с португальцами в Ормузе. Правда у самого Рустама не хватало сил остановить деятельность индоокеанской фракции, так что все его правление это годы борьбы двух разных взглядов на экспансию.

«В этой борьбе Рустем стремился сдержать своих противников, преобразовав приграничные районы Красного моря и Персидского залива в неотъемлемую часть империи: ограничение местной административной независимости везде, где это возможно, замена ставленников Хадима Сулеймана на собственноручно подобранных людей, и переориентация активности с моря на внутренние районы. Между тем цели Индоокеанской фракции были почти противоположными: сопротивляясь вмешательству Рустема, они стремились сохранить местную автономию для себя и тем самым продолжить процесс политического и экономическое взаимодействия с большим миром Индийского океана».

Все это к тому, что представлять будто у османской элиты были универсальные глобальные амбиции, не совсем правильно. При этом если мы можем сегодня говорить о балканской фракции, индоокеанской или средиземноморской, то в отношении Казани или Астрахани у нас полная тишина. Они редко попадают в поле зрения османских интеллектуалов, с ними почти нет связи, выходцев оттуда не встретить при османском дворе, сами эти страны очень далеко, и кроме того, Османов откровенно раздражает, что крымцы могут предпочесть участие во внутриджучидских делах и войну с Москвой, например, когда султану они нужны на западном фронте. Казанцам и астраханцам могли сочувствовать, как мусульманам под властью неверного тирана, но нет ни одного свидетельства, что в Стамбуле хотя бы обсуждали возможность операции, чтобы помочь им.

Впрочем, у кого действительно было глобальное имперское видение, так это у визиря Мехмета Соколовича, который, к слову, разбогател на индоокеанской торговле специями еще до того, как стал визирем. Он как раз обратил внимание на мусульман Центральной Азии и на жалобы паломников и торговцев на то, что путь к святым местам закрыт из-за враждебности Ирана и Москвы. Проблему должен был решить проект двух каналов — Волго-Донского и Суэцкого, чтобы создать прямое морское сообщение между Центральной Азией и Меккой. Оба проекта в итоге провалились — в Суэце даже не начали копать, а на Дону работы были вынуждены завершить спустя несколько недель после начала из-за военных неудач и саботажа крымского хана. Согласие Ивана IV на свободное движение паломников и торговцев и так удовлетворило Соколлу-пашу.