Русская эмиграция и Вторая мировая война

29 июня 2015, 12:38
Историк Олег Будницкий рассказывает о движении Сопротивления, коллаборационистах и издательской деятельности русских эмигрантов

Как русские эмигранты в Европе восприняли оккупацию и нападение Германии на СССР?

Чем различалась реакция на войну в русской среде во Франции и в Югославии?

Какую издательскую деятельность вели деятели эмиграции?

На эти и другие вопросы отвечает доктор исторических наук Олег Будницкий:

Разразившаяся в 1939 году мировая война (в 1939 году еще не сразу стало понятно, что она мировая, хотя очень быстро это определилось) и в особенности оккупация Франции накануне войны, одной из главных стран, если не самой главной страны, в которой жили русские эмигранты, поставила перед русской эмиграцией множество моральных проблем, а точнее, одну самую главную сотрудничать в той или иной степени с оккупантами или же выступить на защиту тех стран, в которых они живут.

В июне 1941 года, после нападения нацистской Германии на Советский Союз, эта дилемма с нацистами против большевиков или с Россией против нацистов стала еще более острой.

Разные группы эмигрантов и отдельные эмигранты решали эту проблему по-разному.

Я не хочу сказать, что перед всеми этот выбор стоял.

Были люди преклонного возраста, были достаточно аполитичные люди, которые предпочитали, как большинство европейских обывателей, как-то войну пережить, пересидеть.

Но было и активное меньшинство, которое выступило и с той, и с другой стороны.

Были две разные модели поведения, особенно понятные на примере русской эмиграции во Франции и русской эмиграции в Югославии.

Во Франции сам термин сопротивление , r sistance, возник по названию газеты, подпольного листка, который выпускали служащие, ученые, исследователи Музея человека в Париже Борис Вильде и Анатолий Левицкий, русские эмигранты, которые были выявлены и казнены нацистами и которые считаются одними из основоположников движения Сопротивления во Франции.

Были во Франции среди русских эмигрантов и коллаборационисты, группировавшиеся вокруг газеты Парижский вестник .

Все многообразие, все многоцветие эмигрантских газет и журналов было ликвидировано, выкошено, выходил Парижский вестник нацистский листок на русском языке, и в этом вестнике публиковались известные и вполне респектабельные, казалось, русские писатели, например Иван Шмелев один из классиков эмигрантской и русской литературы XX века. И он был не один.

В Парижском вестнике публиковался Александр Бенуа знаменитый историк искусства и художник. Не очень активно там же отметился Серж Лифарь знаменитый танцовщик и режиссер.

С другой стороны, была группа во главе с Василием Маклаковым, который был уже довольно преклонного возраста, бывший российский посол во Франции, потом глава Эмигрантского комитета.

Группа, которая по мере сил а они были уже немолодые люди пыталась противостоять нацистам, вела что-то вроде антинацистской пропаганды и всячески оказывала содействие деятелям движения Сопротивления.

Среди тех, кто был принципиально против того, чтобы идти с нацистами против России, возлагать на них надежды, был генерал Антон Иванович Деникин, который занял принципиальную позицию.

Он был уверен, что победоносная Красная армия, русская армия победит, свергнет большевиков.

Это были наивные надежды, но тем не менее он ни в коей мере не желал сотрудничать с нацистами, так же как нобелевский лауреат Иван Бунин.

А скажем, Нина Берберова, ставшая особенно популярной в постсоветской России, напротив, призывала того же Бунина вернуться в Париж, где все объединились, и сотрудничать в нацистских изданиях.

Если посмотреть на Югославию, которая дала приют многим тысячам русских военных, а надо сказать, что там, где были военные, была довольно правая часть русской эмиграции, настроенная монархически и ностальгически, там русские эмигранты вместе с нацистами воевали против югославских партизан.

Был образован Русский охранный корпус, который впоследствии получил название просто Русского корпуса, и тысячи русских эмигрантов в его составе воевали против борцов за свободу страны, где они прожили около 20 лет. Это была несомненная измена, несомненный удар в спину сербам.

Любопытна позиция русских, которые оказались в Берлине, в самом логове нацистской Германии.

Алексей фон Лампе, глава Объединения русских общевоинских союзов, был Русский общевоинский союз, объединявший военных в разных странах, в Германии он назывался Объединение русских общевоинских союзов.

Так вот, этот Алексей фон Лампе, в прошлом доверенное лицо Врангеля, видя, что явно надвигается война против СССР в Москве это было непонятно, а фон Лампе, который не имел никакого отношения к официальным структурам Германии, не обладал никакими официальными источниками, просто видел, что война надвигается, обратился еще в мае 1941 года к фон Браухичу, командующему вермахтом, сухопутными войсками нацистской Германии, с предложением поставить русских эмигрантов под ружье.

Он просился, чтобы их привлекли к войне против Советского Союза.

Браухич ему не ответил, и он написал Гитлеру с той же просьбой. Но нацистам русские поначалу были не нужны. Они считали, что это русские националисты, что неизбежно рано или поздно между ними возникнет конфликт, поэтому их лучше с самого начала не привлекать.

Ведь у них были совсем другие цели, нежели борьба с большевизмом и освобождение России, у них было много задач, но важнейшая была, как мы знаем, освоение Lebensraum, то есть жизненного пространства восточных территорий.

Война как бы провела разделительную черту между двумя группами русской эмиграции.

Причем любопытно: те, кто всегда называл себя патриотами, правые, в отличие от либерально-демократической части русской эмиграции, которую они считали людьми, ответственными за революцию, теми, кто подорвал устои исконной русской жизни, эти так называемые патриоты в большинстве своем пошли на сотрудничество с нацистами и идейно, и в виде участия в вооруженных формированиях на стороне нацистской Германии.

Особенно здесь характерен пример генерала Петра Краснова, донского атамана, который возглавил Управление казачьих войск вермахта и участвовал в формировании казачьих частей как из тех казаков, которые оказались в эмиграции, так и из тех казаков а их были тысячи, которые пошли служить нацистам на Дону и Кубани.

Казачество очень сильно пострадало от советской власти, и там такие коллаборационистские тенденции были в достаточной степени сильны. И среди тех, кто принимал участие в формировании, в руководстве этими казачьими формированиями, был Андрей Шкуро, тоже один из героев Гражданской войны на стороне белых, и некоторые другие известные деятели русской эмиграции.

В Берлине выходила еще одна нацистская газета на русском языке, называлась она Новое слово .

Ее редактором был один из участников Белого движения, журналист по фамилии Деспотули, которого в эмиграции прозвали Гестапули.

Там были и довольно любопытные публикации, особенно тексты, статьи, воспоминания людей, которые оказались в советской России и потом с оккупированных территорий писали какие-то информационные сведения. Но главными, конечно, были пронацистские текстовки и нацистская пропаганда, и многие статьи из Нового слова перепечатывали оккупационные газеты на территории Советского Союза.

Война провела непроходимую грань между двумя группами русской эмиграции и продемонстрировала, кто есть истинный патриот, поскольку для части эмигрантов я еще раз повторю, что они принадлежали преимущественно к либерально-демократическому крылу русской эмиграции, Россия оставалась Россией, даже если она носила название Советского Союза.

Что произошло потом, в конце войны и после войны?

Судьбы людей сложились по-разному.

Что касается коллаборационистов-эмигрантов, то некоторые из тех, кто оказался в руках советских органов, советских спецслужб, были привезены в Москву и казнены, как генерал Краснов или Шкуро, в руках советской власти оказалось немало рядовых участников нацистских формирований.

Кстати говоря, мнение о том, что они все поголовно были казнены, не соответствует действительности их отправили в лагеря, в ссылку, впоследствии они были амнистированы, большая часть осталась в живых.

Если бы их отправили в ту же Югославию, то, я думаю, в живых бы не остался никто.

Что касается эмигрантов патриотической направленности, то они считали, что после войны будет засыпан ров между эмиграцией и советской властью.

Ведь советская власть как бы признала церковь, использовала патриотическую риторику, и само слово патриотизм было реабилитировано, так же как славное военное прошлое Российской империи. И даже группа эмигрантов во главе с Василием Маклаковым нанесла визит в советское посольство в Париже.

Как написал один из эмигрантов, это была величайшая сенсация со времен революции 1917 года, что русские эмигранты пошли на встречу с советским послом и там пили тосты за здоровье товарища Сталина.

Но если эмигранты думали о примирении, то советская власть хотела от них капитуляции.

Она не хотела прислушиваться, тем паче выполнять основное условие, которое эмигранты считали важнейшим для примирения, права человека.

Этого советская власть соблюдать ни в коей степени не собиралась, и поэтому это недолгое взаимное, если угодно, обнюхивание да простят мне этот неакадемический термин закончилось тем, чем неизбежно должно было закончиться, стороны разошлись на свои прежние позиции.