«Командующий Маньчжурской армией А.Н.Куропаткин отмечал «большую лёгкость», с которой солдаты сдавались в плен - свидетельство ненадёжности войск и нежелания воевать, позднее, в годы Первой мировой войны, «уходы в плен» примут характер эпидемии».
(то же было и в ВОВ – в плен было взято до 5,5 млн человек)
В воспоминаниях самого же Куропаткина увидел ещё один способ, как русские солдаты сбегали с поля боя во время русско-японской войны 1904-05 годов:
«С ведома начальствующих лиц всех степеней разрешалось в помощь ротным и дивизионным санитарам назначать нижних чинов из строя для выноса раненых. При большом числе раненых уходило в тыл под этим предлогом огромное число нижних чинов. Затем слабодушные и преступные пристраивались к назначенным для выноса раненых или самовольно выносящих таковых или уходили в тыл без всякого предлога.
Мне приходилось видеть носилки с ранеными, при которых толкалось до десяти здоровых нижних чинов. Самовольный уход с поля сражения доходил в некоторых полках до нескольких сот человек, а в одном полку в первом деле, в которое он попал, ушло в тыл здоровых людей более одной тысячи человек».
Молодёжь ещё так-сяк приспосабливалась к армии, а возрастные, мобилизованные солдаты часто были уже неспособны и физически к тяготам войны, свидетельствует Куропаткин:
«Тотчас же по прибытии на театр военных действий подкреплений было обнаружено, что старшие возрастные сроки запасных в возрасте 39-43 лет и по физическим, и по духовным качествам были наименее надёжными и, по отзыву начальствующих лиц, не усиливали, а ослабляли боевую стойкость частей. Наибольший процент из уходящих во время боя в тыл падал, по отзывам начальствующих лиц, на запасных старших возрастных сроков. Масса запасных старших сроков стремилась на нестроевые назначения в тыл, на этапы, в лазаретную прислугу, обозные...
Наш крестьянин в возрасте свыше 35 лет часто тяжелеет, становится, как говорят, сырым, обрастает бородой, теряет солдатский вид, труднее молодёжи переносит тяжести походной жизни. Особенно малороссы Полтавской губернии старших возрастных сроков, попав с равнин Малороссии в горы Маньчжурии, оказывались слишком грузными, чтобы карабкаться по сопкам».
Ещё из записок Куропаткина о настроениях мобилизованных возрастных крестьян на русско-японскую войну:
«Крестьяне в возрасте свыше 35 лет уже являлись домохозяевами, часто многосемейными. Все их интересы и помыслы, даже по прибытии в Маньчжурию, были дома. Эти заботы отнимали у них весёлость, бодрость, необходимые для солдата. А тут еще сама война казалась непонятной, а с родины вместо призыва к подвигу присылались прокламации, подговаривавшие не сражаться с японцами, а бить своих офицеров.
Характерен следующий случай: во время отступления из-под Мукдена некоторые части отходили в беспорядке, и встречались нижние чины, бросившие своё оружие. Один из чинов моего штаба, подъехав к такому безоружному, услышал от него вопрос: «А где тут идет дорога в Рассею?» А на упреки в трусости получил ответ: «Какой-такой я сражатель — у меня за плечами шестеро детей!»
Чуть позднее, в 1917-м запасные полки в Петрограде и других городах, составленные вот из таких возрастных крестьян последних волн мобилизации, и станут главным топливом Революции.