«Его Величество, господин наш, царь и учитель» – так называли его с тех пор последователи. А весть за считанные недели разлетелась по всему еврейскому миру.
В синагогах читали молитвы за здравие Мессии, миллионы евреев готовились к немедленному переезду в страну Израиля, а многие уже начали для этих целей продавать дома и имущество.
Немногочисленные скептики помалкивали, подавленные всенародным воодушевлением и вытесненные им на периферию общественной жизни.
Впрочем, претенденты на императорскую корону в Османской империи обычно недолго оставались в живых. И к Шабтаю Цви султан Мехмед IV отнесся по меркам того времени, в общем-то, ещё гуманно – заключил в стамбульскую крепость, а затем предложил на выбор: умереть или перейти в ислам.
"Мессия" оказался вполне себе здравомыслящим товарищем и по зрелому размышлению выбрал второе, надел на голову тюрбан и принял имя Мехмед-эффенди. На этом его личная мессианская история закончилась, но вброшенные этим всплеском идеи перевернули иудаизм.
Что же случилось с миллионами евреев, поверивших в Мессию, когда он на глазах всего света покинул веру предков и принял ислам?
Большинство погоревало – да и вернулось к прежней жизни. Но многие так и не смогли справиться с эмоциональным шоком и, уверовав раз в Мессию продолжали хранить верность Шабтаю Цви, хоть он и сменил религию и имя. А выдающийся каббалист Натан из Газы, благословивший в своё время Шабтая Цви на мессианском пути, даже разработал вполне себе стройную теорию, согласно которой Мессия должен сам отойти и духовно упасть на самое дно мироздания и уже оттуда начать исправление мира.
Более того – вслед за отступничеством несостоявшегося Мессии возникла так называемая «группа Дёнме», состоящая из нескольких тысяч еврейских семей также принявших ислам, но при этом продолжавших веками тайно соблюдать еврейские обычаи и верить в мессианство Шабтая Цви.
Впрочем, возникла эта группа уже после его смерти. Да и сам Шабтай Цви, надо отдать ему должное, не призывал евреев к массовому переходу в ислам вслед за собой. И в письме к верующим, в котором Шабтай Цви объявлял о своём отречении, он просил учеников «похоронить веру» в него.
Но можно хоронить так, как хоронят мертвеца, а можно – похоронить веру в глубине сердца. То есть сохранить её, приняв парадоксальный тезис Натана из Газы, что Мессия должен пасть, дабы подняться.
По этому второму пути пошли десятки, а то и сотни тысяч евреев, среди которых были выдающиеся раввины и авантюристы, богачи и простолюдины. Масштабы этого тайного саббатианского подполья, просуществовавшего весь следующий XVIII век, нам сейчас даже сложно себе представить – оно, без сомнения, было огромным, и его адепты были почти в каждой еврейской общине.
И примечательно, что возникло оно только спустя десятилетия после бесславного конца Шабтая Цви.
Когда есть подполье – всегда найдутся и борцы с ним. Самым страстным из таких борцов, буквально жизнь положившим на искоренение саббатианства из еврейских рядов, стал раввин Яков Эмден.
Талантливый мыслитель и яркий писатель, он превратился фактически в еврейского цензора. Эмден вникал в труды и книги тех авторов, которых он подозревал в подверженности влиянию саббатианства, и безжалостно искоренял его.
Эта война продолжалась годами. Потом половина раввинов Европы отлучила от общины вторую половину, так что страх перед этим наказанием, когда-то почти смертельным, девальвировался прямо на глазах как раз в ту эпоху. А затем к спору подключились христианские ученые и европейские монархи, и всё новые судебные инстанции пытались вынести свой вердикт. Эмден и его соратники, охотясь на тайных саббатианцев, внесли в еврейский обиход новый патерн – борьбу с «неправильной» верой.
Тогда же и родилось понятие ортодоксии, разделившее всех евреев на ортодоксальных и не очень, вписывающихся в каноны и не совсем. А все последующие столетия выясняли, чей же иудаизм более «правильный», хасиды и последователи Гаона из Вильно.
В современном Израиле в эту войну за «правильность» подключились новые группы, хотя до сих пор доносится шум еще прошлых боёв. И все почему-то забыли, что в иудаизме, в отличие от того же христианства, нет никакого «Символа веры».
Просто потому что любая попытка мудрецов Талмуда его сформулировать разбивалась о неизбежную истину: разные люди верят в очень разное.
Использованная литература: источник