Знамя Победы. Мемуары и маразмуары

16 мая 2017, 09:44
Мемуары пишут люди желающие поделиться своими воспоминаниями о прожитой жизни.

Чаще всего это известные политики, военные, спортсмены. Кто-то хочет рассказать правду, другие, наоборот, хотят правду скрыть. Для этого под видом действительных событий публикуется нечто, которое должно убедить доверчивого читателя, что именно так всё и происходило.

Даже в самых правдивых мемуарах автор стремится представить себя в самом выгодном свете, чуть-чуть более героичным и, конечно же, очень справедливым и порядочным.

С годами, когда человек достигает состояния в котором он становится к себе менее критичным, когда чувство реальности начинает ему изменять, то тогда происходит переход от мемуаров к маразмурам.

В качестве примера можно привести интервью отважного бойца Абдулхакима Исмаилова «Независимой газете», в котором утверждалось, что вместе с киевлянином Алексеем Ковалёвым и минчанином Леонидом Горычевым он установил знамя Победы над Рейхстагом ещё 28 апреля. А всемирно известный снимок Евгения Халдея, сделанный 2-го мая, был инсценировкой реального события произошедшего четырьмя днями ранее.

Вот отрывок из интервью, наводящий на мысль, что ни автор статьи, ни редакция газеты не имеют ни малейшего представления о теме, которой посвящена статья. Чего стоит только абсурдное словосочетание «83-я гвардейская разведрота». Почти в каждой строчке имеются несуразности, которые мы выделили жирным шрифтом:

«- 28 апреля наша 83-я гвардейская разведрота 82-й гвардейской стрелковой дивизии выходит к рейхстагу. Плотность войск огромная, артобстрел ведется нещадный, но рейхстаг для немцев - святыня и символ, и сопротивляются они в тысячу крат упорнее обычного.

Четыре раза в этот день войска штурмуют рейхстаг. С огромными потерями и безуспешно. Находясь в непосредственной близости от дворца германского парламента, мы не можем продвинуться ни на метр. Командир нашей разведроты Шевченко получает приказ выслать разведку и, в свою очередь, поручает это задание трем разведчикам - мне и двум моим друзьям: украинцу Алексею Ковалеву и белорусу Алексею Горычеву. Подошли ко дворцу. Проскочили первый этаж здания, полный немцев, обезумевших и пьяных. Поднялись на второй. Я едва не погиб там. Спасла случайность. Задержавшись на пороге огромного зала, в котором залегли отстреливавшиеся фашисты, увидел в большом дворцовом зеркале притаившихся за дверью двух немецких автоматчиков. Убил их. Побежал дальше, выполняя свою разведывательную работу.

В конце концов мы втроем с товарищами оказались на крыше. Внизу шел бой. Перестрелка. Грохот артиллерии. Такого задания - водрузить флаг - нам не давали. Но у всех, кто штурмовал рейхстаг, на всякий случай флаг с собой имелся. Был и у нас. Вот мы его и установили. Не на главном куполе, а на одной из башенок».

Старый солдат, имевший кучу наград и пять ранений, был несомненно заслуженным человеком и храбрым воином. Зачем ему было надо рассказывать небылицы, которые легко опровергнуть? Единственный ответ – возраст. А.Исмаилову на момент интервью было 84 года.

Фото. На снимке Е.Халдея сверху вниз: Ковалёв, Исмаилов, Горычев.

Можно привести ещё много подобных примеров. Но несомненным лидером среди маразмуаров являются воспоминания И. Я. Сьянова. Рассказы героя записал литератор Д.Снегин. Документальная книга Дмитрия Снегина « Парламентёр выходит из рейхстага» посвященная Герою Советского Союза Илье Яковлевичу Сьянову вышла в 1962 году.

Свою «звёздочку» Сьянов получил как раз за Знамя Победы, в 1946 году, чуть позже Егорова и Кантарии. В июне 1945-го он был отправлен в Москву для участия в Параде Победы в компании с Неустроевым, Самсоновым, Егоровым и Кантарией. И даже участвовал в генеральной репетиции парада, после которой и знамя, и его знаменосцы были от парада отстранены.

Д.Снегин «Парламентёр выходит из рейхстага».

Снегин начинает свою повесть так: « В Алма-Ате, на одной со мною улице, живёт Илья Яковлевич Сьянов – участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза. Волевой, честный и очень скромный русский человек». Далее следует описание боевого пути Ильи Яковлевича, с экскурсами в детство и юность героя. Описывается начало трудовой биографии. Последняя глава книжки начинается со слов: «Прочтя рукопись «Парламентёра», Сьянов сказал мне:

- Так оно и было. Но...»

В 1962 году, когда вышла книга, Сьянову исполнилось только 57 лет и маразмом страдать он ещё не должен был. Так как же тогда понимать буйную фантазию рассказчика просто фонтанировавшую на страницах книги?

Почитайте отдельные места книги с нашими комментариями:

« Вместе с большим начальством пришли артиллерия и «катюши». Расчёты потянули орудия, реактивные установки на чердак дома Гиммлера...».

Простой здравый смысл отсутствует здесь напрочь. «Дом Гиммлера» представлял собой комплекс ничем не выделявшихся зданий 19-го века. Какой чердак может принять технику, такую как «катюша», высотой около трёх метров?

Замечательно свободно используются в повести « Парламентёр выходит из Рейхстага» цифры. Так Сьянов штурмуя Рейхстаг очень тепло вспоминает, что его атака поддерживается сорока тысячами стволов артиллерии и миллионами снарядов. Конечно, в то время не было Википедии. А то можно было бы открыть соответствующую статью и увидеть, что во всей Берлинской операции было задействовано 12, 7 тысяч стволов. А при штурме Рейхстага менее 100.

Фото.На парад Победы. Слева направо: Самсонов, Кантария, Егоров, Сьянов, Неустроев.

Некоторые пассажи просто умиляют:

« ...Илью вызвали на командный пункт, который теперь помещался рядом, в подвале. Помимо командиров штаба полка здесь были командир дивизии генерал Шатилов, генерал Литвинов из Военного Совета армии, много офицеров и политработников штаба корпуса. Сьянов услышал голос Шатилова:

- Побольше орудий на чердаки! Бейте прямой наводкой по его артиллерии и фаустникам, чтобы дать возможность нашим танкам и самоходным пушкам атаковать рейхстаг.(?).

У Сьянова ёкнуло сердце. Значит, его роте будет приказано первой начать штурм.

Ему не приказали. С ним говорили генерал Литвинов и генерал Шатилов, полковники и подполковники. Как равные с равным. От своего имени и от имени командующего фронтом. Более того – от имени Верховного Главнокомандования. От имени Родины.

Сьянов понимал – будет предано забвению всё, что до сего часа сделал он и его рота, если они не возьмут рейхстаг. Генералы верили – выполнит. Не сомневался и он».

Даже не знаю как прокомментировать такую информацию. Снегин со слов Сьянова пишет, что два генерала и куча полковников с подполковниками от имени командующего фронтом маршала Жукова и Верховного главнокомандующего, тов. Сталина, умоляли старшего сержанта Сьянова взять Рейхстаг. Одна надежда была на него. Не буду цепляться к полководческим талантам старшего сержанта Сьянова, лучше несколько слов о его роте, «славному боевому пути» которой в книге посвящено много страниц. И то пусть эти слова произнесёт командир батальона С. Неустроев:

«30 апреля во второй половине дня, часов в 16 или 16—30 из штаба полка пришел старший сержант Съянов. За два дня до того его ранило, но ранение оказалось легким и он находился в санбате дивизии. Приходу Съянова я был рад. Мало кто уцелел из ветеранов батальона. А тут старый знакомый!

...Минут через двадцать позвонил помощник начальника штаба полка майор Логвинов и сообщил, что нужно немедленно отослать в штаб за пополнением кого-нибудь из офицеров.

Я решил направить Съянова. Он хотя и старший сержант, но мог в боевой обстановке заменить офицера. Примерно через час Съянов привел около ста человек. Из пополнения здесь же, в подвалах «дома Гиммлера», сформировали первую роту, ее командиром я назначил Съянова.

Итак, если просуммировать время указанное С.Неустроевым, получается, что рота Сьянова была создана примерно к 18.00 30-го апреля. А из книги Снегова можно сделать вывод, что Сьянов командует ротой уже длительное время, задолго до штурма Рейхстага.

Но и Степан Андреевич Неустроев здесь лукавит. Известный военный историк Иван Дмитриевич Климов «вытряс» из Сьянова признание, что тот прибыл с пополнением из которого сформировали новую роту к 20.00 30-го апреля. Т.е за 2 часа до третьего штурма Рейхстага, начавшегося в 22.00. Неустроев просто дисциплинированно придерживается «компромиссного» времени третьего штурма Рейхстага в 18.00, принятого на Ноябрьском совещании 1961-го года.

Таким образом слова из книги: «...будет предано забвению всё, что до сего часа сделал он и его рота, если они не возьмут рейхстаг», звучат чересчур сильно. Не прошёл смелый солдат испытаний медными трубами.

Большая часть мемуаров страдает от того, что помощники-литераторы настолько глубоко входят в тему,черпая информацию где только могут, и знают эти литераторы о подвигах своего подопечного больше его самого. В случае же повести «Парламентёр выходит из рейхстага» мы сталкиваемся с обратным явлением – автор полностью доверился рассказам своего героя. В то время не так просто было найти нужную информацию. И сегодня, перечитывая книгу, становится даже как-то неудобно за писателя. Нельзя так «прокалываться» на азбучных истинах.

Вот хотя бы изумляющий текст на стр.17:

«От того русского села на реке Пола, где солдат испытал, казалось, непреодолимый страх, до немецкого городка Кенигсберга ( на Берлинском направлении) (сейчас это польский город Хойна), где командир стрелковой роты ( имеется в виду Сьянов) получил приказ явиться на совещание командного состава к самому командующему 1-м Белорусским фронтом... Здесь Сьянов и вовсе стушевался: столько генеральских, полковничьих звёзд - глаза слепит».

Плохо верится, что Жуков пригласил на совещание посвящённое предстоящему штурму Берлина старшего сержанта. Тем более, что Сьянов тогда исполнял обязанности командира взвода.

Глвным эпизодом повести, вынесенным в заголовок, был рассказ как старший сержант Сьянов ходил, в качестве парламентёра, принимать капитуляцию берлинского гарнизона.

«Командарму доложили: рейхстаг полностью очищен от врага. Одновременно ему стало известно, что комендант Берлина генерал Вейдлинг обратился к советскому командованию с предложением прислать своего, облечённого высокими полномочиями парламентёра для переговоров.

Командующий армией прибыл в рейхстаг. Его встретил полковник Зинченко. Командарм напросился на ужин.( Очень странное сообщение. Похоже, что Снегин и Сьянов совсем забыли свою армейскую жизнь).

Сегодня известно, 2-го мая в первом часу ночи немцы сообщили, что готовы прислать парламентёров. В шесть утра линию фронта перешёл генерал Вейдлинг со свитой из генералов и офицеров. В семь часов утра он подписал приказ о капитуляции, который через громкоговорители, в разных местах города был зачитан немецкому гарнизону. После этого через некоторое время сдался и гарнизон Рейхстага.

В повести напутана последовательность событий. Но не это главное. Оказывается командарм с членом военного совета и офицерами штаба прибыл к командиру полка Зинченко чтобы посоветоваться кого направлять к немцам в качестве парламентёра. В главе « Пока спал наш сержант...» описано как проходил этот военный совет. Приведём несколько абзацев:

«Командарм перевёл испытующий взгляд на Литвинова, в раздумье сказал:

- Конечно, генерал - фигура. Но всю тяжесть войны вынес на своих плечах народ, солдаты. Генерал без солдата – ноль.- Он прищурился, смотря куда-то вдаль. – Солдат и должен продиктовать нашим врагам эти слова: безоговорочная капитуляция.

Кто-то из штабных с готовностью посоветовал:

- Можно надеть на него генеральский мундир.

«Умник», - подумал командарм, а вслух сказал:

- К чему маскарад? Нет, пускай он предстанет перед врагами таким, какой есть – со старшинскими или ефрейторскими лычками на погонах. Важно, чтобы фашисты увидели, что диктует им безоговорочную капитуляцию сам советский народ!

Зинченко и генерал Литвинов переглянулись: одновременно они подумали об одном и том же человеке. И назвали его имя. Командарм крепко потёр выпуклый лоб ладонью, как бы силясь припомнить ,- знает ли этого человека. Улыбнулся.

- Достоин. Встречался с ним в Кунерсдорфе».

Как Вы уже, наверное, догадались, что слова капитуляции должен был продиктовать генералу Вейдлингу не кто иной, как старший сержант Сьянов. Любителей фантастики, желающих почитать описание похода старшего сержанта Сьянова в штаб обороны Берлина к самому генералу Вейдлингу и его нравоучительные беседы с немецкими генералами, отсылаю к повести. Её можно найти во многих библиотеках, благо книга вышла огромным тиражом в 140 тысяч экземпляров. А Вейдлинга Сьянов так и не застал – генерал испугался и убежал, бросив свой штаб. Так написано в книжке.

Книга М.Егорова и М.Кантарии «Знамя Победы. День первый-день последний».

Итак, чемпиона маразмуарной литературы мы определили. Какую книгу этого жанра можно поставить на второе место? Уверенное второе место занимает книга М.Егорова и М.Кантарии «Знамя Победы.

День первый-день последний».

Сразу необходимо отметить в оправдание этих двух ветеранов, что они, судя по всему, не очень- то горели желанием написать свои воспоминания. Как рассказывали их родные и близкие оба, и Егоров и Кантария, не любили вспоминать о своём «подвиге». А когда в Москве, в ноябре 1961 года, собрали совещание участников штурма Рейхстага, то на него двух этих, самых знаменитых в стране Советов, солдат просто не пригласили. Им нечего было рассказать, а врать, как показала жизнь, они так и не научились.

Сегодня очень сложно представить что рассказывали о штурме Рейхстага и водружении знамени Победы эти двое немногословных, не обладающих даром красноречия, мужчин. Тем более, что они могли рассказать, если они в штурме Рейхстага участия не принимали (не по своей вине), а знамя на крыше прикрепили только благодаря опытному бойцу, лейтенанту Бересту. Так что вся нагрузка в написании подвигов «знаменосцев победы» легла на литератора Бориса Данюшевского. Маразмом он не страдал, но зато очень постарался в придумывании фантастических подвигов своих героев.

Прежде чем начать цитирование самых интересных мест из книги, посвящённых штурму Рейхстага и водружению «знамени Победы», посмотрим что пишет на эту тему комбат Неустроев. Если бы книги Неустроева появились на свет раньше книги Б.Данюшевского, то и мемуары Егорова и Кантарии имели бы совсем другой вид.

Около двенадцати часов ночи (время берлинское) в рейхстаг пришел полковник Зинченко. Я обрадовался его приходу.

— Капитан Неустроев, доложите обстановку...

Полковника интересовало знамя. Я пытался ему объяснить, что знамен много... Флаг Пятницкого установил Петр Щербина на колонне парадного подъезда, флаг первой роты Ярунов приказал выставить в окне. выходящем на Королевскую площадь. Флаг третьей роты... Одним словом, я доложил, что флажки ротные, взводные и отделений установлены в расположении их позиций.

— Не то ты говоришь, товарищ комбат! — резко оборвал меня Зинченко.— Я спрашиваю: где знамя Военного совета армии под номером пять? Я же приказывал начальнику разведки полка капитану Кондрашову, чтобы знамя шло в атаку с первой ротой! — возмущался полковник.

Стали выяснять, расспрашивать, оказалось, что... знамя в штабе полка, в “доме Гиммлера”.

Зинченко позвонил по телефону начальнику штаба майору Казакову и приказал:

— Организуйте немедленно доставку знамени Военного совета в рейхстаг! Направьте его с проверенными, надежными солдатами из взвода разведки.

Вскоре в вестибюль вбежали два наших разведчика — сержант Егоров и младший сержант Кантария. Они развернули алое полотнище. Ему суждено было стать Знаменем Победы!

Командир полка перед Егоровым и Кантарией поставил задачу:

— Немедленно на крышу рейхстага! Где-то на высоком месте, чтобы было видно издалека, установите знамя! Да прикрепите его покрепче, чтоб не оторвало ветром.

Минут через двадцать Егоров и Кантария вернулись.

— В чем дело?— гневно спросил их полковник,

— Там темно, у нас нет фонарика, мы не нашли выход на крышу,— смущенно подавленным голосом ответил Егоров.

Полковник Зинченно с минуту молчал. Потом заговорил тихо, с нажимом на каждый слог:

— Верховное Главнокомандование Вооруженных Сил Советского Союза от имени Коммунистической партии, нашей социалистической Родины и всего советского народа приказало вам водрузить Знамя Победы над Берлином. Этот исторический момент наступил... а вы... не нашли выход на крышу!

Полковник Зинченко резко повернулся ко мне:

— Товарищ комбат, обеспечьте водружение Знамени Победы над рейхстагом! Я приказал лейтенанту Бересту:

— Пойдешь вместе с разведчиками и на фронтоне, над парадным подъездом, привяжи знамя, чтобы его было видно с площади и из «дома Гиммлера». Про себя же подумал: «Пусть любуются им тыловики и высокое начальство».

Мне в ту пору было только двадцать два года, и я не понимал политического значения установления знамени. Главным считал — взять рейхстаг, а кто будет привязывать на его крыше знамя, дескать, не важно.

А теперь строчки из книги Егорова и Кантари с нашими комментариями:

В этот момент подбегает к нам ординарец начальника полковой разведки капитана Кондрашова и что есть мочи кричит: Кантария и Егоров, к командиру полка! Как были мы в грязных сапогах и насквозь прокопчёных телогрейках (почему телогрейки насквозь прокопчёные – ведь пожар случился позже, уже в Рейхстаге), так и явились в штаб.Полковник, оглядев нас внимательным взглядом, шагнул навстречу.

- Вот что, хлопцы.Поручаю вам ответственное задание, о котором может мечтать каждый советский солдат. Прорвётесь в рейхстаг и поставите вот это знамя на его куполе. Ясна задача?

-Ясна, товарищ полковник.

- Выполняйте, желаю успеха!

Пропускаем описание форсирования шестиметровой траншеи заполненной водой и преодоление последних метров до Рейхстага. Слово Егорову.

Вот и широкие каменные ступени главного входа. Вместе с другими солдатами врываемся в рейхстаг. Там уже разгорелся ожесточённейший бой. И это несмотря на почти полную темноту. Окна ведь немцы замуровали, оставив лишь узкие бойницы. Из этой темноты снизу, из подвалов, сверху и сбоков, из разных дверей и коридоров, выходящих в вестибюль, льётся пулемётный и автоматный огонь.

Разобраться с ходу, что здесь происходит не так-то просто. Да ещё дым ест глаза. Гитлеровцы, засевшие в подвалах, отбивались фаустпатронами. От них-то, наверное, и пошёл ядовитый чад, медленно распространившийся по этажам. Сворачиваем в коридор, ведущий в правую половину здания.

Снова Кантария.Нам с Михаилом надо было во что бы то ни стало найти проход наверх – ведь знамя должно развеваться на куполе! Бежим из зала по коридору. Ищем лестницу .Ага! Вот она, справа, но там – гитлеровцы. Пятясь по лестнице спиной, они лихорадлчно отстреливаются от наседающих на них наших солдат. Забрасываем их гранатами, гоним наверх, хотя и у нас не обходится без потерь. Вместе со всеми бой здесь ведут замполит батальона лейтенант Берест и Съянов. (При штурме Рейхстага лейтенант Берест и сержант Съянов командовали ротами).

Наконец путь на второй этаж очищен. Перед нами снова коридоры. Там тоже идёт бой. Ребята распахивают двери кабинетов, стреляют, швыряют гранаты. Кабинетов 30 прочесали, всё Гитлера искали или Геббельса. Конечно, никаких там гитлеров, геббельсов не было. Да ведь кто тогда знал, где они,гады, прячутся...

Когда потеснили гитлеровцев к самому депутатскому входу ( советский колхозник с Кавказа оказывается прекрасно ориентировался в здании немецкого парламента и знал о существовании депутатского входа в Рейхстаг !), Берест нам скомандовал:

- Давайте знамя на второй этаж.

Все окна на втором этаже тоже замурованы кирпичём – только маленькие отверстия оставлены для пулемётчиков и снайперов. Быстренько сориентировались ( на предыдущей странице Егоров жаловался на полную темноту в Рейхстаге, а тут такая сноровка двух сельских жителей в огромном и незнакомом здании. Второго мая, при дневном освещении, эти же бойцы так и не смогли найти ими водружённое знамя и позировали фотографу со знаменем другого подразделения), нашли окно, которое выходило на Королевскую площадь, как раз над главным подъездом.Развернули полотнище и просунули его в отверстие. Древко закрепили, как клином, обломком кирпича.

Добраться до окна на «втором этаже», расположенного «над главным подъездом» было очень даже непросто. Дело в том, что вестибюль расположенный сразу за входом освещался вторым светом. Т.е. вместо потолка у него был стеклянный фонарь аж на самой крыше. Второго этажа в районе «главного подъезда» не было и добраться до окошка ребята не могли никак. Конечно, изучая архитектуру Рейхстага по фотографии сделанной со стороны Кёнигсплац, такой нюанс выявить невозможно.

Егоров.В самом рейхстаге в это время драться приходилось бувально за каждую комнату: гитлеровцы сопротивлялись отчаянно.Перемещаясь по зданию, они небольшими группами появлялись и там, откуда их только что выбили. Пока мы с Мелитоном устанавливали знамя, нас прикрывали от этих блуждающих фрицев лейтенант Берест, сержант Петр Щербина, орудовавший пулемётом, и два автоматчика. За короткое время им пришлось отбить несколько атак. (Вообще-то лейтенант Берест во время штурма Рейхстага командовал ротой. Откуда у него нашлась возможность лично прикрывать Егорова с Кантарией?) За короткое время им пришлось отбить несколько атак.Когда знамя уже было выставлено в окне второго этажа, Берест приказал нам: «Ищите ход на крышу».

Сам Берест с бойцами остался охранять знамя, а мы отправились выяснять, как можно пробраться на крышу. Неподалеку обнаружили витую железную лестницу, но она была так перебита, очевидно, гранатами,что подняться по ней было нельзя. Вдруг Мелитон кричит мне: «Подожди здесь, я сейчас принесу лестницу».

Не успел я ему ответить, а он уже со всех ног бросился вниз куда-то. ( В полной темноте бросился со всех ног? Фонарей у «разведчиков» с собой не было. Неустроев в своих мемуарах пишет, что передвигаясь с фонариком по тёмному коридору Рейхстага он зацепился за что-то и серьёзно повредил ногу. Даже подумал, что отвоевался.)Ну, думаю, голова, сейчас накличет на себя беду.

Кантария. Перед входом в рейхстаг я заметил валявшуюся за какой-то колонной деревянную лестницу. Ею, наверное, пользовались, когда закладывали кирпичом окна первого этажа. Вот она-то теперь нам и пригодилась. Пробрался я кое-как в вестибюль, выскочил на улицу, схватил лестницу и назад.Сама она нетяжёлая, только тащить её было неудобно.( Ещё раз напоминаю, что все это происходило в кромешной темноте).

В рейхстаге уже начинался сильный пожар. Горели архивы, отдельные кабинеты, мебель, огонь полз по деревянной обшивке стен, по паркету. ( Пожар в Рейхстаге начался примерно в полдень 1-го мая, после контратаки немцев . Но не ночью 30-го апреля, когда были установлены знамёна на крыше Рейхстага). Перескакивая через бесчисленные препятствия ( в полной темноте!!!), я – в одной руке автомат, в другой лестница – устремился на второй этаж. Несколько раз пришлось прикладываться к автомату...

Увидев меня, Егоров одобрительно хмыкнул, подхватил стремянку и приставил её к железной лестнице. Пока я бегал, Михаил вынул знамя из бойницы, и теперь мы могли продолжить наш путь наверх.

Поднявшись по лестнице, мы оказались в одной из башен.Сразу же бросились к разбитому окну – глянуть, высоко ли мы забрались. Вот тебе на: прямо под нами крыша второго этажа. Высота небольшая, спуститься – пара пустяков. Егоров прыгнул первым, я за ним.

Осмотрелись по сторонам. Да, точно, сомнений нет – мы на крыше рейхстага. (А что, была возможность оказаться на крыше какого-то другого здания?) Она довольно широкая, завалена чёрт знает чем. Под сапогами хрустит стекло. По четырём сторонам здания высятся громоздкие скульптуры – какие-то рыцари на конях. Сидят в победоносных позах, кто с вытянутой вперед рукой, кто с мечом. Особенно хорошо запомнил огромную статую, которая красовалась над главным входом. На железном коне женщина со щитом восседает. На голове массивная корона, волосы распущены. Её коня под уздцы держит другая женщина, в левой, высоко поднятой руке у неё горн или труба. Вообще-то статуя впечатляющая, видно, неплохой мастер делал. А внизу, на постаменте, надписи какие-то замысловатым шрифотм. Будь мы тут на экскурсии, поинтересовался бы, что это за особы...

Данюшевский хорошо описал остаток скульптурной группы «Германия», лишившейся одного из персонажей . Вот только с того места, где Егоров и Кантария вылезли на крышу эту скульптуру совсем не видно. И надписей на постаменте этой скульптуры не было никаких. Посудите сами – какой дурак будет что-то там писать, если снизу их всё равно не разобрать. А конные рыцари стояли не с четырёх сторон, а только с одной.

Посреди крыши – купол. Огромное, застеклённое полушарие. Стекла, правда, все повыбиты. Прикидываю на ходу: «Метров двадцать пять будет в высоту». Как туда залезть? А тут ещё фашисты, заметив красное полотнище ( тёмной ночью и на расстоянии не меньше чем полкилометра! И как они заметили ещё не установленное знамя? ), открыли по крыше навесной огонь из миномётов. Стреляли или из Тиргартен-парка, или от Бранденбургских ворот. Начни мы в этот момент взбираться на купол, нас если не мина – первый же снайпер собьёт, - так и полетишь оттуда в центральный зал. Делать нечего, пришлось от этой затеи пока отказаться.

Егоров. Стали искать подходящее место, куда поставить знамя. На южной стороне (конные скульптуры обоих Вильгельмов были расположены с восточной стороны здания), у самого края крыши, стояла скульптура конного рыцаря, закованного в латы. Рука его была простёрта вперёд. (После войны, приехав по приглашению немецких друзей в ГДР, мы узнали, что это была скульптура кайзера Вильгельма.)

Фото. Знамя установленное Егоровым и Кантарией ночью 1-го мая под руководством А.Береста. На снимке Вы видите момент в полдень 2-го мая, когда знамя снимают для переустановки на купол. И обратите внимание на постамент. на котором стоит скульптура- о нём речь пойдёт чуть позже.

-Давай,-говорит Мелитон,-привяжем знамя к руке. И надёжно, и будет похоже, что мы с победой едем домой.

Так и сделали,прикрутив знамя солдатским ремнем, который Мелитон снял с себя. Только через несколько минут спохватились. Говорю Кантария: - Нет, Мелитон, надо знамя с руки снять, а то, как ни крути, получится, что фриц наше знамя держит.

Опять ищем, куда поставить знамя. В это время совсем близко разорвался снаряд, и его осколок пробил брюхо коня того всадника. Образовалось отверстие диаметром как раз с древко. В него-то и вставили знамя, даже закреплять ничем не пришлось.(Очень «элегантно» выглядело бы знамя торчащее из брюха коня).

Немцы продолжали обстрел крыши.(Глухой ночью, испытывая большой недостаток боеприпасов, немцы почему-то беспрерывно лупят по крыше Рейхстага, хотя прекрасно знают,что с рассветом Красная армия снова продолжит своё наступление и неизвестно чем тогда будет отбиваться).Надо было найти какое-нибудь убежище, чтобы спрятаться от мин и снарядов.

Статуя конного рыцаря стояла на огромной, толщиной сантиметров в пятнадцать, чугунной плите. А та при помощи четырёх массивных приставок крепилась к крыше. Так что между плитой и крышей было вполне достаточное пространство, чтобы подлезть туда. Это мы и сделали. Лежим час, два, снаряды падают то дальше, то ближе, иногда осколки бьют по плите, а нам хоть бы что.

Рассматривали мы фотографии статуй «конного рыцаря» сделанные в разных ракурсах, но так и не смогли понять, что же имели в виду авторы, написав про чугунную плиту и пространство под ней.

Постепенно огонь, который гитлеровцы вели по крыше, заметно ослабел. Из нашего укрытия были отчётливо видны полыхавшие в городе пожары, вспышки артиллерийских выстрелов со стороны Бранденбургских ворот...Пора было действовать.

Кантария. Пока лежали, будто отшельники, под чугунной плитой, каких только догадок не строили: что происходит там, под нами, в чреве огромного здания? Несколько часов мы не имели представления об этом. Только ощущали –по приглушённой стрельбе и разрывам, - что ожесточённый бой не стихает. Сколько же их, этих фанатиков эсэсовцев, понабилось в рейхстаг? Или они по каким-нибудь подземным ходам подкрепления получают? ( Рейхстаг обороняли четыре обескровленных батальона фольксштурма, общей численностью равной примерно батальону Неустроева, т.е. 100-120 человек. Отличить эсэсовца от старичков и мальчишек фольксштурма было очень легко).

А может, наши их уже одолевают и минуты гитлеровцев сочтены? Тогда от эсэсовцев можно ждать любого безумного шага. Вдруг рейхстаг заминирован на всякий случай? Возьмут, думаю, да и шарахнут весь этот мрамор и гранит к небу – не нашим чтоб и не вашим. Нет для солдата ничего хуже неизвестности и вынужденного бездействия...

...Выбрались мы из своего укрытия, сняли знамя со статуи, осмотрелись. Крыша во многих местах пробита, и из-под неё поднимаются густые клубы дыма. Пожар внизу разгорался, видимо, всё сильней.

Дым ест глаза, дышать трудно. Хорошо ещё, что худа без добра не бывает: в темноте и в дыму нас уже совсем не видно было, и мишенью для снайперов мы стать не могли. Ведь сражение за рейхстаг, бои в других кварталах Берлина продолжались. Грохот сотен орудий, лязг и скрежет танков, треск стрелкового оружия – от всего этого в ушах стоял невообразимый звон.

До основания купола метров тридцать. Казалось бы, пустяк, однако взапуски на крыше не побежишь: темень, пробоины, полно всякого хлама – сам черт ногу сломит. Приходится опуститься на четвереньки и двигаться на ощупь. Полчаса, наверное, ползли к куполу. ( А как же немцы издалека флаг в такой темноте рассмотрели? Да и на предыдущей странице М.Кантария рассказывал как он лихо бегал вверх – вниз за лестницей, перескакивая многочисленные препятствия, а тут полчаса ползут 30 метров).

Наконец, подползли к куполу.

- Ну что, с богом?- спрашивает Егоров, поудобнее устраивая автомат за спиной.

- Пошли! – Я решительно берусь рукой за железное ребро купола.

Стёкол в каркасе не осталось, только осколки торчат, застрявшие между резиновыми прокладками переплётов. Цепляясь за поперечины и одновременно проверяя их на прочность, полезли по этой наклонной решётчатой стенке. Сейчас мы находимся прямо над центральным залом рейхстага. Что там делается, не видно. Зал горит вовсю. Снизу, как из печной трубы, валит дым. Лицо, руки мгновенно покрылись толстым слоем сажи. Жарища невероятная. Мы будто на сковородке, а ведь на нас ещё ватные телогрейки!

В этом месте придётся остановиться и внимательно разобраться с предложенным нашему вниманию сочинением. Не могли Егоров и Кантария взбираться по каркасу купола «цепляясь за поперечины» по той простой причине, что расстояние между этими поперечинами было около двух метров. К тому же каркас покоился на каменном цоколе с высотой стенок около 10 метров, залезть на которые смог бы, разве что, только «человек-паук».

Во-вторых, рассказ соавторов о том, как « зал горел вовсю...жарища невероятная». Знаменитый фронтовой фотокорреспондент Евгений Халдей, сделавший утром 2-го мая на крыше Рейхстага самый известный снимок Знамени Победы рассказывал, что к куполу подойти было просто невозможно, так как наряду с чёрным дымом через разбитые оконные проёмы купола вырывались языки пламени. Во время пожара лазить по куполу было самоубийством – сгорели бы за несколько минут.

Егоров. Карабкаемся всё выше и выше. Под нами бездна. Даже лёгкое ранение – и конец. Как можем, подстраховываем друг друга. Когда знамя у Кантария, я лезу позади него, потом он передаёт знамя, пропускает меня вперёд.( Какой-то странный ритуал, лишённый практического смысла, предложен здесь нашему вниманию). Для надёжности и чтобы освободить руки, древко просовываем за ремень.

От дыма и копоти нечем дышать, горло разрывает кашель. Постепенно наваливается усталость, ноги деревенеют, а до верха купола ещё несколько метров. Попробовали привязать знамя к ребру, но переплёты мешали полотнищу развеваться. Нет, говорю Мелитону, так нашего знамени, наверное, никто не увидит, давай дальше...

Вот ещё одно замечательное фото. Здесь видно, что на куполе пока нет никакого знамени. А это 2-е мая. И посмотрите на решетку купола, можно по ней взобраться? Размеры оконных проёмов - 1 метр по ширине и 2 -2,5 метра по высоте.

Последние эти метры дались совсем тяжело. Сил, по-моему, уже не оставалось – на одной воле лезли. Но влезли! На самом верху купола была небольшая площадка.Вокруг неё столбики натыканы, торчат сантиметров на пятьдесят. И посередине столбик такой же.

Я говорю Мелитону:

-Давай к этому столбику знамя привяжем.

Пригляделись, а это металлические трубки, и диаметр у них как раз такой. Как у древка.(Потом выяснилось, что фашисты в них по праздникам свои знамёна вставляли). Просунули мы древко в центральную трубк, проверили, хорошо ли держится. На всякий случай ещё моим ремнем закрепили. Теперь можно было перевести дух. Чувствую, что-то руки у меня липкие. Посмотрел, а они все в крови: об остатки стёкол поранил. У меня и сейчас на обеих ладонях шрамы видны.

Не могли фашисты в эти трубки ( если они там действительно были) вставлять по праздникам знамёна. Совсем недавно на этой площадке размещалась весьма замысловатая башенка, рухнувшая после очередной бомбёжки.

Кантария. Площадка хоть и маленькая, но места для двоих хватило. Легли мы, отдыхаем. ( Наверное решили попробовать каково приходится шашлыку когда его жарят на открытом пламени. Только что Егоров рассказывал, что от дыма и копоти нечем дышать, горло разрывает кашель, а тут лежат и рассуждают на возвышенные темы). Знамя между нами полощется на ветру. Днём отсюда Берлин наверняка хорошо виден. А сейчас очертания огромного города только угадываются. Большая его часть в дыму, чёрные клубы, подсвеченные пламенем, поднимаются со всех сторон.

Артиллерийская канонада над агонизирующим городом не прекращается, даже здесь, на высоте, мы чувствуем, как дрожит земля. И вдруг среди всего этого неистовства звуков различаю тихий, очень тихий голос Егорова:

- Слышь, Мелитон, а ведь одолели мы их, а?

Резко поворачиваюсь к Егорову. На меня он не смотрит, уставился куда-то в пространство и вроде бы улыбается. ...Не помню уж точно, сколько мы находились на той площадке, но, в общем-то, недолго. Поднялись, ещё раз проверили, крепко ли держится знамя, и стали спускаться вниз.

Егоров. Несколько часов провели мы на крыше, не зная толком, что творится внутри рейхстага. Когда тем же ходом, через башню, спустились на второй этаж, встретили наших бойцов. Они сообщили, что противник отсюда уже выбит, боем в рейхстаге руководит сам командир полка. Его КП на первом этаже.(Данная информация не соответствует действительности. Командный пункт 756-го полка не располагался в рейхстаге). И ещё добавили:

- Будьте осторожны, ребята, фашисты засели в подвалах,их там тысячи полторы.Лупят снизу гранатами и фаустами.

Не мешкая, пошли вниз разыскивать КП, чтобы доложить полковнику Зинченко о выполнении задания. С помощью бойцов нашли комнату, где он расположился. Прямо с порога я доложил:

- Товарищ полковник, по вашему приказанию знамя укреплено на куполе рейхстага!

Зинченко подозвал к себе начальника разведки капитана Кондрашова:

-Проверьте и доложите.

Хотя и ночь была и рейхстаг весь в дыму, а всё же знамя на фоне неба можно было увидеть. Капитан вскоре вернулся, докладывает:

- Да, товарищ поковник, знамя на куполе.

Эти несколько минут, пока капитан Кондрашов отсутствовал, показались нам вечностью. Вдруг, думаем, со знаменем что случилось – снаряд попал в древко (военный человек такое не напишет) или взрывной волной его сорвало...Но как только увидели радостное лицо капитана, сразу отлегло.

Командир полка подошёл к нам, обнял, каждому пожал руку, говорит:

- Ну молодцы, ребята! Ну, молодцы! Спасибо. Идите отдыхайте – заслужили. – И добавил, засмеявшись: - Да умойтесь, черти!

Зинченко тут же взял телефонную трубку и доложил командиру дивизии генерал-майору В.М.Шатилову.

- Товарищ генерал, знамя Военного совета укреплено на куполе рейхстага.

День 30 апреля заканчивался. Это был день,когда мы с Мелитоном Кантария приняли наш последний бой в войне.

Трудно описывать то, чего не было и то, в чём ты лично не участвовал. Поэтому в книге так много глупостей написано. Из мемуаров Неустроева сегодня известно, что Егоров с Кантарией появились в Рейхстаге уже после командира полка, который по телефону приказал своему начальнику штаба прислать «надёжных разведчиков» со знаменем. После прибытия Егоров с Кантарией минут двадцать безуспешно пытались найти в полной темноте выход на крышу. Затем, когда им дали в провожатые лейтенанта Береста, который вывел их наверх, они смогли, наконец, привязать знамя к скульптуре Вильгельмв Второго. На что ушло ещё 30 минут времени. В целом управились за час.

И не было никаких радостных объятий, поцелуев и пожатия рук. А было как раз всё наоборот. Зинченко получил разнос от командования за то, что другие солдаты повесили свои знамёна, опередив «знамя Победы» и в свою очередь наорал на Егорова и Кантарию. После чего полковник Зинченко увёл новоявленных «героев-знаменосцев» из Рейхстага. Он теперь отвечал за их жизни перед политотделом армии.