Америка, Россия и Китай никогда не будут союзниками

8 февраля 2017, 11:00
Мало кто предполагал, что рычащие Соединенные Штаты под Рональдом Рейганом вернутся, победят в холодной войне и превратятся в единственную мировую “гипер-державу” 90-х.

После Столетия Унижений – от первой опиумной войны 1848 и до коммунистической революции 1947, мало то ждал превращения Китая в крупнейшую экономику мира. После потери одной пятой населения во время второй мировой войны, Россия почти выиграла холодную войну, и после коллапса коммунизма и предсказаний о “схлопывании” России она снова вернулась на мировую арену. На этом сходства заканчиваются. Америка – страна апокалиптическая, Россия – мессианская, Китай прагматичная.

Америка, Россия и Китай никогда не будут друзьями. В лучшем случае они могут быть мирными конкурентами, а не военными противниками. Поддерживать стремление скорее к первому, нежели чем ко второму – правильная цель для американской политики.

Было бы опасным преследовать вильсонское ( и нео-консервативное) видение внутренней трансформации России и Китая, с целью превращения их в демократии американского образца.

Вторая наиболее опасная вещь, которую может сделать Америка – это покинуть мировую сцену. Стабильность мира зависит от сильной Америки, то есть от ситуации, в которой Америка экономически здорова и технологически сильна.

Все разговоры о росийско-американско-китайском альянсе, наподобие европейского “Священного Союза” в период после наполеоновских войн являются не более, чем эксцентричным бредом. Китай и Россия могут быть “равными партнерами” – при условии, что Америка более равна, чем Россия и Китай. Я имею в виду, что Китай и Россия – державы со своими легитимными интересами, которые следует принимать в расчет, до тех пор, пока Америка сохраняет решающее преимущество в военных технологиях – и это нечто, что не является данностью или само собой разумеющимся.

Большая дубинка Америки стала значительно меньше, а среди политиков наблюдается тенденция громко орать – в качестве компенсации.

Существует множество ошибочных представлений о России и Китае – и каждое из них может повлечь за собой трагические последствия. Демократия – интегральная часть нашей культуры, она вытекает из нашей концепции “почти избранного народа”. Индивидуализм впечатан в нашу культур, и наш национальный символ – одиночный пилигрим.

Россия и Китай не похожи на нас, русские и китайцы видят мир не так, как его видим мы. Россия и Китай – не национальные государства, но многонациональные империи. В этом смысле они несколько напоминают Соединенные Штаты, которые являются скорее многонациональной республикой, нежели национальным государством в привычном понимании этого слова.

Для строительства государства из различных этносов требуется культура с универсальным характером. Особые пути, которыми были объединены Россия и Китай являются ключом к пониманию такого характера.

Как и Америка, они являют собой некий особый баланс устойчивости и хрупкости. Америка является намного, намного более успешным примером – но в прошлом ей пришлось приложить монументальные усилия для того, чтобы остаться самой успешной среди великих держав.

Подумайте сначала о географических параллелях. Россия расширилась от относительно небольшого ядра в 16-м веке до самого крупного государства в мире на протяжении 18 века.


Ее имперское расширение всегда было источником и ее силы, и ее слабости. В России никогда не было достаточно русских: татар, тюркские народы было трудно ассимилировать, начиная с этого укрупнения 18-го века.

Китайской культуре 5 тысяч лет, но зародыш-кристалл современного Китая, династия Чжоу, оккупировала долины рек Хуанхэ и Янцзы около 1000 года до н.э.

Китайская империя постепенно расширялась, ассимилируя своих соседей, часто силой. Неподконтрольные варвары на имперской границе, отказывавшиеся учить китайские иероглифы, принять китайские костюмы и стать носителями цивилизации либо уничтожались, либо оттеснялись на запад. Этим можно объяснить падение Рима: гунны и другие племена были изгнаны китайцами из районов традиционного проживания.

Нельзя не увидеть в этом схожесть с расширением Америки в 18- и 19-м веке. Большая часть экспансии, несомненно, происходила благодаря рабовладению. “Manifest Destiny” был слоганом невольничьей партии, мексиканские войны поддерживались рабовладельцами. Против них выступали молодые виги – вроде Авраама Линкольна и Улисса Гранта. В этом отношении экспансия Америки в 19- веке была имперской и нестабильной – до тех пор, пока гражданская война не уничтожила корни раздора.

Россия и Китай, также как Соединенные Штаты, абсорбировали гигантские территории и правили благодаря силе объединяющей культуры. США, Россия и Китай наследственно хрупки – но в то же время, удивительно устойчивы.

Европейские и американские элиты говорят о коллапсе американской империи с момента окончания вьетнамской войны. Западная интеллигенция ожидала, что Россия победит в холодной войне. В это точно верил Генри Киссенджер – также, как и Гельмут Шмидт.

Мало кто предполагал, что рычащие Соединенные Штаты под Рональдом Рейганом вернутся, победят в холодной войне и превратятся в единственную мировую “гипер-державу” 90-х.

После Столетия Унижений – от первой опиумной войны 1848 и до коммунистической революции 1947, мало то ждал превращения Китая в крупнейшую экономику мира.

После потери одной пятой населения во время второй мировой войны, Россия почти выиграла холодную войну, и после коллапса коммунизма и предсказаний о “схлопывании” России она снова вернулась на мировую арену.

На этом сходства заканчиваются. Америка – страна апокалиптическая, Россия – мессианская, Китай прагматичная. Под апокалиптической я имею в виду, что американцы определяют себя относительно некоей недостижимой точки в будущем, цели путешествия христианских пилигримов. Окончание этого путешествия – всегда где-то за горизонтом.

Американское путешествие – христианское паломничество, которое не может закончиться достижением земной цели. И потому Гекльберри Финн – такой же образец христианской литературы, как “Путешествие Пилигрима в Небесную Страну”. Путешествие определяется не конечой точкой, но неугомонностью пилирима. Есть только одно возможное завершение приключения Гека: “Я, должно быть, удеру на индейскую территорию раньше Тома с Джимом, потому что тетя Салли собирается меня усыновить и воспитывать, а мне этого не стерпеть. Я уж пробовал”.

Америка – апокалиптическая страна в начальном, греческом смысле этого слова: разрешение конфликта лежит за пределами горизонта. Центральным образом американской культуры является паломничество в Землю Обетованную, и ее характерным типом стал пилигрим на пути к искуплению. Наша культура – протестантская, индивидуалистическая и антиномическая. У всех наших протагонистов – проблемы с властями. Мы почитаем ковбоя, скачущего в рассвет, частного детектива, бродящего в одиночку, шерифа на Диком Западе, отказывающегося закончить работу ровно в полдень – индивидуального пилигрима на пути к спасению.

Наш национальный тип – пилигрим. Российский национальный тип – раскаивающийся грешник. Российская национальная драма – Борис Годунов Пушкина, и ее национальный новеллист – Достоевский.

Западные аналитики склонны рисовать Россию в кризисе. Они правы, но такая характеристика не несет в себе никакой важной информации, поскольку Россия находится в постоянном кризисе с момента ее основания. Россия всегда на грани кризиса. Она всегда зависела от своих налоговых доходов на западе с тем, чтобы финансировать свои прибыльные приключения на востоке.

Юджин Розенсток -Хюсси писал в Out of Revolution, что Россия и Америка являются континентами, сформировавшимися в последние 150 лет: “Но в России проблема была сначала неким образом решена от “границы” к Балтике. Это все равно, как если бы Техас, Юта и Невада попытались бы аннексировать 13 колоний. Завоевав Финляндию, разделив Польшу, и истребив свободные народы Кавказа, отобрав балтийские провинции у шведов, русские унаследовали старые инвестиции в политическую и социальную традицию”.

Они обнаружили, что получать налоги проще с Тевтонского Ордена, германских портов и университетов, с польских ремесленников и крестьян, с еврейских торговцев. Для России завоевание новых западных районов сэкономило необходимость организации чисто русских регионов.

Розенсток-Хюсси объяснял, что “русский мужик не похож на классического собственника западного типа, но в гораздо большей степени был номадом, коробейником, мастеровым и солдатом. Его способность к экспансии неописуема”.

В 1581 азиатская Россия открылась . Российская экспансия, дошедшая в 18-м веке до Рашен Ривер в Калифорнии, была не в коей мере исключительно царским делом. Мужик – не бауэр, не фермер, и не ремесленник, мужик путешествует и остается, и готов к миграции год за годом.

Россия сочетает в себе чувство исторической цели, в качестве наследницы рухнувшей Византии, и мессианское чувство цивилизационной миссии, по мере того, как она подчиняет своей мощи евразийский континент. Все это предприятие было организовано некомпетентно, страдало от систематических провалов, но в нем была та грандиозность, которая будила в русских чувство имперской гордости, наравне с невероятной способностью абсорбировать любую боль.

Россия победила Наполеона и Гитлера. Ее ученые побили американцев в космосе в 50-х, после того, как воспроизвели германскую ракетную технологию, и заменили ее своей собственной. Америка выиграла космическую гонку только потому, что Вернер фон Браун и его команда играли за нас. И, наконец, Россия чуть не победила Америку в холодной войне.

Колонизация западных приграничных территорий снабдила Российскую империю многими ее величайшими лидерами. Вместо того, чтобы восстать против царистской экспансии, многие из наиболее амбициозных представителей балтийских, польских и кавказских колоний превратились в самых горячих сторонников империи. Сам Достоевский писал:

“Я думаю, что один из моих литовских предков, переселившись на Украину, сменил религию, чтобы жениться на православной украинке, и стал священником. Овдовев, он вероятно, ушел в монастырь и стал впоследствии архиепископом. Таким образом епископ Стефан, хотя и был монахом, мог стать основателем нашей православной семьи. Не может не удивлять то, что Достоевские, которые в Литве были воинами, стали священниками на Украине. Но это вполне соответствовало литовской традиции. Многие представители литовской знати имели только одно желание – чтобы хотя бы один из их сыновей посвятил себя духовной карьере”.

Быть русским – это значит ощущать себя частью великого, святого и коллективного предприятия, цели которого настолько неотразимы, что ради него могут быть совершены величайшие преступления. Российская империя была проектом настолько грандиозным, насколько и безумным. Такой проект требовал лидеров с колоссальными амбициями, и с полным пренебрежением к страданиям, причиняемым блужданиями в перманентном кризисе.

Мы никогда не услышим об “Иване Разумном”. Архетип русского лидера – тиран, с руками по локоть в крови, но тем не менее, способный к христианскому раскаянию, как у Пушкина. На русской скале кровожадности тиранов, Владимир Путин получит оценку “2”, если за “10” брать Ивана Грозного и Сталина.

Индивидуализм – не российская национальная черта. Требовать того, чтобы русские подражали Америке в сфере демократии и прав человека подобны протестантским попыткам обратить в христианство православных. Англофонский протестантизм, по замыслу, индивидуалистичен в крайней форме. Источник откровения – прямая коммуникация с Богом, посредством Писания. В православии подобной концепции нет: оно стискивает индивидуума так, что тот входит в коллектив так тесно, как русские матрешки одна в другую.

Выражение “русская паранойя” – плеоназм. Быть русским – значит быть параноиком, потому что имперский проект всегда находится под угрозой, в любой момент может развалиться на куски, а проигравшие в распределении имперской мощи всегда ищут пути отомстить за себя.

Русские – игроки в шахматы. Шахматы – ультимативная игра параноиков, и неудивительно, что несколько величайших мастеров (Алехин и Фишер) были клиническими параноиками. Паранойя – это неспособность отличить случайное от намеренного. На шахматной доске, однако, ничего случайного нет. Все двигается с целью. К несчастью, американцы играют в шахматы, как в монополию. У нас нет всеобъемлющей стратегической цели, и мы лишь стремимся аккумулировать локальные преимущества.

Из-за этого, поддержка администрацией Джорджа Буша “оранжевой революции” в Украине кажется весьма оправданной: в конце концов, не должна ли Америка поддерживать демократию повсюду? Украинские олигархи подергали за струны, и Владимир Путин решил, что Америка намерена расчленить Россию.

America should speak softly and carry a big stick — but we need a bigger stick
BY DAVID P. GOLDMAN JANUARY 9, 2017