15 апреля 2021, 15:03
Она состоит в следующем. Подъем капитализма и формирование единого международного рынка вызвало совершенно разные последствия в Западной и в Восточной Европе.
В большей части западноевропейских стран это привело к освобождению крестьян и постепенному размыванию остатков феодальной зависимости. А вот на всем пространстве к востоку от Эльбы в XVI-XVII вв. произошло нечто обратное.
“Повсюду — с вариациями, зависевшими от времени и места,— крестьянин, прикрепленный к земле, юридически и фактически утратил свободу передвижения, возможность пользоваться льготами формарьяжа, освобождаться за деньги от натуральных повинностей и отработок. Барщина выросла сверх всякой меры. К 1500 г. в Польше она была ничтожна; статуты 1519 и 1529 гг. установили ее в размере одного дня в неделю, стало быть, 52 дней в году; к 1550 г. она была доведена до трех дней в неделю, а к 1600 г. - до шести.
В Венгрии эволюция была такой же: один день в неделю в 1514 г., потом два, затем три, вскоре после того - каждая вторая неделя и в конечном счете отмена всякой вообще регламентации; теперь барщина зависела только от произвола барина. В Трансильвании - четыре дня в неделю; крестьяне, помимо воскресенья, имели только два дня для работы на себя. Но в Ливонии в 1589-1590 гг. "jeder Gesinde mitt Ochsen oder Pferdt alle Dage"; ошибка тут невозможна: «любой барщинник работает с упряжкой быков или конной упряжкой каждый день»
Но вот чего я не знал, так это того, что закрепощение крестьян дворянством вызвало довольно острую реакцию у социальных конкурентов дворян - городского нобилитета. Скажем, мэрия Кёнигсберга в 1634 г. вообще отказалась признавать законность крепостничества и объявила, что считает всех прусских крестьян свободными, а значит не собирается выдавать помещикам беглых. Похожее заявление сделал и мэр Штральзунда, осудивший крепостничество как «варварское и египетское рабство». В большинстве же восточнонемецких городов магистраты вели саботаж сыска беглых крепостных молча.
Впрочем, было ли это сопротивление городского нобилитета закрепощению продиктовано абстрактным гуманизмом? Или его надо воспринимать в более широком контексте борьбы старых вольных городов с крепнущей земельной аристократией?
Чтобы было понятно, о чем речь: восточнонемецкие города традиционно монополизировали:
1) наиболее прибыльные виды производства, в первую очередь, пивоварение
2) внешнюю торговлю
Ну а помещичий класс все эти привилегии в гробу видал - так что столкновение было неизбежно. Зачем помещику прибегать к посредничеству города, когда я могу гнать зерно напрямую голландцам?
В рамках марксистской историографии этот кейс представляет собой почти неразрешимый парадокс. Коррумпированные городские власти, борющиеся за сохранение своих средневековых привилегий, в то же время борются и против закрепощения крестьян. Ну а за закрепощение выступает странный альянс международного капитала (стильно, модно, молодежно) и помещиков (отстой, душнилы).
Ну а если серьезно, то это история о том, что прогресс по части свободы коммерческих транзакций далеко не обязательно приведет к прогрессу по части других прав. Очень может быть и наоборот. Потому что торговля она ведь не в безвоздушном пространстве осуществляется, а в конкретном социальном контексте, в котором существуют асимметричные властные отношения. И те немногие, кто этой властью обладает, при первой же возможности эту самую власть окэшить, врубят режим эксплуатации на полную катушку.