16 октября 2016, 17:47
В Германской Демократической Республике Хонеккера, также как в Российской Федерации Путина, журналисты автоматически считались врагами и шпионами

Через три недели после того, как я уехал из Москвы, я еду в Берлин. Я звоню Пингель-Шлиманн. Она сочувствует мне. То, что я пережил в Москве, совпадает с опытом других жертв Zersetzung, подтверждает она. "Вам следует написать книгу, герр Хардинг. Для Вас это будет лучшей Therapie", - советует она. У нее есть информация для меня: бывшей глава кафедры оперативной психологии в высшей академии "Штази" еще жив. Его зовут Йохен Гирке. После разрушения Берлинской стены он продолжал работать в качестве психолога в Потсдаме. Он также консультирует германскую Linkspartei ("Левую партию"), которую поддерживают упертые восточногерманские коммунисты, западногерманские ултра-левые и радикалы средних лет. Номер Гирке есть в телефонной книге. Я звоню ему. Я объясняю мое необычное положение. К моему удивлению, он соглашается на встречу.

Мы решаем выпить по чашке кофе в "Ганимеде", старомодном пивном баре, из которого открывается вид на Schiffbauerdamm, мощеную улицу на берегу реки под берлинской станцией Фридрихштрассе. Ресторан излучает довоенный шарм: там есть деревянный прилавок с медными поручнями; херувимы и ангелы украшают бар, трубя в охотничьи рога; пожилой официант странным образом напоминает Альберта Эйнштейна. Я усаживаюсь на стул рядом с большим, торжественного выглядящим тортом.

Гирке появляется через несколько минут. Это хорошо ухоженный, процветающий мужчина 62-х лет, с седыми волосами, классическими немецкими усами и небольшим брюшком; он носит черную рубашку Hugo Boss и пиджак. Я рассказываю ему о своих приключениях с ФСБ в Москве - проникновениях в мою квартиру, оставленных открытыми окнах, странных шумах посреди ночи, и оставленной ими литературе с советами по достижению оргазма. Гирке кивает. Он улыбается. На его лице написаны узнавание - и, может быть, мне это кажется - профессиональная гордость. "Это типичные методы Zersetzung", - начинает он.

По словам Гирке, все спецслужбы, в том числе западные, используют то, что он называет "грязными инструментами". "В нашем случае их применение оправдывалось идеологически. Мы строили лучшую Германию. Цель оправдывала средства", - говорит он. В Германской Демократической Республике Хонеккера, также как в Российской Федерации Путина, журналисты автоматически считались врагами и шпионами, объясняет он. "Когда Вы имеете дело с журналистом, Вы предполагаете, что у него есть связи со спецслужбами. Журналисты - классический пример Feindbild, формирования образа врага... Это извращение. Но вас учили всегда ожидать нападения со стороны противника".

Я объясняю, что ФСБ издевалось надо мной с удивительным упорством. Путин, как глава ФСБ, в 1999 г. заявил, что иностранный шпионаж представляет собой главную угрозу России. Но Гирке говорит, что это упорство может быть просто результатом амбиций какого-нибудь молодого офицера, который пытается вскарабкаться по скользкой карьерной лестнице: "Офицер в данном случае должен показать своим начальникам, что он успешен. Его не интересует, что кто-то является хорошим отцом, хорошим человеком или хорошим журналистом. Он хочет найти доказательства для Feindbild".

На самом деле, "Штази" хотела знать все о личной жизни объекта, говорит Гирке - есть ли у него любовница, какие у него отношения с женой, что за книги он читает, есть ли у него долги - все, что может быть затем использовано для манипулирования. Все детали были важны. "Штази" интересовало, сигареты какой марки человек курил, где он парковал свою машину, сколько он пил.

Методы Zersetzung, которые использовала "Штази", были на удивление разнообразными и хитроумными, говорит он - "веер методов", что говорит о мрачной креативности. "Мы устраивали так, чтобы прорывало трубы на этаже над квартирой объекта и ее затем затапливало. Идея состояла в том, чтобы создать вам проблемы на работе или в личной жизни. В конце концов вы избавлялись от них". В другом случае, "Штази" заказала дюжину пирогов с земляникой для своей жертвы; когда их привезли, человек протестовал и говорил, что ничего не заказывал, но ему показывали заполненную форму заказа, с его именем и адресом. "Штази" могла заказать доставку детского гроба молодой семье; человек, который доставил гроб, выражал свои соболезнования, хотя на самом деле никто не умер.

Впрочем, обычно используемые методы были более банальными, но не менее эффективными. Сотрудники "Штази" забирались в машину объекта, а затем парковали ее на том же месте, но наехавшей на край тротуара, рассказывает Гирке. Когда владелец машины возвращался, он замечал, что машина припаркована немного по-другому. Кто-то забрался внутрь? Или это просто его воображение? Или он сходит с ума? "Они (спецслужбы) делали такие вещи для того, чтобы показать свое всевластие и всемогущество, и что они могут вторгнуться в вашу частную жизнь в любой момент", - объясняет Гирке.

Но как насчет секса? Было ли что-то запрещенное в частной жизни объекта? На протяжении четырех лет в Москве мы подозревали, что наша спальня прослушивается; мы обсуждали важные вещи в глубине сада рядом со сливой. Прослушивание - это одно, а что, если они снимали еще и видео? Гирке говорит, что "Штази" иногда использовала в своих целях сексуальные привычки объекта, и вспоминает случай с гомосексуальным западногерманским бизнесменом, который приехал в Лейпциг на торговую ярмарку (он добавляет, что "Штази" серьезно преувеличила значимость этого бизнесмена, и его дело по ошибке даже отправили на уровень генерала).

Оставленная на постели объекта порнографическая литература была другой характерной тактикой "Штази". Этот прием применялся, например, чтобы дискредитировать герра Б, члена религиозной группы сторонников мира в Мекленбурге - в дополнение к распространяемым слухам о том, что объект изменял своей жене. В другом случае департамент "Штази" XX/4 (как отмечает Гартон Эш, он занимался проникновением в церковные группы) в Берлине послал вибратор жене объекта, который приобрел информатор в Западном Берлине. Вместе с вибратором была анонимная записка: "Лучше использовать вибратор, чем изменять своему мужу".

Впрочем, как говорит Гирке, обычно тайную полицию не интересовал секс, хотя я по-прежнему испытываю дискомфорт, думая о возможном подглядывании с их стороны. По его словам, сотрудников больше интересовали разговоры в постели - возможность того, что в спальне объект разоткровенничается на какие-нибудь важные темы. "Попробуйте взглянуть на это глазами ФСБ. Вы в постели со своей женой. Вы говорите ей, что первый секретарь британского посольства только что дал вам новое задание особой национальной важности. ФСБ прислушивается, их уши начинают подергиваться".

Эта фантазия - поиск секретной информации, этого Святого Грааля шпионов - по-видимому, делает их работу того стоящей. Для добросовестного контрразведчика, долгие часы ожидания и прослушивания нужны для этого самого момента. Гирке сравнивает это с рыцарским квестом. Он предполагает, что это что-то вроде кроссовера средневековых романсов Вольфрама фон Эшенбаха с современным шпионским триллером. Он объясняет: "Представьте, что вы охотник, который терпеливо сидит с ружьем в руках на лугу и ждет, когда появится большой белый олень, о котором все только и говорят. Охотник воображает, что он убъет оленя золотой пулей".

Во время службы Гирке, "Штази" разработала сложнейшие технологии прослушивания и наружного наблюдения, говорит он. "У нас была самая совершенная техника. Вам не нужно было засовывать кабель в окно. Все было полностью миниатюрным. Жучки были не больше головки шариковой ручки, и передавали информацию передатчику на улице", - говорит он. За несколько дней до моего отъезда из России, я заметил, что замок парадной двери на моей dacha был поврежден - признак вторжения ФСБ (это было 11 февраля 2011 года. На этот раз взломщик, по-видимому, торопился. Или его уже мало волновало то, что он оставит следы. Об этом тоже говорится в моем деле?) Я подозреваю, что озабоченные бюджетной экономией спецслужбы явились забрать свое подслушивающее оборудование. "Это очень даже вероятно", - говорит Гирке.

Гирке не может сообщить, кто изначально изобрел "оперативную психологию". Он думает, что первым был КГБ. В конце концов, именно "друзья" из Москвы в 1950-е гг. основали тайную полицию ГДР, и затем две службы - восточногерманская и советская - работали рука об руку. КГБ негласно держала офицеров связи в ключевых городах Восточной Германии и во всех восьми директоратах "Штази". Одним из них, в 1985-1990 гг., был Владимир Путин, который находился в г. Дрездене. Чем именно занимался Путин в Дрездене, остается тайной. Формально он возглавлял дом советского-германской дружбы в Лейпциге. Вероятно, оперативную психологию он к тому времени уже изучил в собственной академии КГБ.

В ходе "холодной войны" у КГБ были две основные задачи, говорит Гирке. Одной из них был шпионаж против НАТО и Bundesnachrichtendienst (БНД), федерального разведывательного агентства Западной Германии. КГБ стремился заполучить копии чертежей ракетных систем стран НАТО и другую связанную с обороной информацию. Второй задачей было добиваться того, чтобы восточные немцы (и другие социалистические нации Варшавского блока) оставались лояльными партнерами. "Офицеры связи давали нам советы по конкретным вопросам", - говорит Гирке. "Всегда были контакты и связи".

Во времена перестройки эти когда-то близкие взаимоотношения скатились к недоверию, так как Хонеккеру не нравились экономические реформы Михаила Горбачева и отступление от идеологических принципов. Тем не менее, на личном уровне, отношения оставались дружественными, говорит Гирке. У КГБ был собственный дом в Потсдаме недалеко от Берлинской стены; сотрудники КГБ и "Штази" играли в футбол на поле недалеко от дворца Цецилиенхоф, где Черчилль, Трумэн и Сталин проводили Потсдамскую конференцию.

Примерно в 1986 г., как говорит Гирке, ему неожиданно позвонил коллега из КГБ, тоже профессор оперативной психологии. Они встретились на скамейке в замке Сан-Суси, летнем дворце Фридриха Великого в Потсдаме, недалеко от Hochschule "Штази" в Потсдам-Эйхе, в которой Гирке преподавал (академию можно увидеть в оскароносном фильме "Жизнь других" про "Штази", который снял западногерманский режиссер Флориан Хенкель фон Доннерсмарк). Они обсуждали научные аспекты своей работы. Обе спецслужбы понимали, каким образом психологические техники могут быть использованы против тщательно выбранных врагов. Но именно восточные немцы, говорит Гирке, превратили оперативную психологию в, по его выражению, строгую академическую дисциплину. "Мы очистили Zersetzung. Германская служба использовала более совершенные методы", - говорит он. "Русские всегда были более дубовыми".

Два десятилетия спустя, Гирке признает, что весь проект ГДР - и его роль в нем - был ошибкой. "Я думаю, что это была большая ошибка. Все мы - руководители, партийные боссы, служба - верили, что можно сделать людей счастливыми путем принуждения. Мы думали, что можем построить другую Германию, используя эти методы. Это была иллюзия. Но мы вложили в нее столько энергии, в разрушение карьеры людей. Я понял это слишком поздно". Он говорит, что лично не участвовал в преследовании диссидентов, но признает "коллективную ответственность" за то, что делала его служба. Он, по его словам, был Schreibentater (слово буквально переводится как "исполнитель за письменным столом" и изначально оно использовалось для описания чиновников - в отличие от гестапо - которые сделали третий рейх возможным).

Где-то в Москве, на чьем-то письменном столе, в чьем-то пыльном кабинете, на каком-то зашифрованном диске, лежит мое дело, заведенное ФСБ. Я спрашиваю Гирке, что в нем может быть. "Вам присваивают номер и категорию", - говорит он. У "Штази" была своя собственная система классификации, в зависимости от серьезности случая. Кроме того, говорит Гирке, ФСБ присвоила мне кодовое имя, псевдоним для использования в секретных операциях. Кодовое имя играет важную роль: оно обезличивает объект и делает более легким принятие против него враждебных мер (Гартон Эш по понятным причинам обрадовался, когда узнал, что "Штази" окрестила его "Ромео"). Гирке говорит, что ФСБ включит в свое дело копии моих статей в "Гардиан" - в конце концов, я "враждебный корреспондент" - и детали своих операций против меня. Он добавляет, что дела никогда не закрываются. Даже после того, как Россия выслала меня, я, по-видимому, все еще остаюсь где-то в пыльных архивах ФСБ.

Академия "Штази" в Потсдаме закрыта, но - насколько ему известно - у ФСБ все еще есть своя кафедра "оперативной психологии" в ее академии в Москве. Почему тогда русские продолжают использовать такие методы спустя много лет после предпологаемого окончания "холодной войны"? Или, если быть точнее, почему Путин возродил приемы КГБ спустя много лет после завершения битвы за влияние между востоком и западом? У Гирке есть простой ответ. "Wladimir Putin macht was er kennt", - говорит он. "Путин делает то, что он знает." И добавляет: "Это очевидно. Он хочет удержаться у власти и поэтому использует методы спецслужб».

Harding L. Mafia State: How One Reporter Became an Enemy of a Brutal New Russia. Guardian Books, 2011. Pp. 286-291.