И вновь о политкорректности

20 декабря 2016, 12:52
Большинство из нас, живущих в Западной Европе и странах Северной Америки, уже явно искренне, от всего сердца полюбили нового Старшего Брата, не успев отряхнуть пыль Совка со своих ног.

Одна моя френдесса по Лицекнижию, совершенно чудесный и искреннейший человек, живущая в США, написала: "Знаете, о чем в конечном итоге "политическая корректность"? Это об умении поставить себя на место другого человека."
Меня от этого объяснения передёрнуло, как от удара милицейской дубинкой в "обезьяннике". На самом деле это две совершенно разные вещи, и путать их может лишь человек, искренне считающий свою искусственно вызванную приёмом наркотиков слепоту последним достижением медицины. В моём случае, видимо, сработала "звериная чуйка" на объективную ложь, которую люди, считающие, что живут в той или иной "свободной стране", привыкли считать правдой по причине её бесконечного повторения в СМИ. Видимо, опыт жизни в тоталитарном государстве не всем даёт стойкий иммунитет на ситуации чудовищной лжи.


Умение поставить себя на место другого человека — это эмпатия, внешним выражением которой служит деликатность и вежливость, осторожность в выражениях, стремление по возможности человека не задеть. Перед тобой всегда конкретная, живая личность в ситуации беседы, обращения или размышления вслух. 

Политкорректность же — это мощнейший идеологический механизм тотальной и, в конечном счёте, тоталитарной транформации общества, жёсткого контроля за речью и, тем самым, за мыслями членов общества, которых самоназванные, практически пожизненно остающиеся у власти и привилегированной кормушки "элиты" считают неразумными детьми, требующими коллективного воспитания. Можно было бы добавить: "Со стороны знающих партийных товарищей". Политкорректность — это способ конструирования новой реальности, запланированной так называемыми элитами, посредством жёсткого, невиданного даже во времена Германского национал-социализма контроля за речью, а также посредством силового изменения не просто речевых узусов, но самого языка, его складывавшихся на протяжении веков и тысячелетий структур, которыe мы называем "правилами". 

Любой человек, учившийся в немецком университете, немедленно поймёт, что я имею в виду. Для примера: в нынешнем Лейпцигском университете в официальных документах говорится лишь о "студентках, профессоршах, ректоршах, политичках" и т. п. Это новые инклюзивные формы, волюнтаритски введённые чиновниками особым актом. Также имеется множество случая произвольного изменения грамматического рода, когда слова, объективно имеющие мужской или средний грамматический род, получают абсолютно невозможные окончания женского рода (напр. Vorstand —> *Vorständin; Mitglied —> *Mitgliederinnen и т. п.). Смешно то, что это просто элементарная безграмотность, отождествление грамматического родa с гендером. Для германистов здесь невиданные возможности для исследования не просто распада традиционной культуры речи, но самого языка, глубинного изменения его "генотипа" с помощью как бы генной инженерии, получение в автоклаве большевиков (преже всего "зелёных") нового языкового Голема. Это конструирование языка совпадает с необратимым изменением самого немецкого общества, его, по выражению Тило Сараццина, самоликвидации. Я бы добавил, его исламизацией и "бантуизацией". Перед нами очередной "великий социальный эксперимент", приведённый в движение и контролируемый современными наследниками большевицкого Интернационала. Недаром стандартным лозунгом немецких "зелёных" является написанный на плакатах призыв "Германия, сдохни!"

Контроль за речью осуществляется с помощью системы табу, существующих лишь "утробным знанием", но не формализованных никакими рациональными юридическими актами. Разумеется, это катастрофическое забвение рациональности и массовый откат в магическое "мышление". Иначе говоря, отказ от мышления как такового. Именно это и делает нынешние европейские общества подверженными массовому психозу и потере разума во внешней и внутренней политике. Те, кто видел в прошлом году группы истошно орущих в приветственном, оргиастическом экстазе, размахивающих цветами и плюшевыми мишками белокурых девиц на вокзале в Мюнхене или Вене при виде выкатывающихся из поездов толп "беженцев", на 80-90% состоящих из молодых, здоровенных, пышущих гормонами парней и мужиков в дорогих модных шмотках, все с дорогущими айфонами и смартфонами, — они поймут, о чём я.

За эмпатией, в качестве ответа на её возможное несознательное нарушение (невозможно нарушить эмпатию сознательно, разве что в ситуации намеренно задуманной сатиры), стоит искренний стыд, что обидел конкретных людей. За политкоррекностью, в качестве санкций за её потенциальное нарушение, стоит самый примитивный СТРАХ жестоко поплатиться за использование табуированного лексикона — своим рабочим местом, положением в обществе, иногда тюремным заключением и даже собственной жизнью.

Налицо прискорбное забвение в нынешней Европе и в Северной Америке основного положения европейского Просвещения, которое, собственно, и сделало Европу Европой. Это положение выраженно в знаменитой кантовской формулировке: "Aufklärung ist der Ausgang des Menschen aus seiner selbstverschuldeten Unmündigkeit. Unmündigkeit ist das Unvermögen, sich seines Verstandes ohne Leitung eines andern zu bedienen. Selbstverschuldet ist diese Unmündigkeit, wenn die Ursache derselben nicht aus Mangel des Verstandes, sondern der Entschließung und des Mutes liegt, sich seiner ohne Leitung eines andern zu bedienen. 'Sapere aude! Habe Mut, dich deines eigenen Verstandes zu bedienen!' ist also der Wahlspruch der Aufklärung" (1784).

"Просвещение — это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине — это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! — имей мужество пользоваться собственным умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения."

Желание постараться не обижать людей (за исключением особых случаев сатиры, которая обижать обязана!) — это свидетельство высокого уровня развития, достигнутого нравственной личностью. Награда здесь в нём самом, так же, как и санкции за нарушение. Всё это попадает в область этики, но отнюдь не политики. Разумеется, в правовом государстве могут быть предусмотрены санкции закона, следующие за оскорблениями конкретных лиц , в случаях клеветы и им подобных, юридически однозначно сформулированных материй. Однако политкорректность вовсе не об этом. Объектами "политической (!!!) правильности (!!!)" являются всегда коллективы, группы, различным образом дефинированные меньшинства, но никогда — конкретная личность. Права личности регулируются законом безо всякой интернализированной, при этом нигде не прописанной политкоректности, но писаными законами, коль скоро государство — правовое. А вот привилегии групп привлекают уже господствующую, довольно агрессивную идеологию для получения своих бонусов.

Налицо не просто пагубное забвение фундаментальных формулировок, вроде кантовской. В западных странах, по инерции считающихся "свободными" и правовыми, происходит нечто гораздо худшее: всеобщая подмена права идеологией. При этом подобное положение вещей объявляется единственно истинным, носители этих воззрений считаются проводниками абсолютного добра, критики и скептики, как и положено, почитаются воплощением зла, контрреволюции и "старого режима". Большевицкая перманентная революция продолжается!

Большинство из нас, живущих в Западной Европе и странах Северной Америки, уже явно искренне, от всего сердца полюбили нового Старшего Брата, не успев отряхнуть пыль Совка со своих ног.