Для друзей хочу написать про Павла Кушнира: о нем очень мало информации, а я его знала. И примерно, мне кажется, понимаю, как могло произойти то страшное, что случилось 27 июля.
О Екатеринбурге и Уральской консерватории в его биографии не упоминается, я сразу вспомнила, что Кушнир у нас учился, хотя и недолго. Но не как студент, а в аспирантуре, сразу после окончания Московской консерватории.
К нам он поступил в 2008, но могу и ошибаться.
Но хорошо помню то волнение, которое охватило консерваторскую "верхушку", завкафедрами и ректорат, когда он внезапно появился и подал документы на бюджет. Играл он так, как наши пианисты не играют (класс Мержанова!). К мастерству прилагался абсолютно самобытный музыкант, сформировавшаяся творческая личность. Кафедра специального фортепиано единодушно поставила ему десятки (по десятибалльной системе) и по специальности, и за коллоквиум, поскольку такую эрудицию тоже редко можно было встретить.
После этого волнение охватило уже другие кафедры. Мест бюджетных дают крайне мало, кажется, в том году их было 8 или 9. Это на все специальности (которых в УГК тоже девять), распределяли между специальностями мы сами. Важно принимать тех, кто потом останется работать в УГК, именно для них предназначен бюджетный вариант, как нам неустанно повторяли в Минкультуры.
При этом на каждой кафедре имелись свои претенденты, которых кафедры видели именно своими будущими преподавателями.
Решать этот ребус приходилось мне, так как формально председателем комиссии числился ректор, а фактически возглавляла ее я - как проректор по науке.
И вот появляется парень, который точно потом не будет у нас работать (он, со своей честностью, этого не скрывал), которому пианисты поставили две десятки, и который, как с ужасом сообщили ребята, владеет английским свободно, а по философии "переговорит любого". И, значит, точно займет драгоценное место, лишив какую-то кафедру ее кадра.
- Что будем делать? - спросил ректор Ш.С. Амиров.
- Ставить объективные оценки, - ответила я. - Я не буду занижать ему оценки или заставлять это делать других.
Мы поставили ему десятки, он прошел первым номером и... Вызвал сильное недовольство сразу у многих. Не могу сказать точно, кто его не любил, знаю только, что защищали его пианисты и пыталась не давать в обиду я. На занятиях по музыкальной педагогике и музыкальной психологии, которые я вела у аспирантов, было видно, что как музыкант и - шире - умный и образованный человек он возвышается над общим уровнем.
А дальше произошла, видимо версия "лайт" нынешнего. Павел поссорился с проректором по АХР - человеком в консерватории случайным и крайне неприятным во всех отношениях.
Когда в конце учебного года озадаченный ректор сообщил, что Павла якобы поймали на воровстве (там было что-то про инструменты, пропавшие у бригады, делавшей ремонт), я сразу поняла, что это ложь, и знала, кто ее автор. Сказала это ректору.
- Я позвонил его отцу, и он признал, что сложности были.
- Какие именно? - попросила уточнить я. - Кражи?
- Нет, но он нигде не уживается.
- Но это же совсем другое дело! Он не уживается именно потому, что слишком честен!
- Сейчас уже поздно, Павел сказал, что ему не настолько интересно у нас учиться, чтобы это терпеть, и он уходит.
Больше я о нем не слышала до самых последних дней. С ужасом думаю: может, надо было поднять скандал, что-то еще сделать, и, останься он у нас, сложилось бы по-иному?
Вряд ли. Это действительно уникальная личность. Абсолютная честность, предельный максимализм и беспощадность к себе. В наше- то время и в наших реалиях. Он был обречен.