Без Украины Москва утрачивает не только мифическую историческую легитимность, но и символическую связь с её имперским наследием, что делает невозможным существование империи в традиционном понимании. В то же время отношение к другим колониям, некогда входившим в состав Российской империи или СССР, имеет совсем иную природу.
11 января (по новому стилю) 1918 года Совет народных комиссаров, руководимый Лениным, признал независимость “Турецкой Армении” (“Западной Армении”). Вопрос курировал Иосиф Сталин, который и подписал соответствующий декрет. Территории, о которых шла речь, были оккупированы русской армией в ходе Первой мировой войны и поддерживались местными сепаратистскими движениями. В данном случае речь шла о территориях Османской империи, что делало их признание независимости больше вопросом временной тактической уступки, нежели стратегическим выбором.
Большевистский подход к национальному вопросу в начале XX века был прагматичным. Признание независимости Польши, Финляндии и ряда других территорий диктовалось не искренним стремлением к поддержке права народов на самоопределение, а исключительно политической целесообразностью. В случае с Польшей эта линия была обозначена ещё Временным правительством, а большевики не видели оснований её оспаривать. Финляндия, ввиду её политической зрелости и готовности к сопротивлению, также оказалась за пределами большевистских притязаний.
Однако Украина для Москвы всегда имела исключительное значение. Её географическое положение, историческая роль в формировании Руськой государственности и ресурсный потенциал делают невозможным для Москвы рассматривать её в контексте отделимого от империи региона.
Целостная украинская органическая национальная идентичность, развивающаяся независимо от имперской “русской”, полностью подрывает основы идеологии “Третьего Рима”. Именно поэтому пропагандистская машина Москвы строит нарративы о мифическом “триедином народе” и “исторической общности”, категорически отрицая законное право Руси Украины на собственную отдельную историю и независимое будущее.
Сравнивая этот подход с признанием независимости “Турецкой Армении”, надо отметить, что эта территория никогда не была интегральной частью имперского ядра Москвы, а её стратегическое значение ограничивалось временным военно-политическим контекстом. Признание независимости имело характер дипломатического хода, а не отражения имперской необходимости.
Важным фактором является и то, как Москва использует исторические мифы. В случае с Украиной основой нарратива становится мифическая “Древняя Русь”, которая объявляется истоком российской государственности. В то время как в случае с другими территориями таких глубоких символических связей не существует. Поэтому судьба “Турецкой Армении” или даже таких важных регионов, как Польша или Финляндия, могла решаться в зависимости от текущей ситуации, тогда как Украина всегда оставалась в центре имперских амбиций.
Сегодняшняя риторика Москвы относительно Украины демонстрирует неизменность этого подхода. В условиях современного мира, где империи больше не обладают той легитимностью, что ранее, Москва продолжает удерживаться за прошлое, пытаясь сохранить иллюзию исторического права на контроль над Украиной. Однако исторические парадоксы показывают, что чем сильнее страна пытается удержать то, что уже утрачено, тем быстрее она теряет собственное будущее.
Использованная литература: источник