Когда телевизор стал Богом?

Я знаю правду о событиях в Донбассе! , говорит радиослушатель, дозвонившийся к нам в эфир на радио Baltkom. Его голос звучит уверенно, без тени сомнений. Откуда? , спрашиваем мы с коллегой-соведущим. Телевизор надо смотреть, тогда все становится ясно , заявляет он.

Дело происходит в Риге, столице Латвии, страны, которая в 1991 году вышла из состава СССР, а в 2004 году вступила в Евросоюз.

Когда телевизор стал Богом?

У меня есть, по крайней мере, два воспоминания детства, которые связаны с телевизором. В 1986 году я вместе с родителями смотрел новости, в которых рассказывали о гибели американского космического челнока Challenger, а в 1990 году, в 10-летнем возрасте, пытался понять, что хочет сказать депутатам Верховного совета первый и последний президент СССР Михаил Горбачев.

Эти воспоминания как-то особенно ярко отпечатались в моей памяти, и сегодня, разбуди меня ночью, я сразу отвечу, что смотрел по ящику 30 лет тому назад.

Потом, конечно, были и сеансы Кашпировского, и программа Взгляд , и первое зарубежное мыло , например, Богатые тоже плачут , а также ставшее символом ГКЧП Лебединое озеро .

Советский опыт просмотра телевизионных программ научил, по крайней мере, часть аудитории читать между строк искать в официальных сводках определенным образом зашифрованные сообщения. Ну, или надеяться на то, что они там есть.

В редакции пропаганды Латвийского радиокомитета меня в свое время учили: Первый абзац согласно постановлению последнего пленума ЦК КПСС А дальше говори шо хошь , рассказывает известный латвийский радиожурналист, профессор Сергей Крук.

В СССР, как это ни парадоксально, просмотр телевизионных программ был делом весьма занимательным. Это сегодня, как выясняется, телевизионные программы бесцветны по сути и лишены полутонов, а тогда они, напротив, позволяли выйти за рамки установленных границ . Потому что к ним изначально относились с долей скепсиса и авторы, и зрители.

Все знали, что была цензура. При этом если не все, то многие прекрасно понимали, как ее обходить. Мозг включался не только у журналистов, но и у зрителей.

Сегодня я все чаще встречаю людей, которые не ставят под сомнение то, что видят по телевизору. Их становится все больше. Люди верят ведущим, которые со временем тоже начинают верить тому, что говорят с телевизионных экранов.

К тому же с сожалениям приходится говорить, что информационная журналистика в глазах телезрителей в последнее время сдает позиции люди уже привыкли не только узнавать, что произошло, но тут же получать и оценку событий. Многие СМИ позволили себе занять место арбитра, который определяет, что такое хорошо, а что такое плохо. Объективность и непредвзятость больше не в тренде. Причем не только на Востоке, но и на Западе.

На днях я встретил коллегу, которая долгое время сотрудничала с американскими и британскими изданиями. Знаешь, раньше я верила западным СМИ, как Богу. А сейчас, как ни прискорбно, все изменилось , сказала она, добавив, что решила уйти из журналистики.

На войне как на войне

Сейчас принято считать, что в информационной войне все средства хороши. Главное завоевать симпатии аудитории, и без анаболиков здесь, похоже, не обойтись. Нужны неестественные эмоции яркие, гипертрофированные, наркотические. Хотя на самом деле разделение тут четкое и недвусмысленное: либо это информационная война, либо журналистика. Комбинации невозможны.

А коль уж это глобальная информационная война, которую Россия и условный Запад развязали в связи с событиями на Украине, Россия предложила самый простой и эффективный способ борьбы. Российские телеканалы убрали оттенки, сделав мир черно-белым в буквальном смысле этого слова. Они упростили ситуацию до принципов свой-чужой и на войне все средства хороши . Российская медиа-индустрия более адаптирована именно к военным действиям, поскольку находиться в подчинении очень жесткой вертикали и может быть приведена в боевое положение в течение нескольких минут. Западные СМИ, как и общество, живут по другим принципам, и чтобы отправить их в боевой поход , одного приказа мало их еще нужно убедить в правильности выбранного курса.

Медиа-эксперты ломают голову, в чем заключается успех российских телеканалов у русскоязычных жителей зарубежных стран. Скажем, в Латвии российские телеканалы Первый , Россия и НТВ всегда в верхних строчках национальных рейтингов. И смотрят их не только местные русские, но и значительный процент латышей.

Кто-то говорит, что дело в высокобюджетных шоу и программах, которые могут предложить российские телевизионные гиганты, другие полагают, что причиной этого является отчужденность, которую русские испытывают за пределами России, третьи говорят, что каналы смотрят из-за русского языка.

Скованные одной цепью

Все это, безусловно, влияет на популярность российского телевидения в зарубежных странах, но, как мне кажется, есть еще один важный элемент, который делает его столь мощным оружием, это возможность связать русские диаспоры по всему миру. Телевидение выполняет роль информационного центра. Оно диктует единую повестку дня русскоязычному населению и Латвии, и Австралии. По сути, телевидение сделало аудиторию своей паствой, готовой принимать все на веру.

Собственно, в России телевизор для многих жителей страны является едва ли не единственной ниточкой, которая может связать Москву и Владивосток. Или, еще радикальнее, Москву и деревню где-нибудь в Сибири. Благодаря телевизору люди чувствуют, что живут в одной стране, одном мире, с одними ценностями.

То же самое происходит и с диаспорами за рубежом. С одной стороны, они раздроблены, многие интегрированы в общества стран проживания, но телевизор, тем не менее, дает им ощущение сопричастности к происходящему в центре русского мира. Что связывает русского работягу из рижского района Кенгарагс с Владимиром Путиным и Анной Нетребко? Телевизор.

Особенно сильно это проявляется в более-менее изолированных диаспорах. Так, например, в Латвии русскоязычная община составляет более трети от общего числа населения. Многие ее представители чувствуют симпатию к России, а телевизор позволяет им сохранять ощущение принадлежности к исторической родине. В то же время люди не хотят переезжать в Россию, поскольку достаточно комфортно чувствуют себя там, где родились и живут.

Для русского человека важен масштаб. Петр Вайль не случайно писал о том, что в России измеряют расстояние не километрами, а континентами. В диаспорах этот масштаб ограничен, ты четко понимаешь, что находишься в рамках. Причем интересно, что после распада СССР русские из де-факто доминирующих групп в национальных республиках сразу превратились в национальные меньшинства со всеми полагающимися обидами и комплексами. Те, кто во время СССР был на вторых ролях, вышли на первые. Это логично, но психологически принимается далеко не всеми и не сразу.

Российские телеканалы создают иллюзию сопричастности к чему-то большому и, естественно, прекрасному. Мы русские, с нами Бог , и все такое. По сути, российское телевидение воссоздает виртуальный СССР с центром в Москве и врагами у ворот.

Цензоров больше нет, и вроде как свобода слова защищена Конституцией. Телевизор больше не воспринимается с иронией теперь он друг и учитель . Опасность состоит в том, что российское телевидение, как, собственно, и телевидение в целом, это плоскость, выдающая себя за объем. И если присмотреться, то это можно увидеть. Но чтобы присмотреться, нужно сосредоточиться, а при столь стремительно меняющихся планах, компьютерных эффектах и орущих друг на друга компетентных специалистах сделать это очень непросто.

Да и зачем лишать себя иллюзии Бог же с нами и говорит он, похоже, с экрана телевизора. На простом и понятном языке.

Телевизор надо смотреть, тогда все станет ясно.