Корни противоречивого евразийства рашистов

На тему евразийства Дугиным написано немало работ, но прежде чем углубляться в современное евразийство, необходимо разобраться с авторами, которые непосредственно вдохновляли самого Александра Гельевича, проследить истоки, корень столь громко звучащей сегодня концепции. Этим мы сейчас и займемся.

Для этого нам нужно переместиться в 60-е годы XIX века.

Николаевская эпоха, клещами сжимавшая интеллектуальное пространство Российской империи закончилась в несколько лет, оставив после себя горькое послевкусие пороха с изрытой снарядами земли Малахова кургана и невозмутимое спокойствие Севастопольской бухты, ставшей последним пристанищем имперского Черноморского флота.

Но спокойна была лишь вода. Не успели отгреметь артиллерийские залпы над Севастополем и траурные колокола Петропавловского собора, как дебаты, уже многие десятилетия находившиеся под прессом цензуры, разгорелись с новой силой.

Время стремительно уходило, это чувствовали слишком многие. Российская империя, казавшаяся неприступным бастионом старого порядка, искала новые смыслы существования. Старые остались на бастионах Севастополя и под толщей воды Черного моря.

Одним из главных вопросов, мучавших интеллектуалов, заключался в извечном: кто мы и куда мы идем?

Многие отвечали на него совершенно различно, но были и те, чьи идеи, в несколько видоизменившейся форме, слышны и сегодня. Таким был Николай Александрович Данилевский.

Данилевский подходит к вопросу обстоятельно. В главном труде его жизни – книге «Россия и Европа, взгляд на культурно исторические и политические отношения славянского мира с германо-романским», впервые увидевшей свет в 1869 году, он выстраивает подчеркнуто биологичную концепцию, черпая вдохновение в немецкой социальной философии.

Исторический процесс, по Данилевскому – это сосуществование особых общностей, которые он называет культурно-историческими типами.

Культурно-исторический тип – это организм, состоящий из этнически близких людей, объединенных религией, экономическими и политическими отношениями, обладающих общей идентичностью (то есть ощущающих внутреннее единство друг с другом), и говорящих на одном (или же на родственных) языках

Подобные организмы, как и организмы в природе, рождаются, развиваются, стареют и погибают. Их жизненный цикл – около 1 500 лет.

По аналогии с природой Данилевский мыслит и взаимоотношения между культурно-историческими типами – они соперничают и борются друг с другом, и даже пожирают поверженных противников – проигравшие превращаются «в этнографический материал», с помощью которого обновляются победители.

Высшая же стадия развития подобных организмов – цивилизация, может быть достигнута, пишет Данилевский, только при условии достижения политической независимости.

Данилевский добавляет еще одну немаловажную деталь. Государство, то есть политическая организация культурно-исторического типа, является вторичной. Первична «народность», то есть само сообщество, и главная цель государства – охрана и защита народности.

Обращаясь к актуальной политической ситуации, Данилевский отмечает – русский народ должен стать ядром нового, восточнославянского культурно-исторического типа. Этот социальный организм по своей природе находится в отношениях соперничества и вражды с соседом – европейским, или «германо-романским», культурно-историческим типом. Красной линией через всю книгу Данилевского проходит мысль об опасности европейской «культурной гегемонии».

Российская империя, по мысли Данилевского, должна продвинуться на запад с тем, чтобы объединить славянские народы вокруг себя, а в перспективе – создать «славянскую федерацию со столицей в Белграде». Подобное образование не должно иметь центральной власти на пике своего развития, а лишь объединять независимые политии лишь «нравственным сознанием», то есть мягкой силой.

Концепция Данилевского, с одной стороны, является новаторской, в ней отражена глубокая рефлексия автора на бурный процесс нациестроительства в европейских и южноамериканских государствах.

С другой стороны, мыслитель остался в достаточно узких рамках «официальной народности», из-за чего его идеи не лишены серьезных внутренних противоречий.

Так, изначальная мысль Данилевского – об имманентном соперничестве культурно-исторических типов и необходимости достижения политической независимости для нормального развития к концу книги практически не учитывается.

Логика «борьбы всех против всех» не срабатывает с Россией, которая, по Данилевскому, не завоевывала, но освобождала народы в ходе экспансии. Кроме того, идея создания славянской федерации (в современных терминах – скорее федерации), с фактически независимыми частями, по изначальной логике автора должна создать мощнейшие предпосылки распада подобного образования.

Второй серьезный изъян концепции Данилевского состоит в том, как выстраивается у него логика взаимодействия государства и «народности». Как вы помните, изначально государство находится в «сервисном положении», на правах вооруженной охраны.

Однако переходя к России, мыслитель подчеркивает необходимость сохранения абсолютной монархии (самодержавия). Данилевский пишет о ней как об органической форме, внутренне присущей русскому народу. При этом опускается тот момент, что народ, являющийся ключевой частью культурно-исторического типа, лишается субъектности и по сути подчиняется своей охране.

Рассмотренная в комплексе концепция Данилевского практически выхолащивается, превращаясь лишь в антиевропейский манифест, который не предполагает от общества никаких действий, кроме отказа от «европейничания», хотя и на это, как оказывается, необходима санкция императора.