Кто же мог знать, что будет революция?

Большое внимание теме революций уделяют обществоведы, но все созданные ими теории оказались как то непригодны для практического прогнозирования. Во всяком случае, того, что происходит сейчас в Минске, не предсказывал ни один российский политолог

Ближе всех к ответу на эти вопросы подошел американский экономист Тимур Куран. В сжатом изложении его остроумная идея выглядит следующим образом. 

По любому вопросу (неважно, речь идет о приемлемости политического режима или отношении к абортам) у человека есть предпочтения, которыми он делится с другими людьми и предпочтения, которые предпочитает держать при себе.

 Если они различаются, это значит, что человек занимается фальсификацией предпочтений, (или попросту лжет). 
Почему человек говорит одно, а думает (а потом и делает) другое?

Это просто, объясняет Куран. Выгоды и издержки, связанные с выбором публичных предпочтений, зависят от выбора, который делают другие люди.

Если в демонстрациях участвует небольшое число людей, возможные внешние издержки от выхода на манифестацию могут быть куда выше, а выгоды — куда меньше, чем в случае, когда улицы заполнены протестующими. 

И здесь начинается самое интересное. Согласно теории Курана, от сочетания ожидаемых выгод и издержек зависит «революционный порог» отдельного индивида. 
Но заранее увидеть этот порог невозможно!, потому что на словах человек предпочитает утверждать, что "все в порядке" – пока не примет решение действовать. 

И тогда возникает ситуация, когда общество находится на грани мощного взрыва, но при этом все по-прежнему убеждены — и утверждают, — что оно стабильно. Ничтожного события может быть достаточно, чтобы запустить революционную волну – и тогда начавшийся процесс станет неожиданностью для всех, включая и тех, чьи действия привели его в движение. 

Более того, немедленно найдется множество людей, которые будут делать вид, что их поддержка старого порядка была обусловлена той самой фальсификацией предпочтений в целях самосохранения. И тогда старый режим будет казаться еще более непрочным.

Важнейший результат описанного Кураном феномена заключается в том, что в любом обществе экономические, социальные и когнитивные процессы могут все больше способствовать революционной «искре», но при этом никто не осознает потенциала общественных перемен.

В продолжение темы о стабильности авторитарных режимов и возможности предсказать развитие революционной ситуации стоит отметить, что:

За 2 недели до Февральской революции товарищ Ленин в Цюрихе писал друзьям, что до революции в России никто из них не доживет. Никто не смог предсказать дату крушения Берлинской стены. Никто не ожидал стремительного падения шахского режима в Тегеране в 1979 году. Никто не прогнозировал сегодняшних событий. 

В 1990 году американские социологи Кэтрин Бишопинг и Говард Шуман провели восхитительный по изяществу и простоте эксперимент, продемонстрировавший, чего стоит социология в несвободной стране.

В конце 1980–х президент Даниэль Ортега, строивший социализм в кокаиновых джунглях Никарагуа, перестал получать помощь от СССР. Денег не стало, народ возмущался, и, не желая терять власть, Ортега решил подтвердить президентский мандат на свободных выборах.

В победе Ортега не сомневался: все опросы, даже проведенные американскими СМИ, показывали уверенное преимущество никарагуанского каудильо. Единственным социологом, точно (до процентов!) предсказавшим итоги выборов и поражение Ортеги, оказалась Кэтрин Бишопинг. Но ей никто не поверил.

Кэтрин Бишопинг провела на улицах никарагуанской столицы не одну, а три серии интервью с одинаковой выборкой. Респондентам задавались идентичные вопросы, интервьюеры были одними и теми же людьми, никак не выражавшими личных политических симпатий и антипатий.

Дьявол прятался в деталях. Первая серия интервью записывалась ручкой в черно–красном корпусе фирменных цветов правящей партии. В другой серии использовалась ручка, окрашенная в белый и синий цвета оппозиции. В третьей серии ответы записывались серой ручкой без всяких надписей.

Интервьюеры не привлекали внимание опрашиваемых к своим ручкам, но за годы правления Ортеги политическое чутье никарагуанцев стало острее, чем лезвие мачете. Заметив сочетание черного и красного, респонденты наперебой клялись в любви к вождю. Рейтинги президента, записанные фирменной "ортеговской" ручкой, на четверть превышали даже те, о которых сообщало государственное телевидение. К интервьюерам, вооруженным нейтральным письменным средством, жители Манагуа отнеслись с меньшим восторгом — в этом случае число сторонников президента всего на 20% превышало число возможных оппонентов.

Самыми точными оказались результаты, которые принесли опросы, проводившиеся с использованием «оппозиционной» ручки. Согласно этим данным, преимущество на выборах доставалось журналистке Виолетте Чаморро, побеждавшей с перевесом 12%. В реальности Чаморро набрала даже на 14% больше голосов, чем президент Ортега, на которого работала вся государственная машина пропаганды.

Экономисты объяснят этот феномен, пользуясь теорией соотношения выгод и издержек, связанных с альтернативными вариантами публичных предпочтений. Проще говоря, гражданам, которых опрашивают агенты свирепой власти, в любом случае кажется более разумным высказать свое одобрение режиму: выгоды не будут велики, но вот издержки от публичного оппозиционного поведения могут оказаться весомыми. 

Там, где фундаментом системы изначально является ложь, нет смысла искать правду в словах, однако в решающий час правда может выразиться в действии.