«Сам Китай не стремился к завоевательным походам, хотя натравливал «северных варваров» друг на друга, чтобы они через междоусобные войны ослабляли силу степных кочевников. С другой стороны, китайцы стремились развенчивать аборигенные традиции, божества и святыни сибирских народов: «Устройство китайскими войсками на священных горах северных хуннов неких жертвенников и памятных стел с «назидательными» надписями покоряемым хуннам во славу Китая входило в число планов осквернения сакральных центров побежденных» Нередко даже названия близких по территориям народов отражали предвзятые мнения китайцев. Об этом говорит китайское происхождение этнонима хунну: от хун – человек, и ну – раб, холоп, слуга. Дублирующий иероглиф сюн-ну дословно переводится как «злые рабы». Аналогичные уничижительные имена китайцы давали и всем другим кочевым «северным народам».
Имеющиеся факты говорят, что негативный настрой связей Китая с сибирскими (и не только) этносами не мог не вызвать соответствующей ответной реакции. Можно уверенно утверждать, что неприязнь к китайским «величию», недоступности и даже высокомерию долгое время была общим объединяющим фактором для большинства «простых» людей из окружающих Китай этносов. Причем эта неприязнь в конкретных транссибирских и дальневосточных этносах подогревалась знанием житейской агрессивности и безжалостности к людям, находящимся по рангу ниже. К примеру, анализируя отношение к народам Дальнего Востока России уже в «просвещенном» XX в., географ и писатель В.Арсеньев отмечает, что местные жители находились у китайцев в рабском подчинении, и зачастую китайцы очень жестоко относились к аборигенам Приморья и Приамурья.
Об этом хорошо говорят факты из книги Гумилёва «Три китайских царства». Он отмечает общее для всех народов Центральной Азии неприятие китайской культуры. Так, тюрки имели собственную идеологическую систему, которую они отчетливо противопоставляли китайской. Не произошло даже частичной ассимиляции. Несмотря на то, что с русскими и мусульманами монголы охотно вступали в браки, монголо-китайские метисы чаще всего извергались из того и другого этноса, вследствие чего гибли. Тенденции такого рода проявляются и в сегодняшних контактах, что хорошо видно по отношению к китайским туристам в большинстве сибирских регионов. Такие тенденции не могут не отозваться и на современном отношении (сибирских) народов к Китаю».
В этом же исследовании Иркутского госуниверситета приведён опрос русских Сибири и сибирских народов, как они видят будущее своего региона.
Первый вопрос – это о сибирском автономизме. В целом по всему массиву опрошенных к нему склоняются около 16%. Причём меньше всего такого автономизма хотят буряты – только 8,3%.
Зато у бурятов – третий вопрос - наибольшая доля ответов о желательности их присоединения к Монголии – 25%.
«За единую и неделимую Россию» по всему массиву наций – 53%, и эта цифра не сильно отличается у русских, бурятов и других сибирских народов.