Перед Трампом, или Ленин и Троцкий в Петрограде

Два человека, не готовые к захвату власти, десятилетиями обитавшие на нелегальном положении и в эмиграции, вдруг увидели, как гнавший их режим повержен, а они сами — в силу не то нагромождения случайностей, не то фантастических и непонятных законов истории — оказались на самой ее, этой власти, вершине.

Что они делают, как себя ведут, какие слова говорят друг другу? Это сейчас наловчились так сфотографировать и так записать чужую речь, что из одного события можно сделать несколько. Стоит посмотреть на выступления Дональда Трампа глазами телезрителей США, Германии или России, чтобы понять силу манипуляций.

Но все-таки вернусь к Ленину и Троцкому. Не к частушечному, времен Гражданской войны —

Сидит Ленин на березе,
Троцкий выше — на ели:
До чего, христопродавцы,
Вы Расею довели.

Нет, давайте без злобствования прочитаем один эпизод из книги Троцкого «Моя жизнь». Самый конец октября 1917 по старому стилю.

«Власть завоевана, по крайней мере в Петрограде. Ленин еще не успел переменить свой воротник. На уставшем лице бодрствуют ленинские глаза. Он смотрит на меня дружественно, мягко, с угловатой застенчивостью, выражая внутреннюю близость. „Знаете, — говорит он нерешительно, — сразу после преследований и подполья к власти… — он ищет выражения, — es schwindelt“, — переходит он неожиданно на немецкий язык и показывает рукой вокруг головы. Мы смотрим друг на друга и чуть смеемся.

Все это длится не больше минуты-двух. Затем — простой переход к очередным делам.

Надо формировать правительство. Нас несколько членов Центрального Комитета. Летучее заседание в углу комнаты.

— Как назвать? — рассуждает вслух Ленин. — Только не министрами: гнусное, истрепанное название.

— Можно бы комиссарами, — предлагаю я, — но только теперь слишком много комиссаров. Может быть, верховные комиссары?.. Нет, „верховные“ звучит плохо. Нельзя ли „народные“?

— Народные комиссары? Что ж, это, пожалуй, подойдет, — соглашается Ленин. — А правительство в целом?

— Совет, конечно, совет… Совет народных комиссаров, а?

— Совет народных комиссаров? — подхватывает Ленин, — это превосходно: ужасно пахнет революцией!..»

Верю Троцкому — ораторскими способностями он далеко превосходил Ленина, и весь первоначальный набор впоследствии знаменитых советских штампов, печатей и имен, частично позаимствованный, впрочем, у деятелей Временного правительства, вполне мог быть предложен именно им. Но мне интереснее всего в разговоре обоих вождей русской революции было немецкое словечко, вертевшееся на языке Ленина. О нем я вспомнил, когда сам, в телефонном разговоре с коллегой, как и я, треть жизни прожившей в Германии, а теперь перебравшейся в Москву, по ее, вполне шуточной, инициативе перешел на немецкий. Нам обоим, ежедневно слушающим немецкое радио и читающим немецкие газеты, вдруг стало ясно, что о чем-то и хочется, и можно, и нужно говорить не на родном языке, а на другом, выученном, пусть и говоришь ты на нем с неизбежными ошибками и с акцентом. Тут не только ксенальгия — тоска по чужому, с которым ты успел сродниться и нехватку которого чувствуешь в сложившихся общественно-политических условиях.

В случае Ленина это была еще и проговорка по Фрейду. Дело в том, что от глагола schwindeln, употребленного Лениным и имеющего значение «головокружения», имеется производное Schwindler, и оба вождя рассмеялись, собственно говоря, вспомнив именно это значение: мошенник, аферист, шарлатан. После десятилетий жизни в эмиграции и на нелегальном положении, выковавших полемический задор и нарастивших вот такой зуб на политическую систему в своей стране, они не испытывали и, как будет говорить потом, оглядываясь на Троцкого, товарищ Сталин, не могли испытывать ни малейшего сочувствия к истеблишменту старой России.

Эта ярость только усиливалась тем, что еще вчера они в самом деле никак не могли быть уверены в той невообразимой, фантастической легкости, с какой им в руки упала победа. Поначалу ведь — почти без жертв! Главные ужасы Гражданской войны были еще впереди.

На всякого мудреца довольно простоты, и мы никогда не узнаем, зачем Троцкий — человек, который в 1939–40 году детально опишет, например, весь ход грядущей Второй мировой войны! — вложил в уста своего вождя и учителя немецкое слово: он-то прекрасно знал, что враги большевиков самое революцию считали заговором германского правительства против России. Впрочем, этот эпизод, насколько я знаю, остался не замеченным. Но к его психологической составляющей полезно вернуться сегодня, накануне инаугурации другого политического авантюриста, которым в глазах многих предстает новоизбранный президент Соединенных Штатов Америки.

Дональд Трамп в Алабаме 17 декабря 2016.®REUTERS/Lucas Jackson

Об этом статусе первого главы государства, предупреждающего человечество о своих шагах с помощью твиттера, я тоже подумал в тот момент, когда во время первой пресс-конференции помощники поставили рядом с трибуной лавку, на которой громоздились папки с документами, касающимися бизнеса Трампа. Приглашенная дама-адвокат торжественно объявляла, как будущий президент, во избежание конфликта интересов, передаст этот бизнес сыновьям — Дону и Эрику. Разумеется, никто из присутствовавших не имел ни малейших шансов приоткрыть хоть одну желтую папочку, из-за чего вся эта комедия с «документами» и «отказом от бизнеса в пользу сыновей» не могла не вызвать schwindeln у тех, над кем вполне сознательно поглумился избранный президент. Так Остап Бендер в романе «Золотой теленок» показывал председателю исполкома города Арбатова лежалые квитанции о переписке с другим сыном лейтенанта Шмидта. С поправкой на масштабы империи Дональда Трампа и папочек было ровно столько, сколько надо было для зачетного троллинга журналистского сообщества.

Именно на это указал в своей последней пресс-конференции и уходящий президент — Барак Обама. Главной претензией его к Дональду Трампу явилась не всем очевидная вещь. Не странно ли, спросил Обама, что новый президент выражает солидарность с президентом Российской Федерации в отношениях последнего с уходящей администрацией, возглавляемой представителем Демократической партии. Дух противоречия с американским истеблишментом, неприкрытая ненависть, которую Трамп испытывает к уходящему правительству и его решениям разжигается относительной неожиданностью и, в общем, легкостью одержанной победы. Предостережения Обамы и увещевания не забывать о приоритете солидарности с оппонентами-американцами, кажется, пока только пришпоривают новичка.

Конечно, Трамп владеет только одним иностранным языком — английским, вот почему проговорки могут до поры до времени остаться не замеченными избирателем. С другой стороны, неуверенность в политической адекватности нового президента заставит политический истеблишмент Федеративной Республики, каковой являются США, сплотиться и образовать противовес революционным амбициям своего президента.

Обычно «хромой уткой» называют уходящего президента, последние недели которого проходят как бы на отпускной лад. Нынешняя смена власти проходит в другом режиме. Да, мы не слышим, как Дональд Трамп говорит es schwindelt, а Сенат и Палата представителей даже приготовили ему подарок в виде отмены программы обязательного медицинского страхования, которая была гордостью Барака Обамы.

Хорошо, что есть в Америке и в Европе одна ветвь власти, головокружения не испытывающая. На эту, четвертую, власть — вся надежда.