Россия: концлагерь иллюзий

В современном публичном дискурсе, особенно в среде интеллигенции, укоренилась удобная и в то же время иллюзорная идея: дескать, Россия могла быть другой. Ещё немного усилий — и страну ожидали бы модернизация, рынок, реформы, возможно, даже европейская интеграция. Нужно было лишь «снизить уровень коррупции», «передать власть профессионалам», «очистить вертикаль». Этот нарратив привлекателен, потому что даёт надежду. Но одновременно он — абсурден. Он полностью игнорирует фундаментальную реальность: Россия — не недостроенная демократия. Это — завершённый концлагерь, в котором граждане — не соавторы государства, а лишь переменная сырьевая масса. Не субъекты, а рентные поля.

Не государство, а имущество

Кремлёвская элита никогда не воспринимала государство как институт, служащий народу. В их системе координат оно — инструмент личного владения, ничем не отличающийся от нефтяной скважины или лесного массива. Поэтому любые разговоры о «воровстве из бюджета» — это лингвистическое недоразумение: нельзя украсть то, что тебе принадлежит. В этой системе нет разграничения между «государственным» и «частным» — всё является корпоративной собственностью узкого круга лиц. Это не коррупция. Это — феодальное право на эксплуатацию всего живого и неживого в пределах подконтрольной территории.

Миф о «потенциале, который потерян»

Среди либеральных кругов по-прежнему бытует тоска по «утраченному потенциалу»: Россия могла бы быть как Нидерланды. Или хотя бы как Саудовская Аравия. Нужно было лишь не воровать, не тратить миллиарды на авантюры, не поднимать пенсионный возраст. Но все эти «могла бы» и «была бы» никогда не были частью реальной парадигмы. Сама постановка вопроса содержит ошибку: она предполагает, что Россия стремится к общественному благополучию. На самом деле — нет. В системе, где страна — это ресурс, а население — расходный материал, инвестиции в комфорт означают уменьшение прибыли для владельцев.

Идея «среднего достатка» здесь — враждебна, потому что она даёт людям представление об альтернативе. А в лагере никакая альтернатива не допускается. Там есть только режим.

Имперская декорация вместо социального контракта

Вместо модернизации населению подсунули старую, проверенную обманку — парадигму имперского величия. Государство, не способное обеспечить больницу, построило нацию вокруг образа «великой войны». Пропаганда не просто заменила реальность — она создала комфортную симуляцию, в которой бедность — это жертвенность, отсталость — это особый путь, а внешняя изоляция — это «суверенитет». Как и в любом лагере, главное — не правда, а стабильная иллюзия.

Либеральная ошибка: 2012 как точка невозврата

Среди части интеллигенции популярна версия: 2012 год был моментом, когда Россия окончательно потеряла шанс на модернизацию. Это удобная дата — иллюзия выбора, весной которого ещё что-то могло быть. Но ошибочно предполагать, что Кремль стоял перед выбором. Он никогда не был на распутье — он всегда шёл одним курсом. Просто с 2012 года это стало невозможно скрывать.

Поэтому смена декораций — от демократии к империи — не означает смены сути. Это всего лишь новая вывеска на тех же воротах лагеря. Ни один из этих нарративов не был направлен на то, чтобы дать народу свободу. Их задача — инфантилизировать население, создать мифологию, в которой рациональная критика невозможна, потому что тебя объявляют предателем «священной миссии».

Резюме: концлагерь не реформируется

Всё, что сегодня воспринимается как «утраченная Россия», — на деле было вывеской на идеологическом КПП, за которой никогда не было реальной дороги к свободе. Даже те периоды, которые сейчас вспоминаются как «окна возможностей», на самом деле были просто паузами между караулами. В лагере можно лишь выживать или мечтать о побеге. Но реформировать его — невозможно. Потому что тот, кто владеет лагерем, не стремится его улучшать — он стремится, чтобы он функционировал без сбоев.

Поэтому иллюзии о демократии в России — не путь к изменениям, а часть механизма подчинения. История концлагерей не знает счастливых реформ. Она знает только восстания или постепенное угасание.