Россия - «полое государство»

Встретил размышления на эту тему у Кирилла Телина, научного сотрудника факультета политологии МГУ («Социологическое обозрение», №2, 2018). Его работа базируется на множестве исследований западных политических философов и социологов о природе подобных Укладов. Понравилось в этом исследовании краткое, но ёмкое определение нашего Уклада – «полое государство». Также развенчивается миф о России как о «сильном и деспотичном государстве». Некоторые наблюдения из этой работы:

- Подобная конфигурация хорошо описана рядом авторов как «большое, но слабое» государство (Mann, 1984). Историк и социолог Дж.Хоскинг, в свою очередь, заметил, что существует прочная связь между силой государства и его правовым характером: «Это может звучать парадоксально, но слабое государство никогда не будет правовым. Оно будет то ли в руках богатых, то ли в руках хорошо вооружённых, то ли в руках у тех, у кого самые влиятельные родственники».

- (Такое) государство в целом представляет собой исключительно аппарат принуждения, контролирующий часть территории «политии» и осуществляющий некоторые социально значимые функции (а другие, соответственно, не способно или не желает осуществлять). При этом в рамках своей зоны контроля государство прибегает к жёстким решениям и склонно скорее к администрированию, нежели диалогу, партнёрству и управлению, что и вызывает у людей ощущение «силы» и даже «порядка».
- Вызывают серьёзные сомнения в российском деспотическом потенциале многочисленные конфликты внутри той группы, которую принято называть «силовиками». Попытка совместного описания и наделения цельной «субъектностью» разрозненных ведомств, порой находящихся друг с другом в крайне напряжённых отношениях и одновременно переживающих всё новые циклы реформирования, может убедительно выглядеть на бумаге, но на деле представляет собой условность или даже публицистический штамп. Более того, частые, но бессистемные перестановки в соответствующих учреждениях также могут быть отражением их нестабильного состояния.

- Обстоятельством, заставляющим в российских условиях рассматривать скорее имитационный сценарий, нежели предположение о «деспотической» государственности, оказывается явный дефицит у власти представлений как о будущем, так и о настоящем - о том, что представляет собой современное российское общество и в каком направлении ему следует развиваться. Манн указывает, что деспотическая власть определяется в первую очередь «возможностью Красных Королев снимать «голову с плеч» (Mann, 1984), но, кроме этого, она же и требует концентрации силовых, экономических и идеологических ресурсов ради определённой динамики и развития государства.

- В нынешних условиях пастиш заключается именно в том, что ни идеологии, ни даже каких-то технических целей, ради которых можно было бы устанавливать деспотическую власть и «рубить головы», попросту не существует в России: ни «суверенная демократия», ни «план Путина», ни «национализация элит», «импортозамещение» или «поворот на Восток» не вышли за рамки обычных политических деклараций и громких заявлений. За четверть века определённости не появилось даже с проектом национальной идентичности: слова «русские» и «россияне» по-прежнему то представляются как взаимозаменяемые, то как комплементарные, то как противоположные по смыслу.
- Приватизированное, государство, по сути, утрачивает ту субъектность, которая привлекает многих в «мощной» деспотической власти: оно является лишь инструментом для обогащения, или, по-иезуитски говоря, средством, а не целью.