Вепс

Это что-то не было моим внутренним и естественным — это был интроект, некритично усвоенный, но сдерживающий движение мысли в определённом направлении. Делающий одну из моих идентичностей скрытой от осознания и рефлексии, а, значит, и от развития и использования.

До 10 сентября 2019 года я никогда не думал, что значит для меня моя национальность «Вепс», которой я привычно и мимоходом отмечал себя во всех немногочисленных анкетах, где требовалось указать свою национальность.

И две недели потребовалось мне с годовщины его смерти, чтобы отрефлексировать всё, что изменилось во мне с тех пор.

Как многие не называют экономическое или административное принуждение насилием — я никогда до этого года не называл ассимиляцию вепсов принудительной, полагая естественным растворение в большом плавильном котле российской нации до перехода к миру без наций и этносов в поверхностном толковании христианской формулы «несть ни эллина, ни иудея». Потому, что не полагал принуждением образование исключительно на русском языке (особенно высшее), приоритет русской литературы и русской культуры в преподавании в школах — и, более прочего, приоритет русской истории толкования войн. Что уж говорить об административных и нормативных документах — государство строили русские, для русских, всем остальным надо приспосабливаться.

Но надо ли?

Политика приспособления, безропотных уступок и постоянных соглашательств в пользу людей, которые хотят, чтобы все вокруг делали им удобно, привела в неудобную позу не только государствообразующий народ, но и тех, кого они именуют «нацменами». И их в первую очередь.

Потому, что это национальные меньшинства лишены доступа к образованию на родном языке; это их молодёжь охотно ассимилируются в больших городах; это они редко возвращаются в архаичный и неблагоустроенный быт и практически не приносят с собой инструменты отстаивания прав — и прямо сейчас, на наших глазах, видно, что именно из сёл, деревень и стойбищ не русских народов выгребают всех на войну, которую затеял московский режим. И они идут покорно — сопротивляются немногие, ассертивность и сплочённость проявляет, пожалуй, только Дагестан — потому что у них нет опыта результативного сопротивления, есть только опыт насилия, смертей и неправедных судов.

Русских забирают тоже.

На их этносе это сказывается намного меньше.

Я смотрю на результаты переписи 2010 года — вепсов 5936 человек. Я жду результатов переписи 2022 года и боюсь, что цифра будет ещё меньше. Я знаю, что украдено не меньше сорока тысяч человек, которые сейчас отмечают себя в переписи как «русские» и никогда не задумаются о том, что это значит для них, потому что русский — это национальность по умолчанию, которая даётся всем европиоидам на территории РФ. И, скорее всего, украдено существенно больше.

Что это значит для меня?

Мой народ, о котором русифицированный я никогда не думал, традиций и языка которого не знаю, всего отношения к которому имею, как «вепс» в переписи 2010 года, один из тех 5936 человек, современный быт которых мне неизвестен — но всё же мой, незыблемый, нерушимый, в самые худшие времена для меня не меняемый ни на «русского», ни на «ингермаландца» (на которого имею прав не меньше), зависит и от меня сейчас, и от моих действий и решений, от моей репрезентации себя, и от того, как я буду развивать свою идентичность. Нас меньше шести тысяч — и тем слышнее мой голос в общем тихом голосе моего народа, и я буду этим пользоваться.