Инквизиторы и еретики

Идеальным идеологическим менеджером был Сталин. Совмещая казни и развлечения, именно Сталин более всех понимал, что необходимо гражданину, отработавшему на заводе или в шахте — индустрия кино выдавала замечательные шедевры, про Чапаева или Волгу-Волгу, после которых труженики спокойно спали, в обнимку с мечтой о светлом будущем. Призрачное счастье народа демонстрировалось на экране, создавая миф, который советский человек лелеял где-то в глубине своей души. Впрочем, в США было то же самое.

Любая пропаганда прежде всего должна создать большой концепт будущего, который формируется не только из информационных источников, он реализуется во всех сферах «общественного», начиная со школ и заканчивая заводами и фабриками. 

Идеален в этом отношении Китай. Там невероятно умело проводят политику великого Китая везде — от кинематографа, до соцсетей, которых китайцы наплодили невероятное множество. И запреты в этой системе нивелируются. 

У нас ситуация ровно обратная. Во-первых, власть до сих так и не сформировала идеологическую перспективу страны, которая должна существовать только на платформе созидания. Понятную и позволяющую транслировать ее в массы. Скорее напротив, идеологические форматы сводятся к деструктивным тезисам, которые кремлевские пропагандисты извергают десятками — от «радиоактивного пепла», до «ракет на Вашингтон». Обыватель от этой перспективы прячется и вынужден искать альтернативу той идеологии, которая обрушилась на него со всех «дозволенных» ресурсов. 

Главные спичрайтеры социальной повестки, от безликих и скучных журналистов, типа Соловьева, до «великого инквизитора» и «лучшего семейного психолога» Рамзана Кадырова, предпочитают банально запрещать любую альтернативу, что мы наблюдаем с многострадальным YouTube. 

Более того, российские пропагандисты потерпели сокрушительное поражение альтернативным источникам информации, отчего идея запретов любых «неправильных» соцсетей и платформ, все больше находит почитателей в кремлевских кабинетах. Патерналистское государство, в котором преобладает чувство «отцовства» над народом у жрецов власти, вынуждено будет прибегать к запретам, по-родительски предостерегая от сования пальцев в розетку. Дескать, нельзя, током ударит. Не надо, мы тебя, русский народ, предупреждаем заранее. Чада неразумные любой запрет тут же воспринимают не как ограничение свободы, а ровно так, как будто у нелюбимого ребенка отобрали блестящую игрушку. То есть, сначала купили и даже убеждали в том, что эта игрушка самая лучшая, а потом в один миг лишили ребенка забавы, вызвав возмущение и даже слезы. 

Любой запрет в конечном итоге это не умение и не желание выстроить альтернативу, более того, по сути война с платформами, которые предлагают реальное разнообразие контента (беда в том, что обыватель как раз таки в этом и видит пользу YouTube), это очередной проигрыш в идеологической войне. Кремль, где еще живы либеральные устои, пока не демонстрирует откровенно запретительной риторики, но инквизиторы уже готовы и призывают к казням. 

Так везде в мире. В любой стране есть запреты — цензура, увы, или к счастью, будет сопровождать общество всегда, в любом промежутке истории. А вот как совместить казни и танцы, никто в России не знает. 

Народ хочет танцев. Власть же сама к этому его приучила.