Китай инвестирует в пропаганду войны?

27 мая, 21:56
Недавно кремлевский пропагандист Эдвард Чесноков сообщил, что китайская сторона — провинциальный театр в Хэбэе — оплатила право на постановку его пьесы «Варяг».

Речь идёт о текстe, в котором главная героиня, украинка по происхождению, заявляет:

“Я, хоть и родилась на Украине, умру за честь и право русской быть”!

Эта фраза по сути плагиат, так как подозрительно перекликается с известным эпизодом из “Тараса Бульбы” Николая Гоголя, где отец убивает собственного сына за то, что тот перешёл на сторону “иноверцев”, а к финалу, Тарас умирает сам, выкрикивая:

“Пусть же знают все, что значит в России православная вера, и русский народ”!

Этот нарратив — героизация самоотречения, насилия, и войны под видом “высшего долга” — стал фундаментом всей последующей имперской культурной традиции “Третьего Рима”.

Чесноков сознательно и намеренно пытается воспроизвести ту же формулу, но в силу недостатка таланта, получается у него это без должного трагизма, без художественного напряжения, и без внутреннего конфликта. Героиня его сочинения не борется, не сомневается, не страдает — она просто перешагивает границу между собой и вымышленной “высшей правдой”. Это уже не трагедия, а дидактика войны в чистом виде.

Разница между Гоголем и Чесноковым — как между трагедией Шекспира и советской агитационной листовкой. Там, где Гоголь создавал парадокс, Чесноков пишет инструкцию, руководство к действию для плебеев.

Впрочем, вся пьеса — прямолинейный идеологический продукт, цель которого — романтизация войны и легитимация имперской агрессии Москвы. В ней нет поисков смысла, драматургической глубины или диалога с аудиторией. Это — тупой солдатский манифест, завернутый в бутафорский лубковый “патриотизм”.

Примечательно, что пьесу эту на России никто не поставил. Даже несмотря на декларируемый “запрос на патриотическое искусство”, ни один российский театр, ни один режиссер, ни одно культурное учреждение не смогло так низко пасть, чтобы поставить зловонного “Варяга”. Причины такой брезгливости просты:

  • текст слишком слаб даже по меркам кремлевской пропаганды;

  • текст откровенно токсичен;

  • текст потенциально проблемен в контексте международных связей.

Но интересно другое. Текст купили китайцы, несмотря на то, что культурная политика Китая под председателем Си Цзиньпином строится на идеях моральной дисциплины, “красной” патриотической педагогики, сдерживания индивидуализма и отказа от любых форм эстетизации внутреннего распада — включая самопожертвование, насилие и романтизацию смерти.

Вот, что пишет о данном произведении пропаганды автор канала Китайская угроза:

“Прочитал пьесу по ссылке. Образы и слова персонажей противоречат текущей установке партии на культурное строительство (укрепление культурной идентичности, пропаганда социалистических ценностей, "красные темы" в театре, усиление идеологического контроля). Пьеса пропагандирует декаданс под видом лубочной “китайскости”.

Если пьеса не соответствует курсу партии — зачем её купили?

Есть три разумных гипотезы:

  1. Права куплены формально, а содержание будет изменено.
    Вероятно, китайская сторона получила адаптированный перевод, с “нейтрализованными” сценами, акцентами на внешней угрозе и образами коллективного долга.
     

  2. Права куплены, чтобы гарантировать, что пьесу никто не поставит.
    Китайские структуры регулярно скупают чувствительные материалы, чтобы изолировать их от массовой аудитории.
     

  3. Чеснокова вербуют как медиапроводника для китайской культурной повестки.
    Это наиболее вероятно. Чесноков активно публикуется в пропагандистской газете Global Times, лоялен ко всем внешнеполитическим инициативам КНР, и регулярно выступает с заявлениями о “вечной дружбе” России и Китая. В такой логике, покупка прав — не сделка о театре, а механизм поощрения и втягивания лояльного медиаперсонажа в орбиту китайского влияния.

Почему это важно?

Если даже в России — при всей системе политической цензуры и государственной поддержки пропаганды — этот текст не получил никакого спроса, это говорит не только о его художественной беспомощности, но и об избыточной идеологической зашоренности. Это халтурная агитка, которую в Москве посчитали непригодной даже для пропаганды.

Но в Китае — этот текст оплачивают. Это не о культуре. Это о влиянии.

Китай все активнее расширяет свое присутствие в идеологической и информационной сфере России: инвестируя в образовательные проекты и различные медиа-коллаборации. Закрепление лояльных авторов в этой системе — часть долгосрочной стратегии.

Деньги на войну с Украиной

Чесноков публично заявил, что часть гонорара за пьесу он направит на финансирование русско-фашистских оккупантов. Таким образом, Пекин (пусть и косвенно) стал спонсором человека, который помогает русско-фашистским агрессорам. Сколько бы после этого ни говорилось о “нейтралитете”, такие действия говорят громче.

Китай давно использует культуру и медиа не ради взаимопонимания — а ради мягкой экспансии, стратегического влияния и управления лояльностью в элитах.

И если пропагандист, не принятый Кремлем, оказывается востребованным в Китае — это говорит о том, кто на самом деле контролирует дискурс, и медийную повестку на России.