Отсутствие идеологии позволяет Путину вести эту войну

"Внедрение фашистской идеологии на РФ понадобилась потому, что советская идеология была антивоенной", Аркадий Островский, обозреватель The Economist:

С 2007 года, с мюнхенской речи Путина редакторы и читатели спрашивают у меня, действительно ли Владимир Путин и его соратники верят в то, что говорят.

Я думаю, это это бессмысленный вопрос. Человек верит в то, что он сейчас говорит, в то, во что ему удобно верить. Он может себя убедить в том или ином. Идеологические режимы считаются более страшными, и война актуализировала попытки найти идеологию Путина. Я думаю, что война стала возможной именно благодаря концу идеологии и в России, и на Западе.

Отсутствие идеологии позволяет Путину вести эту войну. 

В первые дни и недели войны мы видели возникновение в России эстетики, похожей на фашистскую: буквы Z (которой нет в русском алфавите), тексты Тимофея Сергейцева, одежда и эстетика ведущих Соловьева и Скабеевой. Это стилизация под фашизм. Я думаю, это стилизация: очевиден контраст между отсутствием массовой поддержки войны и этой квази-фашистской эстетикой. Важный подход: если что-то похоже на Х, то это, скорее всего, и есть Х. 

Почему война, объявленная под лозунгами борьбы с нацизмом, с использованием советских идеологем на практике заимствует не советскую, а скорее фашистскую символику? Возможно, именно ради создания впечатления массовой поддержки войны. Советская символика для многих не была связана с такой экзальтацией. Путин превратил победу во Второй мировой войне в рессентимент, что было нетривиальной задачей, но формировался он в 1970-х, на здоровом цинизме к «марксистско-ленинской лабуде», в отличие от партийного начальства. Это номенклатура, которая думала, что все лучше всех понимает. 

В своем обращении к нацистской эстетике Путин был последователен, - подобно тому как в 1999 году он явился перед россиянами в образе Штирлица через знаменитый опрос журнала «Ъ-Власть». В первом документальном фильме о Путине звучала мелодия Таривердиева.

«17 мгновений весны» в 1973 (год поступления Путина в КГБ) были сняты по заказу КГБ. Эстетика советских шпионов, понимал Андропов, не будет работать так хорошо, как нацистская. Восхищение этой нацистской формой, «ариец» Тихонов, игравший Штирлица, – все это сработало как мобилизационный ресурс. Дмитрий Пригов писал, что Штирлиц – одновременно идеальный советский и нацистский продукт, результат манипулятивного подхода. 

Ровно таким был и Путин. Он имитирует и советскую, и нацистскую идеологию. Но для имитации всеобщей поддержки нацистская идеология подходит лучше: это перформанс, высшее проявление которого – война, это привнесение эстетики в политику. Когда после неудавшегося блицкрига к лету 2022 стало понятно, что война провалилась, Путин постепенно стал переходить от нацистской символики к нормализации войны, к превращению ее в рутину. 

В том же 1973 году появляется письмо Солженицына вождям – «освободитесь от идеологии марксизма и этим спасите страну» – и ответ на него Сахарова: он спокойно и уверенно отметил, что неудачи СССР порождены не столько идеологией, ведь общество идеологически индифферентно, а руководят им прагматичные политики, желающие сохранить власть.

Путин и его псевдо-, имитационная идеология тоже идеологически индифферентна. Именно на ней стоит война. Отсутствие идеологии не делает этот режим и его дела менее страшными.