Этот мыльный пузырь лопнет с ужасным треском

Заточенность церковной жизни на храмостроительство и обрядоверие, стремление возродить те церковные модели жизни, которые когда-то и привели Россию к краху, мне кажется, никакого иного результата дать не могут.

В нашем проекте «Исповедь анонимного священника» принял участие наш постоянный автор отец Пафнутий:

Есть ли разница между Церковью, в которую ты пришел когда-то, и РПЦ, в которой оказался?

Тут, как и у многих, все банально: «Любовная лодка разбилась о быт!» Если бы я продолжал оставаться в сфере «потребления религиозных услуг», раз в неделю ходящим в храм исповедаться-причаститься, а свои печали запивая святой водичкой, то, может, моя неофитская наивность так бы и не рассеялась. Но я как священник оказался в сфере «производства» этих услуг с возможностью видеть значительную часть (далеко не всю) внутренней кухни. Прошу не считать меня циником: сами церковные апологеты постоянно и настойчиво в качестве аргумента (не от большого ума) используют это сравнение. «Почему вы не ходите в храм? Вам священники не нравятся? – патетически спрашивают они. – Но если пьяный почтальон принесет вам письмо, какая вам разница в каком состоянии он и какую ведет жизнь, главное — он исправно приносит письма. Или если вас в магазине обругает продавец или в клинике врач, вы же не откажетесь от услуг торговли и медицины!»

Пока по твоей судьбе не проедет тяжелое колесо раззолоченной колесницы епископа-«наследника апостолов», старца или настоятеля, редко появляется отрезвление. Да и после далеко не всегда. Большинством прихожан, которые вроде как должны быть живыми членами церковных общин и т.д. и т.п., как раз сегодняшняя система церковных отношений наиболее востребована. Это такой своеобразный договор: «Мы вас считаем православными, а вы нас считайте вашими пастырями!» В реальности это очень удобно: приходи раз в неделю на службу, не забывая совершить пожертвование. От прихожанина необходима создаваемая им массовость и его кошелек, но сам он как личность со своими бедами и радостями не нужен никому ни разу! Больше от тебя ничего не требуется, живи вне стен храма как хочешь, потом на исповеди, разве что, пожурят тебя за нерадивость. Удобно и священнику: во внутренние дела прихода никто не лезет, отчитываться за свои решения и финансы перед прихожанами не нужно, его личная жизнь тоже его личное дело. При общинной жизни надо и ходить на собрания, и голосовать, и что-то там отстаивать, и участвовать в жизни прихода – кому это надо! Тех же, кому это надо, и кто бы хотел чего-то большего кроме «хождения», в целом немного.

Ментальность «homo soveticusa» с его конформизмом, сервилизмом и неизбежно порождаемым совком, мне кажется, и способствовала массовости обращения бывших советских граждан к церковной жизни в начале 90-х. Это было связано не с тем, что Церковь предлагала нечто принципиально новое, а, наоборот, человек мог оказаться в заповеднике, когда рушился старый привычный мир и нужно было учиться жить и строить новый, на основе свободы. (Что не отменяет тех тысяч, пришедших действительно в Церковь за «горним светом невечернего дня Царства Небесного». Но хлынувший огромный поток людей, так и не поднявшихся выше примитивного потребительского магического сознания, смог эту соль просто растворить в себе.) По крайней мере, не проходящее ощущение застойного совка как привкус ацетона во рту после отравления, чувствуется сегодня в церковной жизни очень сильно.

Что изменилось для тебя за последние 8 лет власти Патриарха Кирилла?

Ощущение того, что стало гораздо меньше свободы (при патриархе Алексии она, конечно, носила часто анархический характер в соседстве с самодурством епископов, но хотя бы за высказанное личное мнение так не преследовали).

Увеличилось давление атмосферного столба властной вертикали. Я тогда учился в семинарии и отчетливо помню наивные надежды, которые охватили нас, часть семинаристов, да и простых мирян, на изменения, движение вперед с приходом нового патриарха. Патриарх-миссионер… Вспоминаю приезд в нашу епархию патриарха Кирилла на освящение собора. Несколько раз со всех приходов были большие денежные сборы, страшная нервозность, вприпрыжку бегавшие благочинные, ор епископа с брызжущей слюной на подчиненных, и страх, страх, страх. Тогда вдруг я понял, встретив каменно-тяжелый подозрительный взгляд патриарха, идущего между двух шеренг выстроенного духовенства, что это не наш отец, а властный господин, выкованный прежней советской церковной системой, прошедший все ее ступени.

Но я вовсе не сторонник разделения якобы прекрасного патриаршества Алексия и ужасного понтификата Кирилла. Все это один процесс, с прогрессирующими теми же болезнями. Заточенность церковной жизни на храмостроительство и обрядоверие, стремление возродить те церковные модели жизни, которые когда-то и привели Россию к краху, мне кажется, никакого иного результата дать не могут. Для меня совершенно явен коррелят светской политической системы с церковной. Безумный авторитаризм, помноженный на безумную коррупцию и там, и там ведут к одному и тому же страшному обвалу, который, видимо, предстоит пережить всем нам.

Ощутил ли на себе последствия раздела епархий?

Ни разу. Что так брали конвертики «ангелы света», что эдак. Это самоклонирование иерархии никак не способствует развитию церковной жизни, ложась разве что большим финансовым бременем на приходы. Православие само по себе очень дорогая штука, а уж содержание все возрастающего количества епископов, большинство из которых хочет жить как «Христос во славе» с их бесконечными митрами, саккосами, посохами и панагиями, резиденциями, трапезами и машинами представительского класса, сжирает львиную долю тех денег, которые могли бы пойти на развитие воскресных школ и прочее. Каждый новый епископ еще, как правило, строит такой кафедральный собор, который никогда сам себя не сможет содержать без крупных спонсоров и помощи местной власти. Никаких же реальных реформ патриархом так и не было проведено.

Помните его знаменитое распоряжение о том, что при каждом приходе должен быть свой штатный миссионер, штатный катехизатор, молодежный, социальный работник с «зарплатой, на которую можно жить»? Это вообще сам по себе образец невероятного лицемерия и цинизма церковной власти, выкачивающей с приходов основную часть дохода. На местах в отчетах мы бодро отписались о том, что теперь у нас все эти люди есть и живут они в счастье. И так по поводу каждого начинания, идущего сверху.

Какие проблемы видишь в епархиальной жизни?

Несть им числа. Епархии все больше, мне кажется, начинают уподобляться сатрапиям с их наместниками-деспотами, которые чаще всего озабочены лишь сбором дани. Все остальное – это чистая туфта и формалистика. Благие начинания талантливых священников обычно заканчиваются или с их смертью или безвременным переводом. Священник может созидать лет 20 общину, а потом на его место поставят безмозглого порочного настоятеля, который разрушит и выжжет за пару лет все до основания. Потом назначат другого священника спасать приход (чтобы он мог платить епархиальные поборы), ну и начинай сначала. Естественно, происходит своеобразная кадровая селекция по принципу лояльности начальству, а не личных талантов. Приходы потихоньку хиреют, кого можно взять из них на священство? Провинциальные семинарии – та еще притча во языцех. На курсе хорошо если 3-5 человек учится.

Ну, а на уровне архиерейской власти при таких бесконтрольных дармовых деньгах и власти идет разложение. Происходят до того немыслимые вещи вплоть до уголовного характера, в которые я бы никогда не поверил, что это вообще возможно, если бы точно не знал этого.

Каковы твои взаимоотношения с настоятелем, с братьями-священниками, с архиереем?

В общем-то никаких, кроме формально-служебных (чему я и рад, потому что эти отношения в реальности весьма токсичны). Все духовенство в нашей провинциальной епархии разобщено, каждый сидит на своем приходе и ревниво следит за соседними, с мистическим трепетом вслушиваясь в раскаты грома в епархиальном управлении, старается уловить исходящие оттуда флюиды. Кто находится в немилости, а кто в фаворе, кого переведут, кого повысят, кому дадут награду, а на кого ляжет опала – все это составляет кроме приходских забот основную часть размышлений типичного священника.

Поповская среда часто насыщена интригами, слухами и сплетнями и для развитого образованного человека невероятно душна и скучна. Все личное сближение скатывается до кухонного обсуждения всего этого как из глубоко-застойных времен.

Общеепархиальное собрание провинциального духовенства каждый раз на меня производит очень тягостное впечатление. На лицах – всегда пугливо-напряженное выражение с попытками изобразить невероятную заинтересованность и радость по поводу речей архиерея. На передние ряды обычно садятся благочинные и пузатые митрофорные протоиереи, а уж после них – вот как раз эта основная несчастная часть «куда ветер – туда дым», которая делает вид, что слушает речи епископа как откровение Архангела Гавриила о непорочном зачатии. И, конечно, на очередное заявление о повышении епархиальных сборов, внутренне спрашивая себя: «Како будет сие, идеже спонсоров не знаю», в конце все же смиренно заключает: «Се, раба владычня! Да будет мне по слову твоему». Бывшие шофера и электрики рядом с шустрыми молодыми попами – бывшими иподьяконами или поповскими сынками без образования – все это было бы не так ужасно, если было бы стремление к самообразованию или хоть какой-то возвышенной идее.

За архиерейскими трапезами по случаю приезда владыки на приход кроме елейных льстивых речей разговор не поднимается выше того, что вещают из телевизора.

Есть и некоторое число умниц-священников, страдающих, как правило, «горем от ума» на дальних глухих приходах.

Каковы отношения между священниками в твоей епархии?

Ответил в предыдущем вопросе. Добавлю, что показателем этих отношений является беззащитность священника перед произволом архиерея. На епархиальном собрании все, если надо, проголосуют «за» (с советским единогласным поднятием рук, «кто против-воздержался-единогласно») решение самого честного церковного суда в мире. Бывают редкие исключения, когда все-таки личная дружба и уважение в ком-то превозмогают, но «безумству храбрых поем мы песню» про себя, и таковой оказывается на карандаше и в немилости до следующей расправы.

Как живет обычный священник день за днем, без прикрас, без слащавой картинки для православной публики?

По-разному. Я отношусь к той низшей касте штатных, вечно помыкаемых церковной властью, священников, ниже которой только «неприкасаемые» с точки зрения начальства — священники в запрете или за штатом по немилости. Социальное и имущественное неравенство и его несправедливость среди духовенства не позволяют вообще говорить о его каком-то внутреннем единстве. В одном благочинии может быть образованнейший священник с дипломом МГУ в глухой деревне, доедающий последнюю корку хлеба, и рядом в городе — настоятель из сторожей, который всей семьей летает отдыхать на Кипр.

Обыденная жизнь священника довольно серая. Сама церковная жизнь сегодня проходит глубоко на обочине общественной, тяготея к внутренней закапсулированности. Тут в череде однообразных дней без особых перспектив развития прихода остается или уйти во «внутреннюю эмиграцию», занявшись какими-то интересными вещами для себя, или пуститься во все тяжкие. Ну или тихонько прозябать жизнью «премудрого пескаря».

Как выглядит приходская жизнь глазами священника? Социальная, миссионерская, молодежная деятельность на твоем приходе, в твоей епархии – это реальность или фикция?

Фикция, об этом и говорить нечего. Вся подобная деятельность при серьезном подходе требует двух вещей, по-моему, — регулярного финансирования и демократических отношений на приходе при общинной жизни. Приходы часто сводят сегодня концы с концами в первую очередь из-за епархиальных поборов, расходов на содержания храма, штата и священников (так по крайней мере у нас). Вместо реальной работы куча отчетов, да участие или организация мероприятий для галочки (главное предоставить фотографии, где ты какой-нибудь бабушке вручаешь открытку или стоишь рядом со студентами местного бывшего ПТУ – и этого достаточно).

Три часа общения с неверующим тебе не даст ни копейки, а три часа махания кадилом как минимум принесут несколько тысяч. Даже если священник служит «не ради хлеба куса», то такой роскоши он себе не может позволить из-за постоянной необходимости содержать приход и выполнять «обязательства перед епархией», как именуют денежные поборы сверху.

Как ты видишь прихожан, каковы ваши отношения?

Приходская жизнь малорадостна. Чаще всего на нее у священника, загруженного требами, участием в бессмысленных светских мероприятиях, бумажной волокитой и хозяйственными делами, не остается времени. Да и особого желания по душам общаться с верующими, малокультурными, в массе своей заряженными псевдоцерковным бредом и телепропагандой, с внутренними нерешенными проблемами, лично у меня не возникает. При этом у меня есть личные добрые отношения и дружба с теми прихожанами, которые мне близки по духу или просто симпатичны и интересны как личности.

Большинство прихожан обращается к вере чаще всего через какую-то личную беду, ища опоры и утешения, либо по выходе на пенсию находит вот такую социальную среду, где старики хотя бы внешне не одиноки – и все это тоже накладывает отпечаток неблагополучности и безрадостности. Характер и система церковных отношений оставляет мало места для людей интересных, творческих, образованных, самостоятельно и критически мыслящих. Молодежи с ее энергией и мужчинам с внутренней независимостью просто не остается места. Чаще всего это какие-то блаженные, «как мешком прихлопнутые», весьма странные люди. Конечно, есть единицы и из них, но в основном это женщины и бабушки, которые еще ко причастию приводят и приносят младенцев и детей.

Все мои попытки из этого состава создать общину не увенчались успехом. Но, по крайней мере, у меня на моем маленьком приходе нет скандалов и конфликтов, да и в целом отношения благожелательные. (Опять же, напомню, что мои наблюдения касаются церковной жизни глубокой провинции с глухими поселками и городками, в больших городах, наверное, иначе).

Как выглядит финансовая жизнь обычного прихода, куда распределяются денежные потоки? Зарплаты, отпуска, больничные, пенсии, трудовая, весь соцпакет – как с этим обстоит?

Без понятия, потому как штатный священник. Зарплата в среднем в нашем благочинии у штатных священников около 20 т.р., официально в ведомости раньше у меня стояло где-то около тысячи, а потом я даже в ведомости перестал расписываться, получаю наличкой. В соседнем благочинии у священников зарплата тысяч 10, остальное добирается через выездные требы, тут уж как повезет, но в последнее время везет все меньше и меньше. Где-то священники вообще вынуждены чуть ли не «бомбить» по вечерам.

За последнюю пару лет пожертвования в среднем упали на половину, в то же время епархиальные сборы выросли. В результате денег на приходе остается, чтобы едва-едва свести концы с концами. Растет количество приходов-задолжников перед епархией. «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти…» Дело в том, что у нашего, да и похоже не только у нашего, епископа своеобразное воззрение на соотношение священнического служения и количества пожертвований. Если денег мало, значит священник плохо работает с людьми, он плохой миссионер, плохой молитвенник, раз к нему мало ходит на службы и мало заказывают треб. «Если не справляетесь, снимайте крест и уходите, поставим нового настоятеля, незаменимых людей у нас нет!» — как-то раз довелось мне довелось слышать на епсобрании.

Как себя ощущает священник через 10 лет служения? Есть ли чувство правильного движения, духовного развития или регресс по сравнению с тобой, только что рукоположенным?

Ну, в сане я только 6 лет. Как ни странно, сейчас я ощущаю себя выросшим, повзрослевшим, более зрелым. Тут откуда посмотреть. Если из шор обрядоверия, то это кажется регрессом. Я теперь не читаю утренне-вечернего правила, не пью по утрам святую воду и не закусываю Богородичной просфорой, в постах ограничиваю себя лишь в той мере, в какой считаю полезным для себя и не испытываю никаких угрызений совести по поводу того, что съел что-то непостное, по возможности сокращаю службу, совершенно равнодушен к мощам, чудотворным иконам и акафистам. И не по своей теплохладности. В какой-то момент при всех этих попытках впихнуть все это в себя, я, ощущая от этого начинающиеся внутренние корчи и подступающую тошноту, вдруг осознал, что это все имеет весьма отдаленное отношение к христианству и уж никак не спасает меня и не способствует моему внутреннему росту. Более важным я для себя посчитал стараться жить по-христиански, как я это могу понять и осуществить, обращаться к Богу как Отцу, воздерживаться от того, что моя совесть ощущает как греховное, помогать другим.

Если отмотать назад – пошел бы опять в священники?

Наверное, все-таки да, но при определенных условиях, без которых — нет. В священстве сходятся все мои жизненные поиски (конечно, не в том формате, который есть сегодня в РПЦ), но при этом я бы не пошел как раньше, в добровольное рабство. Без наличия своего личного жилья, востребованной в миру профессии, образования – в общем, всего, что тебе дает независимость, идти сегодня в священство – чистое безумие. Моя мечта – заниматься преподаванием, исследовательской научной работой, к чему у меня, надеюсь, есть способности и образование. Вместо этого мое служение проходит на захолустном приходе с десятком бабушек, где кроме махания кадилом больше ничего не надо.

Нет ли желания уйти совсем: за штат, снять сан или в альтернативную церковь?

Желание-то спорадически появляется, когда накипает. Но вот так просто хлопнуть дверью и уйти – этого удовольствия епископу и благочинному я не доставлю. Зная, что, конечно, проиграю в противостоянии, все-таки хочу побороться (патетически скажу: не против Церкви, а за Церковь!). Сейчас они все же боятся, по крайней мере их это ужасно нервирует, когда «конфликт интересов» выносится в публичное пространство. Все их дутое величие оказывается жалким фарсом, сразу выпирает невежественность и неадекватность. Поэтому, мне кажется, есть смысл в том, чтобы в подобной ситуации поговорить о церковных проблемах, благо фактов и наблюдений хоть отбавляй. Мечта, конечно, быть заштатным «фрилансером», когда бы ты мог только служить литургию, а жить и зарабатывать вне церковной сферы.

Переход в иную православную юрисдикцию мне кажется бессмысленным, подозреваю, что болячки общие, а иные деноминации меня просто не интересуют.

От чего больше всего устаешь?

От бессмыслицы церковной жизни и служения. Ты копаешь огород, садишь его, устаешь, но это плодотворная усталость, ты видишь результат своего труда. А от крещения и отпевания, поставленных на поток, от безумных великопостных служб в полупустом храме, в смысл которых мало кто может вникнуть, от тупой бессмысленной отчетности с приписками, на которую ты тратишь дни и знаешь, что ее даже читать никто не будет, от участия в светских мероприятиях, где ты в роли свадебного генерала должен поздравить «тружеников сельского хозяйства и обрабатывающей промышленности», никакого результата нет (кроме финансового, но это того и не стоит: основную часть придется опять же бессмысленно потратить или отдать наверх).

Есть ли разрыв между тобой-человеком и тобой-священником — насколько это разные люди?

В личных отношениях с людьми и поведении нет (я не фанат всяческого показного благочестия, на моем маленьком приходе нет даже традиции «целование ручки», не говоря уж о пафосной позе жреца), стараюсь выстроить наиболее простые отношения, в которых было бы взаимное уважение и дружба. Разрыв в другом: мои интересы и увлечения никак не востребованы в церковной жизни, а политические взгляды и оценки вовсе неприемлемы. То, что я читаю, смотрю и обсуждаю в интернете, с прихожанами я обсуждать не буду. Поэтому в личной жизни я скорее чувствую себя одиноким, искренне общаясь лишь с несколькими людьми, у которых более чем критическое отношение к церковной действительности, либо они живут вообще вне всего этого.

Священство – благо для твоей семейной жизни или проблема?

Скорей проблема. Моя священническая несвобода касается и моей семьи. Начиная от какой-нибудь ерунды, вроде того, что твоя семья как в аквариуме, и надо стараться «не давать повода ищущим повода» в одежде, к примеру, и заканчивая более серьезными вещами. Сейчас я служу в довольно глухом населенном пункте, где местная школа не может моим детям дать хорошего образования, не говоря уж об отсутствии здесь художественного и музыкального образования. Про поликлинику с местными коновалами тоже говорить нечего. И над всем этим – постоянная неопределенность, тебя могут перевести куда угодно и сколько угодно раз, могут вообще выкинуть из священства, если придется вступить в конфликт с «генеральной линией партии».

Каким видится будущее (собственное и РПЦ): ближайшее, лет через 10?

И то и другое в мрачных красках. Я вовсе по характеру не «боец», человек скорее мягкий, но у меня с самого начала священнического служения необъяснимым образом получилось оказаться в «опале», которая, похоже, не закончится. С точки зрения священноначалия я «шибко умный», негласно мне предложено на выбор: или встраивайся в систему и шустри, тогда тебе будут «ништяки» в виде настоятельства на хорошем денежном приходе, награды и повышения, либо прозябай в глуши с парой бабушек.

Будущее же РПЦ связано напрямую с судьбой современной политической системы. Потому что такое уродливое кособокое здание на песке выстроить и удерживать стало возможно лишь при поддержке государственной власти. Сама по себе церковная система не только не окупаема, не способна содержать даже свои большие соборы, но еще и внутренне деградирует: выдавливаются образованные и способные осуществлять реальные проекты (их место занимают «показушники»-бездари), разрастается церковная коррупция с ее поборами, нищие приходы хиреют, а жиреющее священноначалие нравственно разлагается.

Эта жизнь не по средствам, как пир во время чумы, все равно закончится. Как только закончится господдержка, этот мыльный пузырь сразу лопнет, причем с ужасным треском. Как только дадут ход делам с преступлениями настоятелей и епископов, будет присуждена первая выплата пострадавшему, суды будут завалены всем этим неимоверным компроматом, что копится годами. В интернет хлынет то аудио и видео с утехами «ангелов света», которые просто похоронят всякий авторитет. Увидеть какое-нибудь «его высокопреосвященство» в общении с молодыми чинодралами — зрелище не для слабонервных.

Я уж не говорю о финансовых махинациях. Огромное количество наших храмов строится на коррупционные деньги щедрых не без своей выгоды депутатов и градоначальников. А уж распоряжение деньгами настоятелей и епископов… Плюс еще если откроются архивы КГБ. Церковная система сегодня без государственной поддержки не может существовать так же, как последняя без нефти. Дело не просто в том, что расходы превышают доходы. Церковное руководство выстроило именно паразитическую модель, когда без притока извне ресурсов она не может существовать. Извне приходят деньги, приходят люди. Руководство высасывает эти соки, в обратном направлении выделяя лишь токсичные продукты своей жизнедеятельности. Сколько замечательных талантливых священников и мирян пришло в Церковь с 90-х годов! Большинство из них система просто бессмысленно изжевала как дольку апельсина, высосала соки и выплюнула. Сколько было благих начинаний и проектов, все это было заглушено. Но самый важный, человеческий ресурс оказался бездумно растрачен, а новый не нажит. Да и места таким людям не остается. Нужны исполнители, а не творцы.

Для краха не нужно никаких гонений, просто предоставить те же условия как для каких-нибудь общин протестантов. Тебя не будут звать на мероприятия, радио и телевидение, вещать о тебе из каждого утюга, предоставлять клубы, за аренду помещений нужно будет платить. И мы просто исчезнем внешне, потому что никаких своих церковных конкурентных сми нет, реальных организаций в обществе нет и т.д. Достаточно просто выключить звук. Но радует это мало, потому как под обломками меня первого и погребет.