Защита чувств верующих

Знакомьтесь: ваши религиозные чувства

Оскорбить чьи-нибудь чувства сегодня очень легко.

Вы верите в фэшн-индустрию?

А что, если вам показать фотографии суровой, унифицированной, широкополой одежды современной КНДР, которая будто сошла с плакатов 1950-х годов, и сказать, что это красиво и нравственно?

Или, допустим, вы верите в пользу органической пищи без добавок, консервантов и красителей, но ваш друг ведет вас в кафе быстрого питания, и заявляет, что это вкусно и сам он не замечал никакого вреда от жирных чизбургеров.

Другой ваш приятель, большой оригинал, столь же уверен в реальности фактов посещения Земли инопланетянами.

Пожалуй, в споре с ним вы оба рискуете оскорбить каждый свои чувства и свою веру.

Он оскорбится вашим скептицизмом и неприятием очевидных свидетельств, а вы тем, что ваш друг ошеломительным образом не разделяет здравого смысла предмета вашей веры.

Что и говорить о том, как легко задеть глубокую веру религиозного человека!

Оскорбление чувств верующих в арабских странах может закончиться побиванием камнями, массовой демонстрацией и сжиганием чучел .

Стоило датской газете десять лет назад попытаться изобразить пророка Мухаммеда, как мусульманский мир взорвался.

А недавно весь мир выражал солидарность и траур по сотрудникам французского сатирического журнала, которые погибли от рук исламских фундаменталистов.

Повсюду звучала фраза Шарли это я .

В России за оскорбление чувств верующих, согласно 148 статье УК РФ, вполне можно получить штраф или даже реальный срок.

Нет, Святая Инквизиция за вами не придет, и на костер вас не возведут, ведь не XV век на дворе.

Но потерять работу, услышать неприятные отзывы законодателей, чиновников, прессы и рядовых верующих, чьи чувства оскорблены, очень даже можно.

Почему вопрос оскорбления чувств верующих имеет значение?

Если вы не верующий, вам вроде бы легко говорить о надругательстве над святыней: абстрагирование помогает .

Я не верю в духов, которых до сих пор заклинают алтайские шаманы, и для меня может быть нормой иронически улыбнуться, говоря об их практиках.

Я смог бы, наверное, нарисовать на них карикатуру, если бы умел.

Но ведь и у меня есть святыни, только другие.

Однажды я влюбился в этику Иммануила Канта, и когда кто-то рядом кичится тем, что никогда не читал Критику практического разума и считает ее тяжеловесной и бесполезной, то я закипаю.

И я посчитал бы оскорбительным скетч, бьющий по больным местам кантианской философии.

Если вы атеист, то вопрос оскорбления чувств верующих для вас не менее сложен, чем для мистика.

Этот вопрос не упраздняется только потому, что вы не разделяете чьей-нибудь специфической веры.

Ведь и безбожие, в конце концов, кажется разновидностью веры в широком смысле слова, то есть интуитивных убеждений, они несомненно могут и должны быть оснащены аргументами, но эти аргументы не причина принятия убеждений, а лишь оправдание для них.

Свобода вероисповедания это действительно жизненно важная проблема для каждого, и она должна восприниматься серьезно и без иронии хотя бы потому, что никто не хочет быть принужден к чужим убеждениям, но каждый стремится свободно выбрать для себя свой набор предметов веры.

Неслучайно западный тип цивилизации в современном виде начал подавать голос именно в требовании свободы вероисповедания.

Заря Нового времени загорелась в пламени Реформации.

Мартин Лютер заявил, что ни один институт, в том числе католическая церковь не должен вставать между Богом и душой человека.

У каждого своя вера, и только верой можно обрести спасение.

Ни папа, ни князь, ни даже священник не могут диктовать вам, как верить.

Вслед за свободой вероисповедания поспешили все прочие свободы, и постепенно развился тип общества, который называется капиталистическим.

И на каждом этапе его развития оскорбленные чувства тех или иных групп верующих играли важнейшую роль, а иногда давали цивилизационный толчок .

Вопрос оскорбления чувств верующих шире вопросов, которыми задаются сами верующие.

В общем, это вопрос о том, есть ли способ установить справедливые границы допустимого и недопустимого поведения в отношении того, что касается предметов веры.

Какие права дает свобода вероисповедания, а какие нет?

Во что можно верить, а во что нет?

Что значит уважать чужую веру?

Обязывает ли моя вера кого-то другого к определенному поведению?

Что может, а что не может, делать государство в отношении веры?

Если использовать более современный термин, то это все частные вопросы о толерантности, терпимости.

О том, как рыцарь Тангейзер и православные верующие грот Венеры не поделили

История, которая приключилась совсем недавно, даст яркую иллюстрацию проблеме веротерпимости.

С середины марта 2015 года широкая общественность крупного российского мегаполиса Новосибирска ломает копья в спорах о художественной интерпретации оперы Рихарда Вагнера Тангейзер и состязание певцов в Вартбурге .

Казалось бы, это очень мило и достойно гордости, что в наш век потребления и скудной массовой культуры множество людей в холодном сибирском городе дискутируют до хрипоты в голосе о классическом произведении немецкого гения.

То есть россияне еще ходят в театры и имеют свое мнение о том, что там показывают.

Но есть и оборотная сторона.

Постановка Тимофея Кулябина настолько оскорбила чувства верующих, что они не только организовали молитвенное стояние , выражавшее их негодование, но и повлияли на государство .

Начал работать закон и легальная сила принуждения.

29 марта 2015 года были приняты кадровые решения в отношении Бориса Мездрича, директора Новосибирского театра оперы и балета, а уже 31 марта 2015 года новый директор, назначенный Министерством культуры, снял спектакль с репертуара.

Требования оскорбленных верующих были удовлетворены.

Российские медиа несколько дней демонстрировали интерес к этой ситуации, а художественные достоинства Тангейзера и до сих пор обсуждаются на кухнях в дружеских беседах.

Мой друг, без задней мысли выложивший фото с постером Тангейзера в сети Instagram, уже через несколько минут насладился мощным потоком критики некой православной верующей, которая настаивала на том, что двусмысленное нахождение Иисуса Христа в гроте Венеры очень непристойно и пошло.

Ее чувства оказались настолько оскорблены, а идентификация с предметом веры достигла того, что главным аргументом был следующий: что если ваш отец или мать оказались бы на месте изображенного Христа или Венеры ?

Здесь дело определенно касается персональных святынь.

Имели ли право верующие проявлять свое возмущение?

Имел ли право режиссер демонстрировать оскорбительные моменты?

Должно ли было государство вмешаться?

Небезынтересно, что именно Новосибирск уже второй раз становится ареной для подобного скандала.

Несколькими месяцами ранее там же был отменен концерт звезды рок-сцены Мэрилина Мэнсона после аналогичных выступлений православной общественности.

Если два случая это уже тенденция, здесь речь идет именно о тенденции.

В современной России чувства верующих имеют тенденцию быть оскорбленными, а государство и право, защищая свободу вероисповедания, накладывают санкции на оскорбительные проекты.

Что оскорбляет верующих в искусстве?

Здесь, учитывая особенности зарисовки с Тангейзером , придется сделать короткое лирическое отступление в эстетику.

Главным аргументом православных противников Тангейзера является утверждение, что непристойность морально недопустима в искусстве.

Оставим в стороне вопрос о том, где пролегает граница между пристойным и непристойным: она очень тонкая .

Также вынесем за скобки вопрос, почему мораль отождествляется исключительно с полицией нравов .

Для Тангейзера важно, что он обвиняется с позиций морали.

То есть в споре одна сторона - оскорбленные верующие - ассоциируют себя с защитниками добра, в то время как другая невольно оказывается в роли адвоката дьявола и вынуждена выступать против морализаторства.

Оскорбленные верующие апеллируют к тому, что предмет их возмущения негативно влияет на детей.

Дети это святое.

Все, что плохо влияет на детей, должно быть под запретом.

Чему Тангейзер учит детей?

Как он воспитывает?

Искусство же имеет воспитательную функцию, а дети, даже не подозревая о наличии такой функции, так или иначе впитывают информацию из современного искусства.

В общем, эта идея является уточнением или конкретизацией центрального аргумента верующих о том, что искусство, демонстрирующее что-то безнравственное, само является морально плохим, а также оскорбительным для религиозных чувств.

Но ведь Тангейзер это постановка для взрослых, вменяемых людей, которые могут сами разобраться, что хорошо, а что плохо.

Они не станут развратнее только от того, что посмотрят оперу.

Школы же не организовывают групповые походы на Тангейзер .

Никакой прямой воспитательной цели у него вроде бы нет.

Однако подобная поверхностная критика неспособна переубедить оскорбленного верующего.

Она не достигает цели не говорит, почему неправильно считать искусство морально плохим или хорошим.

Ведь верующих оскорбляет именно это: постановка изображает то, что они считают морально непристойным и оскорбительным.

Искусство как пропаганда добра

На самом деле, идея не нова.

О том, что искусство должно служить добру и воспитывать молодое поколение, впервые заговорил Платон. К чему развращенность певцов и поэтов?

Они оскорбляют чувства мудрецов и правителей, а порой и показывают в неподобающем свете даже богов!

Платон говорит, что искусство в идеальном государстве имеет воспитательную функцию приобщения обычных людей к идеям справедливости, на которых построено государство, и которыми заведует каста философов .

В упрощенном и утрированном варианте искусство, по Платону, должно быть пропагандой добра.

Подобные представления об искусстве разделяют православные активисты современной России, чью веру так легко оскорбить.

Невооруженным взглядом видно, что такая эстетика склонна приобретать вырожденные формы.

Если искусство есть пропаганда добра, как его понимают правители и эксперты, то содержание, техника, свежесть, глубина смысла искусства не имеют значения.

Именно таким и было советское искусство: меньше искусством, а больше пропагандой.

Конечно, из общего потока выделялись гении Пастернака, или Шостаковича, но они выделялись именно тем, что шли против течения.

А тысячи членов Союза художников или композиторов, лауреатов премий и всесоюзных выставок, канули в безвестность.

Может, это и справедливо, что дети больше не читают лениниану и прочие пылкие рукописи о пятилетках и поднятой целине.

Справедливо не потому, что коммунистическая идеология, пропагандируемая в этом искусстве, потерпела крах, а потому, что это вообще не искусство.

Искусство представляет собой совершенно самостоятельную сферу человеческой деятельности.

Прекрасное и безобразное, пугающее и возвышенное не категории морали.

Поэтому, верующие ошибаются, когда оскорбляются Тангейзером или новым альбомом Мэрилина Мэнсона.

Они ищут и находят в произведении искусства то, чего в нем нет.

То есть верующие могут быть правы в том, что символика грота Венеры, в который заключен Иисус (или рыцарь Тангейзер), непристойна.

Но это не важно.

Потому что цель этого символа не показ сексуальной сцены, не побуждение к коитусу, не пропаганда чего-либо хорошего или плохого, а достижение целей самого искусства.

Тогда каково же предназначение искусства?

Альтернативу платоновско-советскому пониманию природы искусства выдвинул Аристотель.

Его эстетическая программа сводится к тому, что искусство представляет собой то, чем кажется, а именно подражание ( мимесис ) природе.

Эту идею можно истолковать буквально: природа создает пейзажи из земли, воды и неба, а художник при помощи кисти.

А можно метафорически: искусство подражает реальности, создавая особенный мир, в который человек может попасть, который он может созерцать, которым может наслаждаться, в котором может жить.

Вы, наверное, замечали, как подлинное искусство останавливает на себе взгляд, как в нем можно раствориться и забыться, как веришь фабуле сюжета, как сопереживаешь героям, будто они реальны.

Что должно и что не должно оскорблять религиозные чувства?

Я не стану настаивать на этой эстетике.

Для понимания свободы вероисповедания чрезвычайно важно заметить, что она может вступать в конфликт не только с аналогичной свободой вероисповедания, но и с эстетикой.

Но, по здравому размышлению, это неправильно.

То есть скандал вокруг Тангейзера это не реализация свободы исповедовать религию и даже не спор о моральных убеждениях.

Это недоразумение, возникшее в результате ошибочного (расширенного) толкования искусства , когда оно представляется верующими как часть убеждений режиссера, которые, по их мнению, морально не приемлемы.

Верующие оскорбляются современным искусством потому, что видят в нем оскорбительную чуждую веру в совершенно другие моральные и религиозные идеалы. Но на самом деле для искусства вопрос веры не стоит как таковой.

Последние события с оскорбленными чувствами верующих дают ключ к пониманию пределов свободы вероисповедания.

Такая свобода оправдана, когда верующие проявляют свои убеждения и чувства в религиозной сфере.

Православные христиане веруют в Иисуса Христа, в церковные ритуалы и предписания, в том числе относительно половой воздержанности.

Они свободны проявлять свою любовь к Богу в религиозных практиках.

И государство должно защищать эту свободу.

Если кто-нибудь решит принуждать к иным практикам или производить именно религиозные обряды, которые оскорбительны для православной конфессии, то такая деятельность будет пресечена.

Если бы режиссер Тангейзера провел молебен, используя грот Венеры в качестве символики, если бы у него появилась своя паства, то оскорбление чувств верующих в таком случае было бы вполне обоснованным, а карательные меры министерства культуры адекватными.

Но свободой вероисповедания нельзя оправдать покушение на свободу художественного творчества.

Я подчеркну, что не имею в виду, будто степень возмущения оскорбленных верующих не может перевесить права режиссера на собственное видение.

Я хочу сказать, что права обоих сторон даже не находятся на одних весах.

Вмешательство государства в процесс вокруг оперы в Новосибирском театре, таким образом, основано на ошибке, на некорректной интерпретации свободы вероисповедания, согласно которой оскорбление религиозных чувств может иметь любое, а не только религиозное, содержание.

О том, как верующие Индианы с геями пиццу не поделили

Скандалы, густо замешанные на религиозных чувствах, сотрясают не только российское общество.

Телеканалы, газеты и новостные сайты США в марте 2015 года взорвались по поводу принятия в штате Индиана Акта о восстановлении религиозной свободы (Religious Freedom Restoration Act).

Суть закона, который помещается буквально на пяти страницах, довольно проста: государство не должно вмешиваться в дела граждан и организаций, связанные с исповеданием той или иной религии .

Все.

Причем раньше еще президент Клинтон подписал аналогичный федеральный закон, а в двадцати штатах были приняты такие же локальные акты.

Что же крамольного усмотрела широкая публика в этом законе?

Почему на сессии сената штата приходили десятки активистов с плакатами Свобода вероисповедания не означает свободу дискриминации ?

Почему по этому поводу поспешили высказаться одна из лидеров американских демократов Хиллари Клинтон, а также глава компании Apple Тим Кук, который не так давно совершил камин-аут и теперь открыто высказывается за права ЛГБТ?

Почему законодатели соседнего Арканзаса в оперативном порядке приняли аналогичный закон?

Почему по стране прокатилась волна истерии?

Демократы и ЛГБТ-активисты видят в Акте возможное оправдание для дискриминации геев.

Каноническим в этой дискуссии стал сюжет о том, как закон позволит ресторану не обслуживать свадьбу однополой пары, если так велят религиозные убеждения владельцев.

И государство не сможет вмешаться в конфликт.

То есть религиозная свобода и оскорбленные чувства верующих могут привести к дискриминации по признаку сексуальной ориентации.

И действительно, как только закон вступил в силу, появились первые желающие воспользоваться правом на дискриминацию.

Семейная пара О Коннор, владеющая маленькой пиццерией в провинциальном Уолкертоне первой объявила, что они откажутся продавать пиццу для свадьбы геев, поскольку брак однополых партнеров оскорбляет их веру.

Забавно то, что не прошло и пары дней, как пиццерию им пришлось закрыть, потому что супруги получили огромное число неприятных высказываний в свой адрес и растеряли всех клиентов.

Религиозные убеждения не прошли проверку рынком.

Но суть не в этом.

Консерваторы и верующие, чьи чувства оскорбляет одно только существование ЛГБТ на планете, видят в новом законе инструмент для поддержания традиций и скреп американского общества.

Протестантские идеалы усердного труда, семейственности, честности оказываются под защитой.

Добрый христианин может заниматься своим бизнесом, и никто не имеет права принуждать его делать то, что претит его мировоззрению.

Ни правительство штата, ни клиенты, в том числе однополые пары.

Чем однополые свадьбы оскорбляют взор христианина?

Несмотря на некоторую комичность американского скандала по поводу оскорбленных религиозных чувств, он является поучительным примером.

Так же как и в событиях с Тангейзером , мы имеем здесь дело с религиозностью, которая выходит за свои пределы.

Продавец пиццы отказывается продавать пиццу не столько тем, кто не разделяет его веру, сколько тем, кто не разделяет его ориентацию.

Протестанта из Индианы возмущают не какие-то религиозные ритуалы, которые практикуют геи, и не их убеждения, его даже не волнует, являются ли партнеры в однополом союзе атеистами или последователями сатанизма Ла Вея. Он оскорблен именно их сексуальной ориентацией.

Православные активисты тоже были бы весьма огорчены ею, но кроме того их волнуют вопросы искусства.

Разница же между ситуацией в США и ситуацией в России заключается в том, что, если американские верующие могут рассчитывать только на то, что государство не вмешается, когда они продемонстрируют людям свои убеждения, то российские верующие сами требуют вмешательства государства в деятельность других людей, которую они считают оскорбительной.

Ситуация с Актом о восстановлении религиозной свободы показывает, насколько превратно можно истолковать свободу вероисповедания.

По сути, хозяин пиццерии не делает ничего особенного, отказывая в обслуживании.

Кому хочет тому и продает.

Если его религиозные убеждения повредят бизнесу, это его выбор.

Если нет, то те, кого он дискриминировал, также ничего не теряют рядом всегда есть конкуренты.

Тем не менее, демократы считают отказ в обслуживании из-за сексуальной ориентации жутким проступком.

Власть должна заставить пекаря делать пиццу, кондитера поставлять торты, а цветочника продавать цветы для церемонии регистрации брака двух мужчин или женщин.

Наверное, возможна и обратная ситуация, когда от государства будет требоваться заставить геев покупать пиццу у евангельского христианина (католика, иудея, буддиста, язычника), чтобы не дискриминировать его.

Так понимается толерантность с левого фланга политического спектра США.

Впрочем, правые трактуют свободу вероисповедания и терпимость к ней не менее странно.

Свобода верить в Бога для них означает не столько свободу богослужения, молитвы, чтения богословской литературы, сколько свободу отзываться о строении человеческого тела, поле и гендере, прерывании развития плода в период беременности и т. п.

Возможно, эти темы затронуты в Священном Писании, но они определенно не являются специфически религиозными темами.

Поэтому, как социальные консерваторы, так и демократы, сильно искажают пределы применения свободы вероисповедания.

И левые , и правые сходятся в фантасмагорическом представлении об ЛГБТ как о носителях определенных убеждений, сопоставимых с религиозной верой.

Прогрессивные энтузиасты толерантности порой даже примеряют такую роль на себя, когда идут крестовым походом против врагов и позиционируют себя как голос особых убеждений ЛГБТ.

Кстати, примерно такое же представление прослеживается в российском общественном сознании: достаточно вспомнить термин гомосексуализм как будто принадлежность к ЛГБТ подкрепляется некой теорией.

Правым оскорбленным верующим не нравится в ЛГБТ моральная развращенность, ассоциирующаяся со злом.

Отметим, не сам факт связи между людьми с одинаковыми первичными половыми признаками.

Не дружеские чувства, любовь или самоотверженность, возникающие между личностями.

Не ритуал скрепления однополого союза.

Они выступают против ЛГБТ как против морального или религиозного учения, которое к тому же вербует своих сторонников в рядах молодежи .

Можно довести эту мысль до абсурда и представить гей-лобби, целую квазирелигиозную тайную секту, имеющую своим символом веры толерантность.

Это лобби добивается легализации однополых браков, которые как раз являются доктринальным оскорблением для христианина.

То есть оскорбителен не институт брака, не два тела одного пола, а представление о брачном союзе между однополыми партнерами, который якобы опирается на их чуждую особую веру.

Консерваторы хотели бы выбить из головы геев эти глупости .

Как будто глупости именно в голове, то есть являются лишь конструктами, а не природой человека. Оскорбленный верующий в США не приемлет однополый брак поскольку думает, что однополые партнеры рассматривают его как часть своей доктрины.

Хотя для них брак может быть всего лишь браком или вообще не быть ничем.

Вместо заключения

Социальная практика полна нюансов.

Чрезвычайно сложно охватить их все в рамках научного или философского обобщения.

Свобода вероисповедания это одна из основных свобод, завоеванных человечеством, и было бы очень обидно потерять ее из-за простой ошибки.

А именно: не стоит применять религиозную свободу вне религии, или, более широко, свободу иметь убеждения где-то за пределами споров об убеждениях.

Для всего есть свои пределы.

В частности, если есть пределы религиозной свободе, то должен быть предел и государственной защите такой свободы.

Защита свободы вероисповедания, отстаивание религиозных чувств оправданы, когда есть угроза для религии или угроза сама имеет религиозный смысл.

На Нью-Йоркском Бродвее уже несколько лет с успехом идет мюзикл Книга Мормона , который рассказывает о приключениях новоиспеченного верующего соответствующей конфессии.

Оскорбительно ли это для мормонов?

Возможно.

Но было бы ошибкой полагать, что этот мюзикл был задуман ради издевательства над этими верующими, а не ради денег.

Иногда искусство это только искусство.

А бизнес всего лишь бизнес.

И хорошо, что государство не запрещает туристу пойти на спектакль не для того, чтобы оценить степень оскорбления мормонов, а просто чтобы хорошо провести время.

Толерантность это улица с двусторонним движением , как сказал губернатор Индианы Майк Пенс, подписавший скандальный Акт о восстановлении религиозной свободы.

Рассчитывать на терпимость к своим религиозным убеждениям можно только при условии проявления аналогичной терпимости по отношению к вере окружающих людей.

Но, кроме того, религиозная толерантность требует толерантности к нерелигиозным практикам.

А защита религиозной толерантности, соответственно, должна действовать с четким пониманием пределов религиозной жизни и не защищать религию от того, что не угрожает именно свободе вероисповедания.

Впрочем, вопрос, как в каждом конкретном случае проложить границу религиозной свободы, остается открытым.