Гибридная мечта интеллигенции

Один из моих любимых лирических героев - Быков Дмитрий Львович опять напомнил о давно упокоенной с миром теории конвергенции, высказавшись в том смысле, что предпочёл бы жить в стране сахаровской конвергенции, а не в постперестроечной России.

Когда полвека назад академик Сахаров популяризировал (не свою) теорию конвергенции, то это был с его стороны не только, как сейчас бы сказали, «тончайший троллинг» советской власти, но формулирование идеального слогана для либеральной оппозиции коммунистическим режимам. 
Объективно конвергенция, т.е. сближение и обмен свойствами между открытыми нелинейными системами - это закономерный процесс. Причём, чем больше между этими системами конфронтационности, тем быстрее идёт нивелирование сущностных различий. 

Первые, взятые навскидку, примеры - это эволюция антибольшевистских националистических движений, послевоенная эволюция сталинизма и финальная стадия брежневизма, уже совсем приблизившаяся к госкапитализму...

Поэтому, раз идёт холодная война, т.е. ожесточённое противоборство свободного мира и коммунистического тоталитаризма, то взаимное заимствование социально-политических практик является неизбежным.

Запад вводит в практику идеологические преследования и цензуру, спецслужбы приобретают свойства тайной политической полиции (частичное возвращение всего этого мы наблюдали под знаменем «борьбы с международным терроризмом»), а Восток начинает стремится к жесткой «монетаристской» сбалансированности финансов (это ведь при Брежневе уполовинили пенсии работающим пенсионерам), но и вызывает капитализм на соревнование по обеспечению масс потребительскими благами (и констатировав свой проигрыш, честно сдаётся).

На самом деле конвергенцию придумали на Западе, ошалев от ужаса перспективы ядерной войны.

Суть теории конвергенции проста: если либеральный капитализм и «реальный», т.е. европейский социализм - это только две модели модернизации (тогда говорили «индустриального общества»), то зачем воевать из-за различия организации работы промышленности, при цивилизационном единстве по остальным вопросам.

И технократам, пытающимся пропихнуть в предельно идеологизированную и бюрократизированную экономику соцстран хоть немного рыночного стимулирования, такой подход очень нравился. Однако, такой подход означал «демобилизацию» социалистических обществ, неизбежно влекущий их распад как рыночно-неконкурентноспособных.

Но лозунг конвергенции был необычайно удобен для обсуждения диссидентами декоммунизации.

Ведь это было не обсуждение свержения обанкротившейся соввласти, но дискуссии об её «улучшении», якобы с учётом имеющегося опыта соцстран: многопартийность как в ГДР и Польской <прости-господи> Народной республике; самоуправление трудовых коллективов, как в Союзной Югославии; частные лавочки и кооперативы вместо колхозов, как в не менее «Народной» Венгрии... 
Вот, дескать, в Госплане - план, но и в японском министерстве промышленности и торговли - план, поэтому как бы исхитрится, чтобы вместо «Автоваза» было «Мицубиси»... Сейчас бы сказали, что предлагался «гибридный социализм». 

В упаковку конвергенции можно было запихнуть очень много антитоталитарных инициатив. Тем более для людей, привыкших требовать верховенства права под лозунгом «соблюдайте вашу <сталинскую> конституцию».

Но всё изменил переворот Пиночета в сентябре 1973 года. Выписывание тонких «идеологических» нюансов сменило злорадное предвкушение «мы вас будем немножко вешать».

Неиспользованные диссидентами теоретические «кружева» пригодились спустя полтора десятилетия, уже в 1987-89 годах, при обосновании горбачевистами «социалистической» и даже «истинно-ленинской» сути перестройки.

Я назвал «теорию конвергенции» троллингом коммунистов, потому что она напомнила католические увещевания восточных церквей по поводу преодоления Великой Схизмы (Раскола 1054 года), именуемое невыносимым для православного уха слово «Уния». 
Дескать, мы оставляем вам все ваши обряды и язык богослужения. Небольшой богословский компромисс и признание верховенства Римского Епископа (Папы) над императором, ставящего («симфонизирующего») патриарха или главу синода. 

Но Уния означала отказ от признания и уважения Западом цивилизационной особенности Восточного Средиземноморья и Руси (а не восприятия их как такого же исторического тупика, каким было развитие остальных восточных цивилизаций ко времени прихода европейских колониальных империй).

Точно также, сведение противоречия между Западом и Соцлагерем к нюансам управления экономики и политики социального обеспечения перечёркивало эсхотологическую, квазирелигиозную суть коммунизма.

Но если нет аскетического служения великой утопии всемирной справедливости, а есть лишь обсуждение <внеклассовых> «общечеловеческих ценностей» и различных моделей социального обеспечения, защиты природы, научного прогресса и гуманистического просвещения, то оказывается, что в историческом споре с большевизмом были правы социал-демократы (меньшевики), что сталинизм - это антирыночная форма фашизма, а «противодействие империализму» - лишь очень кровавая и очень дорогостоящая Большая геополитическая игра.

Полный декаданс советского коммунизма, когда консерваторы твердили, что вот в Швеции «тоже социализм», а израильские киббуцы - это такие успешные «колхозы», и поэтому не надо отказываться от проверенных форм, а надо их совершенствовать - был впереди.

Но вот теперь к интересной теме, а кому и почему люб давно истлевшей труп «теории конвергенции капитализма и социализма».

В начале 90-х, в разгар сокрушительных для бюджетной интеллигенции «гайдаровских реформ», мне пересказали сетования обнищавшего научного сотрудника, ностальгирующего о советских социальных гарантиях.

Ему объясняли, что «в пакете» полагаются КГБ, соцреализм, выездные визы и лагерные сроки за хранения самиздата. Он же хотел, что бы не только не возвращались эти тоталитарные ужасы, но и чтобы был доступ к ксероксу за 5 советских коп. за страницу (полбуханки ржаного хлеба). 
Но тогда это будет «просвещенный аболютизм», а не социализм, разъясняли бедолаге. Потому что не знали словосочетания «гибридный строй». 

Мечта российской интеллигенции о «конвергенции» - это грёзы об обществе, в котором её достойно содержит государство, но не только не требует за это политического проституирования, но, напротив, обеспечивает статус «жрецов/философов».

Правители внимают интеллигентским рекомендациям, и, в свою очередь, не только дают интеллигенции возможность воспитывать широкие народные массы, нести им «духовность и нравственность», но и организационно это обеспечивают - телевизионными студиями, тиражами и принуждением школьников и студентов к изучению их опусов...

В других странах интеллигенция временами бывает мечтает взять власть и строить свою утопию. Иногда это удаётся. Например, 100 лет назад в России.

Однако в России советской и постсоветской интеллигенция мечтает использовать власть для строительства своей утопии.

Это, кстати, о и разнице между католической и православной церквями...