Ленин - первый русский царь, который одел кепку

Ленин вызывающе не романтичен, и его очень легко забыть. Вся беллетристика о нем была низкокачественной. Сам он внешне не экзистенциален.

Парадокс в том, что Ленин не подпадает ни под один наш штамп трагического героя или такого хитрого убийцу наподобие Сталина. Но вообще-то говоря, может быть самое главное, что Ленин первый русский царь, который надел кепку.

Крестьяне нашли в нем мужицкого царя, Александр Блок нашел скифскую евразийскую Россию. Интеллигенция увидела вождя мировой революции. И даже, в конце концов, белые офицеры нашли в нем государственника. Это абсолютное исполнение тайных желаний масс, элиты и даже врагов.

Такое дистиллированное наслаждение. Но мы невротики. Мы не можем и наслаждаться, и проанализировать, допустить, чтобы кто-то проанализировал наше поведение и наше наслаждение. Поэтому, кстати, мы с трудом выносим друг друга, если не пьяные, не жертвы и не в постели. А Ленин наша коллективная жертва. Мы его сперва захотели, а потом сто лет стараемся забыть. И так могущественно повлияв на страну и на век, он оказался жертвой их обоих.

Можно провести параллель между Путиным и Лениным, и почти любым современным российским мужиком. Но мы не решаемся на это. Нам кажется кощунственной даже такая связь.

Одним она кощунственна, потому что он слишком велик с их точки зрения, а для других он злодей опять-таки. Поэтому все они носят в себе маленького Путина и его прячут, но он там в каждом сидит.

Путин, как и Ленин, тоже имеет все шансы стать коллективной жертвой своего времени и своей страны. Это не значит, что он не может превратить в жертвы других и всех нас, но это связанные вещи. Мы отрицаем эту связь, а отрицая эту связь, мы становимся ее рабами.

Я не профессиональный историк и делюсь скорее наблюдениями, чем архивными находками.

Ленин мне интересен как русская судьба в политике, когда политика становится для человека неизбежной, когда нельзя уже отвертеться от нее. В России же всегда так сдачи слишком большие, а люди запаздывают. И когда берешься за дело, надо выбирать между никчемностью и риском превратиться в монстра. А потом, когда мы начинаем писать свою историю, мы прибегаем к самообману монстры всегда были монстрами, добряки всегда были добряками. Это чепуха, но в России в нее верят.

Мы судим русскую историю точно так же, как ФСБ и российский суд судят нас самих, то есть предельно не справедливо и приговор уже заранее у нас в кармане. Поэтому мы никого не можем понять сегодня, именно сегодня. И поэтому мы не можем понять людей, которые на виду, о которых все известно, известен опыт, известна ошибка, известно, на чем они сломали шею. И все равно мы не смотрим на них. Поэтому мы бесконечно составляем списки. Вот список творцов, вот список народных любимцев, список русских героев или злодеев.