Я уже много раз говорил и писал, что нынешняя власть косплеит не Советский Союз. Она косплеит Российскую империю XIX века. И практически все сегодняшние параллели с Советским Союзом касаются того, в чем сам Союз был похож на свою предшественницу.
Косплей, надо сказать, выходит довольно удачным. Два года назад, составляя базу высказываний Бисмарка о России, я зачитывал избранные цитаты жене. Она смеялась и говорила: «Ничего не поменялось за полтора века». Год назад, когда я переводил записки Швейница – германского посла в Петербурге в 1876-92 годах – мне порой казалось, что я читаю современника, который сидит где-то в соседней квартире и смотрит из окна на ту же реальность, что и я. Если кто не верит – почитайте, хотя бы, русскую классику соответствующего периода. Гоголь, Салтыков-Щедрин, Некрасов, Чехов.
Ну хорошо, - скажут мне, - ладно власть. А вот если мы говорим о том, что происходит в обществе, тут-то царский режим при чем? Он был давно, его никто не помнит.
На это я отвечу, что происходящее в обществе объясняется сложным переплетением процессов разной длительности. Здесь важно и то, что происходило непосредственно на глазах людей, и культурная память, переданная прошлыми поколениями. Глубинные установки, менталитет общества вообще трудно изменить в короткие сроки даже при большом желании.
Но если мы все-таки берем недавнее прошлое, то нынешняя реальность, на мой взгляд, это в первую очередь продукт девяностых. Да, я знаю, что над страшилками о «проклятых девяностых», которые активно транслирует госпропаганда, в последние годы модно смеяться. Но наличие пропагандистских страшилок никак не отменяет того факта, что девяностые (особенно первая их половина) были весьма поганым временем для подавляющего большинства жителей страны. Безработица, нищета, разгул преступности, повсеместная коррупция, заказные убийства, грязная политика – все это не выдумки современной пропаганды, а суровая реальность. Можно (и нужно) обсуждать, почему все было так и могло ли быть иначе, но факт остается фактом: оно действительно было и стало тяжелой травмой для основной массы населения. По крайней мере, для тех, кто родился с начала пятидесятых по начало восьмидесятых.
Я знаю достаточное число умных, состоявшихся, независимых, самодостаточных людей из поколения моих родителей, которые резко негативно отнеслись к Болотной десять лет назад. По одной-единственной причине: «Мы не хотим обратно в девяностые». Травма – реальная, а не созданная пропагандой – оказалась настолько тяжелой, что перекрывала вообще все. И это, повторюсь, люди, которые всего добились сами, и добились по меркам нашей страны довольно многого; что уж говорить о миллионах не столь благополучных или более зависимых от государства? Я мог бы еще написать о множестве тех, кто встретили девяностые сторонниками реформ, а проводили их убежденными сталинистами – до всякого Путина – но это отдельная большая тема для разговора.
Я выступаю против той «оптики», которая концентрируется на чем-то одном, а все остальное помещает в обширное слепое пятно. Как и любая историческая ситуация, нынешняя по-своему уникальна и не является банальным повтором минувшего. В то же время у нее весьма разветвленные исторические корни, которые уходят в разные периоды нашего прошлого.
И еще, чтобы два раза не вставать. Думать о прошлом, конечно, очень важно. Но самое важное – думать о будущем. Часто приходится слышать фразы о том, что «пока мы не разберемся со своим прошлым, мы не сможем ничего построить». В результате сбивается фокус, вместо планирования будущего получается самодостаточное и потому бесплодное «преодоление прошлого». Оно и понятно: обвинять, разоблачать и осуждать – легко и приятно; конструировать, созидать, придумывать что-то реальное и реалистичное – сложно, требует большого труда и умения идти на компромиссы.