Так, он первым из Америки предупреждал российских коллег, что для выявления общественного мнения надо применять косвенные методы: советский и за ним и постсоветский человек – приспособленец и двоемыслец, и отвечает на вопросы социологов так, как велит телевизор или страх перед начальником. Дома, в кругу близких он будет высмеивать то, что ответил социологу или начальнику. Шляпентох знал, что говорил: он стоял у истоков массовых опросов в СССР в 1960-е, и до конца 1970-х провёл десятки масштабных исследований советских людей. Одно только его исследование советской интеллигенции по анкетам в «Литературной газете» чего стоит.
А американского человека он определял более примитивным, чем советского и постсоветского – он продукт пропаганды и круга его семьи, и взгляды его закреплены скорее всего навечно: реднек и баптист всегда будет голосовать за республиканцев, а университетский профессор - за демократов. Так же Калифорния на президентских выборах всегда будет за демов, а Луизиана – за респов. Работать политикам в США надо только с маленькой неопределившейся, маятниковой группой не более 5-10% американцев. Через десятилетие правота Шляпентоха подтвердилась, когда Трампу в 2016 году удалось перетащить на свою сторону эту маятниковую группу. И сегодня политики и социологи в США работают только с этой группой, и то в 5-8 колеблющихся штатах.
Про современную Россию он говорил, что у нас создан уникальный внеидеологический режим, в котором главная скрепа – деньги. Деньгократия – так можно назвать наш строй. Появляющиеся у власти же время от времени какие-то идеологические выверты – вроде либерализма, патриотизма, социализма – не более чем тактическая политтехнология под конкретную задачу.
И этим силён наш режим. И одновременно – уязвим. Когда на стыке нулевых и десятых, на фоне Болотных протестов в России заговорили о создании оппозиционной коалиции, о воздействии на власть, Шляпентох предупреждал российские горячие головы – это пустая трата сил. Эта версия власти жива, пока есть деньги, и падёт – когда денег не будет. Если у вас нет возможности повлиять на приток денег, то ваша борьба – пустая.
Шляпентох тогда писал:
«Я полагаю, что партия в СССР, при том, что она была каркасом тоталитарного режима, играла конструктивную роль в обществе. Она была единственной силой, которая координировала и стимулировала многие полезные виды деятельности в стране и поддерживала порядок и мораль в стране. Такова марксистско–ленинская, она же гегелевская, диалектика. Философ Александр Зиновьев был прав, когда утверждал, что члены парторганизации в любом учреждении были в моральном и профессиональном отношении намного выше, чем беспартийные.
Главное отличие между постсоветским периодом и советским – это наличие крупной частной собственности, огромных денег, которыми оперирует и власть, и бизнес. Поэтому возможностей финансировать интеллигенцию, высокообразованных людей, обеспечить им высокий уровень жизни, особенно в медиа, в искусстве, - у правящего класса в современной России гораздо больше, чем в советские времена. И это поразительно, что в администрации президента, как мне известно достоверно, запросто могут позвонить каким-то крупным бизнесменам и потребовать, чтобы они выдали определенную сумму денег наличными или социологу, или представителю искусства, - кому угодно. Оказалось, что деньги более чувствительно управляют интеллигенцией, чем даже страх перед КГБ или другими инструментами, которыми пользовались в советские времена».