23 апреля президент США Барак Обама принес публичные извинения за гибель на пакистано-афганской границе двух заложников Аль-Каиды в результате ракетного удара, нанесенного с беспилотника.
Операция, о которой идет речь, была осуществлена еще в январе, ее целью было уничтожение двух членов упомянутой террористической организации, американских граждан, а о том, что в здании находятся также заложники, в то время известно не было.
Председатель Юридического комитета в Сенате республиканец Чак Грассли отозвался о выступлении президента с некоторым сомнением, предположив, что оно вызвано в первую очередь желанием опередить сообщения в прессе.
Гибель невинных людей не отменишь, но такое извинение, казалось бы, можно только приветствовать.
У нас есть с чем сравнивать: извинись Владимир Путин хотя бы за часть той крови, в пролитии которой он прямо или косвенно повинен, — допустим, за детей Беслана, — он сделал бы пусть небольшой, но все же шаг в сторону человекоподобия.
И, однако, сомнения рассеяны не полностью, хотя у меня они несколько иного рода, чем у Грассли.
Один из погибших заложников — американец по имени Уоррен Уайнстайн, которого держали в плену с 2011 года, другой — итальянец Джованни Ло Порто, находившийся в руках Аль-Каиды с 2012-го.
Как пояснил Обама, перед нанесением удара были приняты все меры, чтобы удостовериться, что на целевом объекте не было никаких «гражданских» лиц, но этих мер оказалось недостаточно.
Означает ли такое признание, что на объекте больше не было никого из посторонних?
Президент ничего об этом не сказал, но мы вправе догадываться.
Впрочем, не только догадываться.
О том, что при ликвидации подозреваемых в причастности к террору нередко гибнут люди, не имеющие к нему никакого отношения, давно известно, в подобного рода операциях это практически неизбежно.
Здесь, конечно, есть нравственная проблема, но можно возразить, что других средств ведения войны человечество не придумало: мирные жители гибнут даже в ходе самых тщательно спланированных акций.
По данным неправительственной организации Бюро расследовательской журналистики, число мирных жителей, погибших при ударах с беспилотников, составило к январю 2014 г. от 400 до 900 человек, в т. ч. от 150 до 200 детей.
Эту организацию кое-кто обвиняет в левых пристрастиях, но с тем, что большинство невинных жертв — отнюдь не западные заложники, поспорить затруднительно.
Почему же, в таком случае, президент США счел нужным принести прямые извинения только родным и друзьям заложников?
Нет ли в этом признаков разделения людей как минимум на два сорта — наших, заслуживающих персонального подхода, и не-наших, учитывающихся только в статистике?
Не приходится удивляться тому, что за пределами западного мира (но отчасти и в его пределах тоже) извинения Барака Обамы не вызвали ничего, кроме взрыва возмущения.
Некоторые образцы такой реакции приводит Гленн Гринуолд на сайте Intercept.
В частности, по мнению пакистанского юриста Шахзада Акбара, защищающего интересы родственников ста пятидесяти жертв американских беспилотников, — скорбя исключительно о западных заложниках, Обама как бы говорит местным жителям: «вы не имеете значения, вы дети худшего бога, и я буду оплакивать только западные жертвы».
Таким образом, отмечает Гринуолд, крепнет миф о том, что в противостоянии Запада миру ислама невинные жертвы есть только с нашей стороны.
И, конечно же, это пополняет ряды сторонников джихада.
Не надо быть большим знатоком истории, чтобы проследить истоки такой сортировки: это очевидные последствия колониальной ментальности.
Сегодня нам это может показаться странным, но многие из энтузиастов западного империализма были либералами — имена Жоржа Клемансо и Дэвида Ллойд-Джорджа, по крайней мере, еще не канули в безвестность.
Исторически либерализм — обширная территория, простирающаяся от умеренно правого до умеренно левого фланга политического спектра, хотя в разные эпохи преобладали разные сегменты.
Общим для всех направлений было признание автономии личности и свободы ее от произвола власти, но понималось это по-разному применительно к населению метрополии и колоний — предполагалось (порой неохотно), что лишь первое доросло до полноты прав, тогда как второе может прийти к ней только по итогам продолжительного воспитательного процесса под мудрым руководством колониальных властей.
Такое отношение к колониальным подданным, конечно же, граничило с расизмом, но надо помнить, что еще на рубеже XIX-XX столетий расизм не был однозначно изгнан из цивилизованного дискурса.
Примерно таким было отношение к имперской миссии Британии классика либеральной мысли Джона Стюарта Милля: он не сомневался в необходимости эмансипации колоний, но не полагал эту необходимость немедленной.
Именно об этой миссии писал и Редьярд Киплинг в известном стихотворении «Бремя белых».
Когда во второй половине XIX века Франция разделила колонизированный Алжир на департаменты по образцу метрополии, право избирать и быть избранными получили только французские переселенцы, которых к тому времени там было уже достаточно много. Что касается местных жителей, то они были французскими подданными без всяких гражданских прав — исключение делалось для тех, кто доказал свою «ассимилированность», в первую очередь знанием французского языка.
Такова была, с различными национальными вариантами, политическая либеральная доктрина того времени.
После Первой мировой войны президент США Вудро Вильсон добивался права на самоопределение для народов Австро-Венгерской империи, а вот судьба народов Османской беспокоила его мало.
Все эти доктрины вековой давности сегодня сданы в архив, и либерализм, по крайней мере формально, стал универсальным и инклюзивным. Но мы до сих пор проговариваемся, чуть ли не на каждом шагу.
Идея исходного равенства людей, независимо от любых обстоятельств, до сих пор не пустила достаточно глубоких корней в нашем сознании.
Злая ирония заключается в том, что на этот раз проговорился, в пользу «белых», чернокожий президент США.
Почти одновременно с этим конфузом случилась чудовищная катастрофа у берегов Ливии. Судно с беженцами из разных стран по некомпетентности капитана натолкнулось на грузовое, которое пыталось оказать помощь терпящим бедствие. В результате погибло, по приблизительным оценкам, от 800 до 900 человек, в том числе женщины и дети.
Подобные истории в Средиземноморье сегодня происходят чуть ли не ежедневно, но на этот раз масштабы несчастья побудили Евросоюз к действию: министры иностранных дел стран ЕС, собравшись на совещание, объявили объявили о пакете неотложных мер, предусматривающем, в числе прочего, усиление борьбы с главарями сети по переброске беженцев в Европу и ускоренную депортацию самих беженцев по предполагаемому месту жительства.
Уполномоченная ЕС по иностранным делам Федерика Могерини заявила, что беженцы заслуживают гуманного отношения и уважения к своему человеческому достоинству, но тут же не преминула заметить, что ответственность за их судьбу несут не только европейцы, но и страны, откуда беженцы родом.
Здесь можно увидеть двусмысленность того же рода, что и в извинении Обамы, хотя на этот раз она явно не является оплошностью.
Страны, о которых говорит Могерини, часто находятся в таком состоянии, что возложить там ответственность практически не на кого — та же Ливия с ее двумя соперничающими правительствами находится в состоянии фактической анархии.
То есть ее слова можно понимать как известную формулу из Ильфа и Петрова: спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
Мне почему-то не кажется, что Могерини стала бы подобным образом делить ответственность в случае Джованни Ло Порто.
Что касается вышеупомянутых экстренных мер, то они тоже не выдерживают пристального рассмотрения.
До конца октября прошлого года Италия осуществляла вокруг своих берегов массовую спасательную операцию Mare Nostrum, которая уберегла от верной гибели тысячи людей. Но эта акция обходилась Италии в 9 миллионов евро ежемесячно, не учитывая дальнейших расходов по размещению 150 тысяч беженцев, и тогда ее правительство обратилось за помощью к Евросоюзу.
Евросоюз отказался взять на себя финансирование Mare Nostrum, была объявлена новая операция Triton, существовавшая на добровольные и весьма скудные пожертвования некоторых отдельных стран.
Результат налицо: число погибших в средиземноморских водах с января по 20 апреля в 18 раз превысило цифры за тот же период прошлого года.
А экстренные меры, торжественно провозглашенные министрами иностранных дел, предусматривают от силы треть финансирования Mare Nostrum.
Поучительно понять, почему благородная инициатива итальянцев была похоронена.
Главным оппонентом выступила Великобритания: ее аргумент сводился к тому, что в результате спасения утопающих тысячи идущих вслед за ними преисполняются энтузиазмом.
Цинично расшифрую: как только они станут чаще идти ко дну, их рвение ослабнет.
Никаким уважением к человеческому достоинству здесь даже не пахнет, в людях видят исключительно поголовье.
Великобритания же проявляет минимум щедрости в предоставлении убежища, далеко отставая от таких стран, как Германия или Швеция.
Никто не закрывает глаза на огромные проблемы, которые причиняет Европе наплыв пришельцев из регионов бедствия.
Но этих проблем не ликвидируешь, попросту сделав вид, что их нет.
От человеческого горя можно отгородиться стеной только за счет фатального повреждения собственной совести.
И до тех пор, пока один западный заложник уравновешивается на моральных весах поголовьем посторонних мусульман или утонувших беженцев, либерализм будет оставаться исключительно внутренней доктриной Запада, в которой другие лишены доли.
Использованная литература: источник