Что, если окружение Трампа уже капитулировало перед Путиным?

4 апреля, 09:43
В начале весны 2025 года, когда Америка балансирует между усталостью от демократии и соблазнами авторитаризма, одна, сказанная вполголоса фраза в Вашингтоне могла раскрыть миру больше, чем любые саммиты, речи или газетные заголовки.

«Те, кто готов променять свободу на безопасность, не достойны ни того, ни другого».
— Бенджамин Франклин

В начале весны 2025 года, когда Америка балансирует между усталостью от демократии и соблазнами авторитаризма, одна, сказанная вполголоса фраза в Вашингтоне могла раскрыть миру больше, чем любые саммиты, речи или газетные заголовки.

Кирилл Дмитриев — глава Российского фонда прямых инвестиций и давно считающийся доверенным эмиссаром Владимира Путина — во время визита в столицу США заявил, что окружение Дональда Трампа «в целом признаёт» позицию Кремля о невозможности вступления Украины в НАТО.

Никто не вспыхнул возмущением. Не последовало экстренной пресс-конференции. Ни один из ведущих американских политиков не выступил с опровержением.
Молчание прозвучало громче любых слов.

Шепот капитуляции

Остановимся и подумаем. Со дня своего основания Соединённые Штаты утверждали своё глобальное лидерство через веру в право народов на самоопределение и моральный долг защищать свободу. Да, на практике это соблюдалось далеко не всегда — но именно эти идеалы формировали американскую внешнюю политику: от Четырнадцати пунктов Вудро Вильсона до «империи зла» Рональда Рейгана.

Принятие российской «красной линии» по Украине означает отказ от этих идеалов. Это признание, что голый империализм — это не преступление, а предмет переговоров. Что суверенитет малых наций — не право, а привилегия, которую можно оспаривать. Что ядерная автократия может решать, кто достоин свободы, а кто — нет.

Иначе говоря, это капитуляция.

Кирилл Дмитриев — не просто «кто-то»

Дмитриев — не просто экономист или глава фонда. Он был ключевой фигурой на печально известной встрече на Сейшелах в 2017 году, где представители команды Трампа, как сообщалось, пытались установить неофициальный канал связи с Кремлём. Он мягко говорит — но доносит жёсткие месседжи. Это дипломат без титула, но с миссией.

Его утверждение о позиции Трампа в отношении Украины нельзя воспринимать как частное мнение. Это политический сигнал. Или зондаж почвы.

И если это правда — если в окружении Трампа уже началась «сдача» украинского суверенитета — то США вступили в новую фазу внешней политики, где демократия — не ценность, а предмет торга.

Аппетит к умиротворению

Есть слово, обозначающее готовность дать диктатору то, что он хочет, в обмен на обещание мира. Это слово — умиротворение. В 1938-м его попробовали в Мюнхене. Сегодня — в другой обёртке, под соусом «реализма» и «геополитической сдержанности» — нам снова подсовывают ту же отраву.

Но в реальности отказ от Украины — не благоразумие, а предательство.

Украина — действующая демократия. Несовершенная, но живая. Она сознательно выбрала путь в Европу. Она платит за это кровью. И если её отталкивают от НАТО не потому, что она не готова, а потому что так требует Москва — это уже не осторожность. Это медленная капитуляция.

Цена морального компромисса

Какова цена такого компромисса?

Не только в разрушенной Украине. Не только в том, что автократы — от Пекина до Будапешта — почувствуют силу. Цена — в размывании самого американского мифа о себе: как о стране, которая пусть и несовершенна, но стремится быть оплотом свободы.

Заявление Дмитриева, если оно не опровергнуто — это сигнал всему миру, что американские ценности можно торговать. Что защита демократии — не долг, а опция. Что страна, которая когда-то сбрасывала продукты в блокадный Берлин, теперь может беззвучно сдать свободную страну на задворках конференц-зала в Вашингтоне.

Что должно произойти сейчас?

Если слова Дмитриева — ложь, это должно быть немедленно и публично опровергнуто. Прямо. Ясно. Без двусмысленностей.

Если правда — то Америка стоит у порога, за которым начинаются процессы, более опасные, чем кажется.

Потому что самая страшная угроза демократии сегодня — не в танках под Киевом.
Она — в тишине в самом Вашингтоне.