Это вам, потомки!

23 сентября 2015, 11:24
Обыкновенная порядочность - как же нам не хватает её в жизни!

Анатолий Борисович Мариенгоф, поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия.

Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов.

Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным.

Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов Циники и Екатерина и автобиографической трилогии.

Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний - Роман без вранья , Мой век, мои друзья и подруги и Это вам, потомки! - как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название Бессмертная трилогия .

Впервые мемуары Мариенгофа представлены читателю так, как задумывал это автор, ниже цитата из трилогии:

На девятнадцатом году революции Сталину пришла мысль (назовём это так) устроить в Ленинграде чистку . Он изобрёл способ, который казался ему тонким: обмен паспортов. И десяткам тысяч людей, главным образом дворянам, стали отказывать в них. А эти дворяне давным-давно превратились в добросовестных советских служащих с дешёвенькими портфелями из свиной кожи. За отказом в паспорте следовала немедленная высылка: либо поближе к тундре, либо к раскалённым пескам Каракума.

Ленинград плакал.

Незадолго до этого Шостакович получил новую квартиру. Она была раза в три больше его прежней на улице Марата. Не стоять же квартире пустой, голой. Шостакович наскрёб немного денег, принёс их Софье Васильевне и сказал:

Пожалуйста, купи, мама, чего-нибудь из мебели.

И уехал по делам в Москву, где пробыл недели две. А когда вернулся в новую квартиру, глазам своим не поверил: в комнатах стояли павловские и александровские стулья красного дерева, столики, шкаф, бюро. Почти в достаточном количестве.

И всё это, мама, ты купила на те гроши, что я тебе оставил?

У нас, видишь ли, страшно подешевела мебель, ответила Софья Васильевна.

С чего бы?

Дворян высылали. Ну, они в спешке чуть ли не даром отдавали вещи. Вот, скажем, это бюро раньше стоило

И Софья Васильевна стала рассказывать, сколько раньше стоила такая и такая вещь и сколько теперь за неё заплачено.

Дмитрий Шостакович Дмитрий Дмитриевич посерел. Тонкие губы его сжались.

Боже мой!..

И, торопливо вынув из кармана записную книжку, он взял со стола карандаш.

Сколько стоили эти стулья до несчастья, мама?.. А теперь сколько ты заплатила?.. Где ты их купила?.. А это бюро?.. А диван?.. и т. д.

Софья Васильевна точно отвечала, не совсем понимая, для чего он её об этом спрашивает.

Всё записав своим острым, тонким, шатающимся почерком, Дмитрий Дмитриевич нервно вырвал из книжицы лист и сказал, передавая его матери:

Я сейчас поеду раздобывать деньги. Хоть из-под земли. А завтра, мама, с утра ты развези их по этим адресам. У всех ведь остались в Ленинграде близкие люди. Они и перешлют деньги туда, тем Эти стулья раньше стоили полторы тысячи, ты их купила за четыреста, верни тысячу сто И за бюро, и за диван За всё У людей, мама, несчастье, как же этим пользоваться?.. Правда, мама?..

Я, разумеется, сделала всё так, как хотел Митя, сказала мне Софья Васильевна.

Не сомневаюсь.

Что это?..

Пожалуй, обыкновенная порядочность. Но как же нам не хватает её в жизни! Этой обыкновенной порядочности!